Характеристика современного состояния психологического знания (от середины XX века до наших дней)

     Психология  активно, порой на первых ролях стала  привлекаться к выполнению грандиозных  заказов по манипулированию индивидуальным и общественным сознанием: формирование имиджа (не лица, а нужной маски, личины) политиков; навязывание любых (часто  вредных, просто опасных) представлений, товаров, услуг; сотворение кумиров  молодежи; вовлечение в тоталитарные организации и мн. др. Время чистой психологии ради психологии ушло. Или  — иными словами — ушло время  безответственной психологии. Психология вполне повзрослела. Настала пора проявить личность, а значит осознать и выбрать  общие ориентиры и смыслы движения, понять и честно признать перед собой  и миром — какому образу человека мы собираемся служить, работать в нашей  профессиональной деятельности.[3]

     На  сегодня отсутствуют широкие  теории в рамках психологии. Данный факт свидетельствует о кризисном  состоянии современной психологии в России. Кроме того, отсутствуют  научные школы в психологии, подобные тем, которые существовали в 30-е годы. Сегодня ситуация в отечественной  психологии нуждается в более  сильных определениях, чем кризис. Дело в том, что в советский  период она развивалась не по нормальной логике кризисов, а по безумной логике катастроф, происходивших с наукой не реже, чем раз в 10-15 лет. И сейчас на состоянии психологии сказывается  их суммарное действие.

     Кризис  психологии, идущий перманентно (еще  в 20-х годах Л.С. Выготский писал  о кризисе в психологии, о том  же в 70-х говорил А.Н. Леонтьев), сегодня  может быть уверенно квалифицирован как кризис построения психологии по образцу (или идеалу) естественной науки.

     Итак, кризисная ситуация налицо. Наличествующий кризис носит преимущественно методологический характер. Действительно отечественная  психологическая наука переживает сейчас трудный этап, связанный с  радикальным пересмотром методологических посылок. Нельзя не согласиться с  мнением О.К. Тихомирова, отмечающего, что “методологический плюрализм  не должен рассматриваться как негативное явление”, в то же время методологический плюрализм не должен переходить в  методологическую растерянность, в  действия по принципу “все наоборот”. А.В. Брушлинский характеризует такие  действия следующим образом: “то, что  раньше отвергалось, теперь лишь поэтому  превозносится, а то, что считалось  хорошим, ныне просто отбрасывается  с порога”.

     Но, увы, нет теоретической парадигмы  в психологии. Во-вторых, в психологии уже давно существует естественнонаучная парадигма. Складывается или нет  в психологии альтернативная естественнонаучной гуманитарная парадигма? В социологии существует явное противоборство двух методологических ориентаций – естественнонаучной и гуманитарной. Гуманитарная парадигма  связана прежде всего с методами понимания, с интерпретацией смысла человеческих действий и т.п.

     В России кризис психологии переживается острее в силу особенностей нашей  социокультурной ситуации. Кризис российской психологии в конце второго тысячелетия  глобален, объемен, интернационален  и многопланов. Его проявления можно  усмотреть в самых разных плоскостях.

     На  сегодня четко определяет симптомы кризиса:

1) отсутствие  единой науки, дефицит устойчивого  знания, обилие альтернативных моделей  понимания и изучения психического;

2) углубляющийся  раскол между исследовательской  и практической психологией; 

3) конкуренция  со стороны паранауки, возникновение  пограничных между наукой и  ненаукой систем знания.[4]

     Анализируя  современное состояние психологической  науки, психологи отмечают, что в  этой дисциплине отсутствуют общие  правила построения и верификации  знания; различные психологические  школы или, как их называл А.Маслоу, «силы» представляют собой «государства в государстве», которые не имеют  ничего общего, кроме границ; психологические  теории даже не конфликтуют, а, как и  парадигмы Т.Куна, несоизмеримы друг с другом; то, что считается фактами  в рамках одних концепций, не признается другими; отсутствует сколь либо осязаемый прогресс в развитии психологической  науки, ибо обрастание психологических  категорий взаимно противоречивыми  представлениями трудно считать  прогрессом, и т.д.

     Несомненно, что кризис может быть разрешен только социальным путем. Кризис психологии может  быть преодолен только целенаправленной совместной работой психологического сообщества, т.е. социальным путем. Но первопричина кризиса лежит, по нашему мнению, именно в когнитивной плоскости и  заключается в неадекватном понимании  психологической наукой своего предмета.

     Положение психологии на пороге третьего тысячелетия, как мы видели, никак нельзя признать благополучным. Ее современное состояние  можно определить как глубокую диссоциацию букв «разъединение», «разделение». Этот термин (широко использующийся ныне в разных школах психиатрии и психотерапии) точнее всего, как представляется, описывает происходящее в этой области человеческого знания. В чем проявляется эта диссоциация в современной психологии (и в мировой, и в российской)?

     Во-первых, в традиционной для психологии кризисной  симптоматике, когда отсутствует  единый подход: нет основы, объединяющего  начала. «Психологий много, нет психологии». Впервые о кризисе начали говорить в семидесятые годы XIX столетия. В  первой трети XX века кризис вступил  в открытую фазу, выдающиеся психологи  посвятили его анализу свои труды (Л.С. Выготский, К. Бюлер, С.Л. Рубинштейн, К. Левин и др.). Кризис в истории  психологии имел много «ликов»: борьба между объективной и субъективной психологией, между объяснительной и понимающей, между психологией  материалистической и спиритуалистической, между поведенческой и психологией  сознания и т.д. В настоящий момент кризис выражается наиболее ярко в  противостоянии естественнонаучного  и герменевтического (гуманистического) подходов (см. подробнее Гараи, Кечке, 1997).Во-вторых, в противопоставлении научной (академической) психологии и  психотехник (практической психологии) (см. подробнее Василюк, 1996). Психологическая  практика, как это ни печально, чаще всего исходит из каких угодно теорий, но только не из концепций научной  психологии. Разрыв между теорией  и практикой в психологии, существовавший в двадцатые годы (о нем писал  Л.С. Выготский в 1927 году), ныне углубился, превратился в глубокую пропасть — в первую очередь, по причине  многократного увеличения масштабов  психологической практики.

     В-третьих, в разрыве между научной психологией  и концепциями и техниками, ориентированными на углубленное самопознание (от мистики  и эзотерических учений до современной  трансперсональной психологии и  т.п.). Действительно, человеку, интересующемуся  познанием «Я», ищущему свой духовный путь лучше обращаться не к научной  психологической литературе. Эта  «ниша» прочно оккупирована специалистами, далекими от научной психологии. В  крайнем случае, литература, поэзия и философия дадут в этом отношении  существенно больше, чем научные  психологические труды. Критика  В. Дильтеем (1894) научной психологии («в Лире, Гамлете и Макбете скрыто больше психологии, чем во всех учебниках  психологии, вместе взятых»), увы, по-прежнему актуальна.

     В-четвертых, в разрыве между психологией  западной и восточной. Верно, что  восточные учения в ХХ столетии стали  постоянной составляющей интеллектуальной жизни цивилизации. Но на научную, академическую  психологию они, практически, влияния  не оказали. В значительной степени  ассимилировавшая опыт восточной психологической  мысли трансперсональная психология сама до сих пор остается фактически непризнанной официальной наукой.

     В результате этих диссоциаций (перечень можно продолжить, существуют и другие диссоциации) «пострадавшей» стороной оказывается именно научная психология, т.к. происходит постепенное сужение  пространства науки: проблемные поля «уступаются» разного рода «практическим психологам», среди которых немало откровенных  шарлатанов. Таким образом, научная  психология идет по пути обратному, указанному некогда создателем гуманистической  психологии А. Маслоу, который предлагал  психологической науке осваивать  предметные области, традиционно относящиеся  к сфере искусства и религии. Не вызывает энтузиазма предложение  превратить психологию в психотехнику, перейти от «исследования психики» к «работе с психикой»: это  превращение просто лишит психологию возможности стать в будущем  фундаментальной наукой, основой  наук о человеческой психике. Если воспользоваться  терминологией К.Д. Ушинского, то в  этом случае психология вообще перестанет быть наукой и превратится в искусство. Все же психология, каково бы ни было ее настоящее, вне сомнения, является наукой.

     В конце XX столетия стало совершенно ясно, что ни одна из диссоциаций  не может быть разрешена «силовым»  путем, посредством «логического империализма»  одной из «полупсихологий», представляющих «полюса» в той или иной диссоциации. Как отмечают Л. Гараи и М. Кечке, экспансия естественнонаучной логики приводит к тому, что исследование все чаще «будет натыкаться на несуразности» (Гараи, Кечке, 1997, с. 90). «Не подает больше надежды также и обратный прием, когда общим знаменателем двух полупсихологий объявляется не позитивистская логика естественных наук, а, согласно новой  моде, герменевтическая логика исторических наук. На язык этой последней ничего невозможно перевести из всего богатства  открытий, сделанных за долгую историю  естественнонаучной психологии, особенно касающихся связи психологических  феноменов, с одной стороны, и  стратегии живого организма, направленной на его выживание, с другой» (Гараи, Кечке, 1997, с. 91).

     Главный вывод, который следует из вышеприведенных  соображений, состоит в том, что  кризис в научной психологии, так  сказать, «заложен конструктивно», процессы на поверхностных уровнях практически  ничего не решают. Следовательно, важнейшей  проблемой современной психологии является выработка такого понимания  предмета, который бы позволил преодолеть кризис на глубинном уровне. Здесь  нет возможности рассматривать  исторические причины возникновения  узко-неадекватной трактовки предмета (при желании их можно усмотреть  в традициях, унаследованных еще  от средневековой философии, рассматривавшей  душу как простую по своей природе, а затем в трудах Р.Декарта, Д.Локка  и особенно И.Канта).

     Сейчас, когда отечественная психология стремительно меняется, пытаясь ассимилировать достижения зарубежной науки, от которых  по известным причинам в течение  многих лет была изолирована, важно  обратить внимание на то обстоятельство, что предмет психологии как науки  неоднороден и многоступенчат.

     Если  психология хочет найти выход  из кризиса, то она должна предпринимать  для этого определенные шаги, должна проделать определенную методологическую работу по осмыслению своего предмета. Причем, что особенно важно подчеркнуть, должна выполнить сама, самостоятельно. Никакая философия этой работы не проделает, поскольку не имеет для  этого адекватных средств. Это –  внутреннее дело самой психологии и  ее самая актуальная задача.

     Вообще-то, стоит вспомнить об основаниях. Ведь еще А.Ф. Лосев предупреждал: “Чтобы вообще рассуждать о вещи, надо знать, что такое она есть. И уже  это-то знание должно быть адекватным. Если же вы боитесь, как бы ваше знание не оказалось неадекватным, то это  значит, что вы боитесь, как бы не оставить рассматриваемый вами предмет  совсем в стороне и не перейти  к другому”.[5]

Вопросы, актуальные для современной  российской психологии

     Пути  интеграции психологического знания: синтез или эклектика?

     Единая  ли наука психология? Одни психологи  подчеркивают принципиальную необходимость  в психологии разных – даже не совместимых  друг с другом – точек зрения. В данном случае лучшим считается  наибольшее количество разных интерпретаций  одного и того же предмета и объекта  в психологии. Другие доказывают, что  все позиции должны быть сводимы  к одной – иначе психология вообще не может являться наукой. Так, например, уверяется, что нельзя рассматривать  психологию как неупорядоченный  набор разномасштабных теорий, каждая из которых имеет право отстаивать уникальность собственного видения  явления под названием “психика”, а надо определить новый единый предмет  психологии. В данном утверждении  ближайшей вершиной, на покорение  которой нацелилась наука – человек  как самоорганизующаяся система  и роль психики (сознания) в ее самоорганизации. Иные грани в качестве предмета психологии выражаются такими понятиями, как: духовность, субъект, сознание и пр.[6]

     Является  ли практика критерием истинности психологических  теорий или, наоборот, теории выступают  в качестве критерия оценки эффективности  практической деятельности? Большинство, кто касается этого вопроса, уверяют, что теории строятся для нужд практики, а потому практика и определяет их истинность.

     В современной российской психологии остро ставится вопрос соотношения  теоретического и практического  знания в системе подготовки психологов.

Социокультурное значение психологии

     Периодически  в кругах психологов возникает тема как еще недостаточной востребованности обществом психологических знаний, так и определенной неготовности психологов к решению актуальных социальных задач психологии.

     В результате запретов и ограничений  на психологические исследования в  России сложилась мощнейшая оперативная  психология: психологический инструментарий воспитания, образования, лечения человека методами педагогической, медицинской, клинической психологии, психотерапии и т.д. Тактическая психология, успешно  развивается с начала 60-х годов  в форме психологии социальной, юридической, инженерной, где человек рассматривается  в отношениях с другим человеком, группой лиц, техническими системами  или окружающей средой. Тактическая  психология изучает “ближний внешний  круг” проблем человека, который  существует в реальном времени и  пространстве, и доступен для объективного измерения. Здесь успех приносит высокопрофессиональное научное знание Настоящего, к которому необходимо адаптировать человека. Указанное знание делает поведение человека адекватным времени и реальным отношениям в  обществе. Стратегическая психология изучает Будущее человека, точнее – “дальний внешний круг его  проблем”, которых часто еще нет, но которые стремительно и неумолимо  приближаются. Изменения в техносфере, в демографии, в структуре общества, в картине мира происходят так  быстро, что недавняя фантастика становится реальностью без осознания этих изменений человеком. Осознание  происходящих изменений, а ещё важнее, их предвосхищение – сегодня такой  же залог выживания для человека, народа, государства, как недавно  – сохранение вековых традиций.[7]

     Вопрос  о социокультурной системе ценностей  обращает внимание на то, что общепринятое разделение политического спектра  на правых и левых неадекватно, так  как имеет в своей основе только один критерий, и то не ясно, какой. В  существующих классификациях нет места  ни анархистам, ни либертарианцам, хотя и те и другие реально существуют.