Эмпирические исследования предметности восприятия

8.3. Эмпирические исследования предметности восприятия

  Ниже мы рассмотрим ряд известных эмпирических исследований, которые связаны единством тематики: несмотря на различие конкретных задач они посвящены не изучению частных аспектов восприятия, а более глобальной проблеме — построению целостного образа предметного мира. Представленные ниже результаты объединены общим подходом, или парадигмой, построения эмпирического исследования: экспериментаторы создают необычные условия для зрительного восприятия. Исходя из известной двуплановости восприятия вводят явное несоответствие между чувственной тканью и предметным содержанием, т.е. с помощью искажения проксимального стимула нарушают привычную структуру перцептивного образа, а затем изучают, как изменилось предметное восприятие, оценивая эффекты перцептивной адаптации.

  Искажение сетчаточных образов достигается с помощью использования специальных устройств-очков, снабженных линзами и призмами, изменяющими положение или ориентацию проксимального стимула. Используются следующие приемы.

1. Инверсия — переворачивание изображения по вертикали, т.е. меняется положение верха и низа.
2. Реверсия — переворачивание изображения по горизонтали, т.е. то, что расположено слева от наблюдателя, проецируется в правую сторону сетчатки.
3. Инверсия и реверсия одновременно.
4. Смещение проекции объекта в поле зрения на определенный угол.
5. Изменение знака диспаратности, вызывающее искажение восприятия глубины.
6. Смещение изображения во времени: нарушение сенсомотор-ной координации «глаз—рука» с помощью введения временной задержки между движением руки и видеоизображением на мониторе.

8.3.1. Изменение ориентации проксимального стимула: восприятие перевернутых и смещенных изображений

  Английский психолог Дж. Стрэттон был первым экспериментатором, доказавшим возможность перцептивной адаптации к 

Рис. 118. Опыт Стрэттона, в котором он видел самого себя (в зеркало), подвешенным в пространстве перед глазами. Он совершал с этим оптическим приспособлением загородные прогулки [37] 
 

инверсии и реверсии сетчаточного изображения [37; 93]. Он сам был испытуемым, носившим монокулярно линзы, создававшие инверсию и реверсию одновременно.

  Было проведено три эксперимента. В первом он носил линзы три дня, во втором — восемь дней. В первые часы он сообщал, что видимые предметы казались иллюзорными и нереальными. Дж. Стрэттон записал в дневнике: «...запечатленные в памяти зрительные впечатления, возникшие при нормальном зрительном восприятии, продолжали оставаться стандартом и критерием для оценки реальности. Таким образом, предметы осмысливались совершенно иначе, чем воспринимались» [37, 224\. На четвертый день он уже мог видеть свои руки и ноги правильно ориентированными по вертикали, даже если и пытался сосредоточиться на их новом виде. На пятый день он уже мог гулять вокруг дома, предметы, на которые он смотрел, казались ему почти нормальными, и только внимательно вглядываясь в них, он замечал, что они все-таки перевернутые¹. После снятия очков на восьмой день исследователь в течение нескольких часов видел картину, сбивающую его с толку, почти не понимая, что происходит, хотя окружающие предметы и не казались ему перевернутыми.

  В третьем эксперименте он в течение трех дней (около 24 часов) носил оптическую систему, смещавшую изображение на 90° так, что изображение собственного тела казалось ему расположенным горизонтально впереди него, на уровне собственных глаз (рис. 118).

  Описывая полученные результаты, автор сообщал о чувстве исчезновения реальности, сопровождающем обычное восприятие, следующим образом: «У меня было такое чувство, будто я нахожусь вне собственного тела... исчезла реальность состояния, и мои действия, за которыми я наблюдал, сопровождались своего рода призраками этих действий, называвшихся старыми зрительными терминами» [37, 226\.

  Исследования Дж. Стрэттона были продолжены в разные годы П. Эвертом (1930, 1936) иДж. иДж. Петерсонами (1938). В их экспериментах использовались бинокулярные линзы, более длительные периоды адаптации к перевернутому сетчаточному изображению (у Петерсонов — 14 дней), а также строгие измерения способности испытуемых локализовать предметы. Результаты показали, что полная перцептивная адаптация даже после 14 дней ношения очков так и не произошла, хотя моторная адаптация проходила успешно [37, 93].

  В более длительных и разнообразных опытах канадского психолога И. Колера получены сходные результаты [37]. Он провел серию длительных экспериментов², показавших практически неограниченные возможности адаптации к различным оптическим искажениям (инверсия, реверсия, инверсия + реверсия).

  Было установлено, что для полной перцептивной адаптации достаточно от 5 до 9 дней. Моторная адаптация была настолько эффективна, что испытуемые могли с инвертоскопом ездить на велосипеде или кататься на лыжах.

  Однако прочтение написанных слов было для испытуемых большой проблемой: если они мельком смотрели на слово, оно казалось им нормальным, но при внимательном разглядывании они воспринимали его как зеркальное. Интересный факт, полученный И. Колером, касался роли осязания на первых стадиях перцептивной адаптации: когда испытуемые прикасались к предметам, они неожиданно начинали восприниматься нормальными. Более того, прекрасный пример, показывающий преобладание предметного содержания образа над его искаженной сенсорной основой, дают результаты опытов со свечой. Свеча казалась перевернутой нижней частью вверх, пока ее не зажигали. Зажженная свеча всегда воспринималась как нормальная, т.е. с пламенем, идущим вверх. Таким образом, в том случае если перевернутое изображение было физически невозможным, оно перцептивно не переворачивалось, и испытуемые видели его нормальным.

  Весьма интересные и тонкие эксперименты по исследованию нарушения предметности восприятия при инвертированном зрении были проведены А.Д.Логвиненко под руководством А. Н.Леонтьева [73; 76]. Характеризуя суть исследований инвертированного зрения, А.Н.Леонтьев отмечал, что в них явно разводятся между собой поступающая на сетчатку сенсорная информация (чувственная ткань образа) и ее включение, встраивание в сознательный образ восприятия внешнего мира. А. Д. Логвиненко описал ряд интересных перцептивных феноменов инвертированного зрения, непосредственно связанных с нарушением предметности восприятия. Во-первых, это потеря константности видимого положения объектов в виду нарушения привычных координации в системах «глаз—голова» и «изображение—сетчатка»: «испытуемые всегда отмечают, что при ходьбе земля "колышется" в такт шагам, а при наклоне головы "вздыбливается"» [73, 77]. Во-вторых, как следствие потери константности положения исчезает константность видимой формы. В-третьих, все исследователи инвертированного восприятия отмечали картинность, нереальность, иллюзорность зрительного пространства, его отчужденность от испытуемого: «В нормальных условиях мы видим предметы, а при инверсии переживаем наличие образов» [73, 79].

  Суммируя результаты собственных экспериментов и данные других авторов, А. Д. Логвиненко пришел к выводу, что при инвертированном зрении зрительное пространство воспринимается человеком как «картинка», отображающая оптические свойства объектов и их отношения в видимом поле\ но происходит разрушение видимого мира как осознаваемой предметной субъективной реальности, соответствующей прошлому индивидуальному опыту человека.

  По-видимому, в подобных экспериментах перцептивная адаптация происходит не в виде построения нового видимого поля, т.е. субъективного перевертывания зрительного пространства, а в виде построения нового видимого мира. Большинство исследователей отмечают, что даже в конце периода адаптации, когда у их испытуемых вновь появлялось чувство реальности воспринимаемого мира, если их внимание было обращено на реальную ориентацию предметов в видимом поле, то они всегда видели их перевернутыми. Так, Дж.Стреттон даже на восьмой день эксперимента сделал следующую дневниковую запись: «Когда в силу каких-либо причин... в памяти отчетливо возникало преэксперименталь-ное ощущение положения собственного тела... Я словно смотрел на окружающее из перевернутого тела» (цит. по: [93, т. 2, 169]). Таким образом, вслед за А.Д.Логвиненко можно предположить, что в период адаптации происходит формирование параллельного видимого мира, соответствующего искаженной оптическим устройством чувственной ткани; что, в силу одновременного наличия и «старого» и «нового» видимого миров, период реадаптации проходит очень быстро, а сам процесс адаптации следует рассматривать как разновидность перцептивного научения. Суть этого процесса, по-видимому, заключается в овладении человеком способностью строить правильно ориентированный видимый мир на основе инвертированного зрительного пространства, устанавливая в ходе активного взаимодействия с окружающим физическим предметным миром новые устойчивые пространственные отношения, заново осмысливая их значение.

  Интересно, что построение нового видимого мира происходит эффективно только у человека и у высокоорганизованных животных. В экспериментах Дж.Фоли³ ношение обезьяной переворачивающих изображение очков в течение нескольких дней приводило к ее полной неподвижности, она отказывалась двигаться [93]. Только на восьмой день макака-резус обрела способность двигаться и правильно тянуться к предметам.

  В экспериментах X. Бишопа котята из экспериментальной группы, выращенные с рождения в темноте, носили линзы, инвертирующие изображение сверху вниз. Было показано, что они не испытывали больших трудностей в передвижении и по выполнению тестовых задач не очень отличались от котят контрольной группы [93]. При удалении призм котята из экспериментальной группы были в явном замешательстве (как и котята из контрольной группы, которым эти призмы надели), но уже через несколько дней и те и другие в основном приспособились к новым условиям.

  Известны опыты Р. Пфистера и Э. Хесса с ношением переворачивающих или смещающих изображение призм курами и цыплятами. Даже после истечения трехмесячного срока навык клевания зерен у них не восстанавливался и перцептивная адаптация к смещению проксимального стимула не наступала [37]. И. Рок описал опыты с прикреплением переворачивающих призм к рыбам, в них установлено, что адаптация так же не наступала [93]. По-видимому, построение новой (пусть даже очень простой) картины мира на искаженной сенсорной основе у этих животных оказывается невозможным.

  Другим хорошим примером возможности построения предметного восприятия на основе искаженной сенсорной основы служат результаты опытов, изучавших так называемые эффекты структурного последействия или адаптационного последействия [34; 73]. Эти опыты описаны еще Г. Гельмгольцем в его «Руководстве по физиологической оптике» (1867).

  Перед глазами испытуемого помещали клиновидную призму, которая искривляла сетчаточное изображение прямой линии-стимула. Если в течение нескольких минут он смотрел на вертикальную линию, то ее видимая кривизна исчезала, и она воспринималась как прямая вертикальная линия. После устранения клиновидной призмы наблюдателю в течение 1 — 2 минут (период реадаптации) казалось, что предъявляемая ему вертикальная линия искривлена в противоположную сторону. Подобные эффекты и называются адаптационным последействием.

  Кратко опишем основные подходы к исследованию эффектов последействия и полученные результаты [73]. В исследованиях американского психолога К.Харриса (1963) эксперименты состояли из трех серий: в первой (до надевания призм) испытуемый выполнял задачи на точность пространственной координации движения руки; во второй испытуемый с надетыми линзами, смещавшими изображение вправо на 11°, в течение 3 мин выполнял задачу попадания рукой в цель перед собой, видя свою руку и адаптируясь к смещенному изображению; в третьей серии линзы снимались и он выполнял те же задачи, что и в первой серии. Эффект адаптации оценивался как разность в точности выполнения тестовых задач в первой и третьей сериях. В подобных экспериментах по наличию адаптационного эффекта оценивается величина перестройки видимого мира. Адаптационный эффект составил в среднем по результатам трех тестовых заданий 55 % от величины бокового смещения изображения. Автор объясняет наличие адаптационных послеэффектов наличием проприоцептивного смещения, т.е. изменением чувства положения адаптированной руки. По-видимому, после адаптации к смещению имеет место конфликт между видимым и проприоцептивно ощущаемым положением руки, это межмодальное несоответствие разрешается в пользу видимого положения, и испытуемый начинает чувствовать руку там, где ее видит.

  В последующих экспериментах И.Ховарда (1967, 1968) методика К.Харриса была немного изменена: испытуемый не мог непрерывно наблюдать за движениями своей руки (они были скрыты крышкой стола), а на последней стадии движения замечал лишь кончики своих пальцев. В подобном эксперименте с ограниченной зрительной обратной связью И.Ховарду удалось добиться полной адаптации: разность в точности выполнения тестовых задач в первой и третьей сериях равнялась величине призматического смещения. Почти абсолютное превалирование в этом эксперименте зрительной модальности над проприоцептивной и отсутствие их взаимодействия в адаптационный период, по-видимому, и обеспечило 100% адаптацию.

  Таким образом, в ряде эмпирических исследований было установлено, что результат перцептивной адаптации заключается в формировании в ходе специально организованной активности испытуемого новой, измененной картины мира, пространственные координаты которой зависят от взаимодействия проприоцептивной и зрительной модальностей.

  Влияние собственной активности испытуемого на формирование трансформированного оптическими искажениями образа мира изучалось в оригинальных экспериментах Р.Хелда (1958—1963), проведенных как с людьми, так и с животными.

  Методика его экспериментов отличалась тем, что во время адаптационной серии испытуемые не выполняли двигательных упражнений на точность попадания в цель. Они просто совершали несколько движений рукой на однородном фоне, иногда даже и не догадываясь о наличии призматического смещения. В первой и третьей сериях испытуемые выполняли задания на точность попадания в зрительную цель, но при этом ни рука, ни результаты попадания наблюдению были не доступны. Таким образом, зрительная обратная связь о процессе и результате выполнения тестовых заданий исключалась. «Изюминкой» экспериментов Р.Хел-да было введение фактора активности испытуемого в адаптационный период. В условиях активной экспозиции испытуемые совершали движения руки в ритме, задаваемом ударами метронома. При пассивном условии рука испытуемого пассивно перемещалась экспериментатором. Основной экспериментальный эффект заключался в том, что адаптация наступает только при условии совершения испытуемым произвольных активных движений в поле зрения.

  В другом эксперименте Р.Хелда с многочасовой адаптацией к смещенному изображению использовались две группы испытуемых — «активные» и «пассивные». Первые в период адаптации самостоятельно передвигались по лабораторному помещению, вторых принудительно перемещали на кресле-каталке. Результаты в целом были аналогичны предыдущим: к концу эксперимента все «активные» испытуемые достигли полной адаптации, у «пассивных» же адаптация не наступила.