Учение Платона о идеях, душе, познании, государстве

  Кроме мира вещей и мира “идей” существует еще мир небытия. Это 
“материя”. Но она не вещественная основа, или субстанция вещей. “Материя” 
Платона – беспредельное начало и условие пространственного обособления множества вещей, существующих в чувственном мире. В образах мифа Платон характеризует “материю” как всеобщую “кормилицу”, как “восприемницу” всякого рождения и возникновения. “Материя” совершенно неопределенна и бесформенна. Чувственный мир – то есть все окружающие нас предметы – это нечто “среднее” между обеими сферами. Между областью “идей” и областью вещей у Платона посредствует еще “душа мира”, или мировая душа. Чувственный мир не непосредственное, но все же порождение мира “идей” и мира “материи”.

  Царство “идей” Платона представляет собой  определенную систему: “идеи” бывают высшие и низшие. К высшим, например, относятся “идея” истины и 
“идея” прекрасного. Но наивысшей, по Платону, является “идея” блага. “То, что придает познаваемым вещам истинность, а человека наделяет способностью познавать, это ты и считай идеей блага – причиной знания и познаваемости истины. Как ни прекрасно и то и другое – познание и истина, но, если идею блага ты будешь считать чем-то еще более прекрасным, ты будешь прав” (Гос- во, 307). “Идея” блага стягивает все множество “идей” в некоторое единство. 
Это единство цели. Порядок, господствующий в мире, есть порядок целесообразный: все направляется к благой цели. И хотя “благо” скрывается во мраке непостижимого, некоторые черты “блага” все же могут быть уловлены. 
В известном смысле Платон отождествил “благо” с разумом. А так как, по 
Платону, разумность обнаруживается в целесообразности, то “благо” Платон сближает с целесообразным.

  В “Пире” нет четкой картины строения космоса. Речь в этом диалоге идет о любви и еще шире, о прекрасном, и приходит к описанию сущности “идеи” прекрасного во всей ее безотносительности к чему-либо. Опираясь на это, можно  составить представление о сущности платоновских “идей” вообще.

  Тот, кто познает саму “идею” прекрасного, “увидит вдруг нечто удивительно  прекрасное по природе , нечто, во-первых, вечное, то есть не знающее ни рождения, ни гибели, ни роста, ни оскудения, а  во-вторых, не в чем-то прекрасное, а  в чем-то безобразное, не когда-то, где-то, для кого-то и сравнительно с чем-то прекрасное, а в другое время, в  другом месте, для другого и сравнительно с другим безобразное. Красота эта  предстанет ему не в виде какого-то лица, рук или иной части тела, не в виде какой-либо речи или науки, не в чем-то другом, будь то животное, земля, небо или еще что- нибудь, а  сама по себе, через себя самое, всегда одинаковая; все же другие разновидности  прекрасного причастны к ней  таким образом, что они возникают  и гибнут, а ее не становится ни больше, ни меньше, и никаких воздействий  она не испытывает” (Пир, 77).

  Как было сказано в самом начале, философская  система Платона, явилась синтезом, существовавших до него идей, которые  он развил до качественно нового уровня. Интуитивное привлечение таких  досократовских элементов, как земля, вода, воздух и огонь, является для  Платона уже некоторого рода примитивным  эмпиризмом. Вместо этого он пользуется уже такой абстрактно- всеобщей категорией, как необходимость или беспредельность. Понятие “идеи” уже не отличается у него таким описательным характером, как это было прежде всего у  Гераклита. Его “идея” уже не наивно-описательно, а с мыслительной необходимостью, то есть чисто диалектически, объединяется с материей.

4.     Учение Платона о душе.   

 Во времена  Платона, как и сегодня существовало  два мнения о  душе:

1)    душа умирает вместе с телом, становится ничем и уходит в небытие.

2)    смерть для души - это перемена, переселение в другое место.

Платон считал, что душа бессмертна, а если же душа бессмертна, то смерть это всего  лишь переход в какой-то иной мир. Представления Платона об ином мире отражены в его произведениях, таких  как «Федон», «Федр», «Горгий» и «Тимей». Описывая иной мир, он опирается на произведения Гомера, Пиндара и Эсхила.     

 ««Аид - это  незримый мир, куда душа уходит  после смерти в сопровождении  своего гения. Дорога, которая  ведет туда, не простая и не  единственная, и на ней должны  иметься многие распутья и  перекрестки» («Федон»).

Иной мир - это  мир, в котором над душой происходит суд, и судят ее сыновья Зевса  Минос, Радамант и Эак, которые, оценивая ее образ жизни на земле с точки  зрения божественного закона, выносят  свой вердикт, тем самым, определяя  дальнейшую судьбу души. Это мир  воздаяний, следовательно, там есть области, соответствующие чистой и  духовной жизни, и области, в которых  душа расплачивается за все свои прегрешения. Там душа проводит около тысячи лет, так что и награда и наказание  в десятикратном размере превышают  вызвавшие их причины. В ином мире время как бы удлиняется, течет  более медленно, чем в мире проявленном. Этот мир многообразен и делится  на уровни, а движение, которое там  осуществляет душа, является движением  по вертикальной оси, на одном конце  которой находится Тартар, а на другом - Олимп. Иной мир имеет и  свой ландшафт: горы, реки, озера, огненные области и пустыни. Там протекают  реки, среди которых особо выделяются четыре, соответствующие четырем  стихиям и сторонам света: Ахеронт, Перифлегетонт, Кокит и Океан. Там  же находятся и озеро Мнемосины  и река забвения - Лета. Есть и границы, отделяющие мир иной от мира видимого. В мифе об Эре, которым Платон завершает  «Государство», невидимый мир четко  разделен на правое верхнее пространство - небесное - и левое нижнее - подземное. В одном душа очищается от всего  телесного и чувственного, в другом она вознаграждается согласно ее заслугам (созерцает истину). Таким  образом, посмертное существование  является процессом очищения от прошлого опыта и возобновления сил  для того, чтобы, вернувшись снова  на землю, продолжить долгий путь узнавания  самого себя, своей подлинной природы.

По истечении  назначенного срока души выбирают свою следующую жизнь, и при этом выборе большинство душ исходит из опыта  и привычек предыдущей жизни; этот выбор, утвержденный Мойрами - богинями судьбы, после нисхождения души в тело становится для нее реальностью.       

 Платон утверждает, что смерть обнажает душу. По  преданию, в древние времена суд  над душой осуществлялся в  последний день жизни человека, перед его смертью. Одни люди  приходили на этот суд в  лучших одеждах, украшенные своим  знатным происхождением, славой, властью  и богатством, и, к тому же, приводили  с собой свидетелей, подтверждающих  правдивость всех их слов. Другие, не имея таких возможностей, приходили  такими, какие есть, - не нарядные, некрасивые. Были и те, которые  многим не нравились и против  которых могли быть обвинительные  выступления. Все это создало  путаницу, поскольку внешний вид  часто обманывал судей, и те, кого по заслугам должны были  отправить в Тартар, попадали  на Острова Блаженных, и наоборот.

Чтобы решить проблему, Зевс приказал вершить суд над  душой после смерти, чтобы на суде она представала обнаженной. С  тех пор люди не знают день своего ухода и приговор над душой  выносится на основании не внешних  признаков, а ее внутренних качеств.

После смерти «делаются  заметными все природные свойства души и все следы, которые человек  оставил на душе каждым из своих  занятий» («Горгий»).

Значит, смерть обнажает душу, отделяет от нее все, что человек имел, с чем отождествлял себя в течение жизни: от имущества  до положения в обществе. Она убирает  все ложные опоры и все то, что  по своей природе не является частью самой души.

Смерть оставляет  человека наедине с самим собой - таким, каким он себя сделал при  жизни, и для него, как и для  судей, становятся видимыми все достоинства  и недостатки, которыми он наделил  свою душу. Они и есть нами приобретенное  имущество, то, что всегда несем с  собой. Если человек жил несправедливо, его душа покрыта рубцами ложных клятв и поступков, искривлена самолюбием, и в ней нет ничего прямого, потому что она не стремилась к  истине и не знала истины. А справедливой душе присуща красота. Оставаясь  равнодушной ко всему тому, что  ценит большинство людей, стремясь найти истину и делаться лучше, человек, думающий о смерти, живет жизнью, которая будет полезна не только здесь, но и в Аиде («Горгий»).

Суд над душой  является своего рода психостазией, которая  включает в себя разделение всего, что  прожили, по двум признакам; все, что  с нами происходит, мы психологически воспринимаем как единое, неделимое  целое, как одну жизнь, хотя на самом  деле она является смешением двух форм существования человека. Этим формам соответствуют две дороги, которые от распутья, где происходит суд над душой, ведут к двум областям иного мира. Распутье напоминает священную для пифагорейцев букву Y, символизирующую весы, на которых  взвешивается душа. Одной из дорог, ведущих от распутья, соответствуют  титанические деяния, а другой - дионисийские. Одна удаляет душу от Блага, другая приближает. Одна является дорогой  Венеры земной, а другая Венеры небесной. Все, что происходит с душой, либо наносит ей раны, либо очищает и  возвышает ее. В пифагорейской  школе психостазия практиковалась ежедневно. Перед сном ученики оценивали  прожитый день, отвечая на вопросы: «В чем согрешил сегодня?», «Что сделал?», «Что должного не исполнил?» 

Как говорит  Платон, на душу надо смотреть глазами  судей мира иного, и это значит вести внутренний диалог со своей  совестью, не оправдывая и не обманывая  себя. Лишь возвысившись над собой, мы обретаем это ясное видение, дающее ответ на вопрос: стали ли мы сегодняшние  лучше нас вчерашних?

. Знание, как  говорит Платон, есть воспоминание  о том, что душа видела раньше (в Аиде), Прежде чем покинуть  невидимый мир, после длинного  и изнурительного путешествия  душа приходит на равнину, где  нет никакой растительности, и  там пьет воду из реки Леты, которая приносит ей забвение  всего, что происходило с ней  в ином мире. После этого она  отправляется в новое тело  в сопровождении своего гения  судьбы, который должен сопровождать  ее в новой жизни. 

В ином мире находится  также озеро Мнемосины - матери муз  и всего того, что возобновляет и укрепляет воспоминания о Небе. Воды этого озера по праву могут  пить лишь души героев-философов, родственные  Эросу и движимые им в их страстном  стремлении к божественному образу жизни.

Павсаний пишет, что, приходя к пещере Трофония, которого считали сыном Аполлона, паломник, желавший услышать совет или узнать свое будущее, сначала пил воду из источника Леты, а потом, когда  выходил, из источника памяти. Обращаясь  к божественному, он должен был забыть все земные заботы и волнения, мучающие душу, а уходя от него, закрепить  в своей памяти все, что видел  и созерцал в пещере.

Но в пещеру можно войти не только забыв все, что отягощает душу; можно забыть также все, что связывает ее с  небом. Это символическое значение она принимает в «Государстве», где Платон чувственный мир сравнивает с пещерой, в которой живут  люди, прикованные цепями к своему месту. Они не могут двигаться, и  все, что они видят и изучают, - это тени вещей, которые отражаются на стенах. При этом они не догадываются, что их знание является знанием теней, а не подлинной реальности, которая  находится снаружи и является причиной существования иллюзорного  мира.

Как узнать эту  другую реальность, если она недоступна чувствам? Как научить добродетели, если она относится к этому  другому, сверхчувственному знанию? Отвечая на этот вопрос, Платон отождествляет  знание с воспоминанием. Познание идей возможно потому, что истина изначально существует в душе, она созерцала  ее еще до своего нисхождения в  круг необходимости и в той  или иной мере помнит истину, и настолько, насколько ее помнит, является мудрой, а значит - свободной.

В «Федре» Платон сравнивает душу с крылатой колесницей. Если в случае богов и кони, и  возничие благородного происхождения, то у смертных один из коней прекрасен, добр и послушен, а другой наделен  противоположными качествами: он тяжел  и тянется к земле. Совершая путешествие  по небесному своду, души богов и  души людей созерцают мир идей и истину, которая является амброзией, пропитанием души. В силу своего несовершенства человеческие души то поднимаются, то опускаются, и в конечном итоге их крылья ломаются и они  входят в цикл перерождений. Те из них, которые видели больше, больше и  помнят, им легче восстановить утраченную способность летать. Находясь в теле, душа посредством вещей чувственного мира, являющегося отражением мира идей, может вспомнить то, что  раньше созерцала. Пребывание в чувственном  мире имеет задачу восстановить те знания, которыми она обладала, а  не превратить ее в своего узника. Говоря иначе, чувственный мир должен для  души играть роль символа или знамения другой реальности, быть для нее  посредником и мостом, который  от видимого, известного ведет в  невидимое, неизвестное.

В душе изначально заложено все, что находится в  мире идей, хотя в меньшей степени  и в не проявленном виде - так  же, как в семени заложено знание того, чем оно может и должно стать. Рост и проявление скрытых  потенциалов и есть процесс припоминания. А это значит, что душа может  вспомнить ясно лишь то, чем она  уже стала, и интуитивно предчувствовать  то, чем может стать в дальнейшем. Способности, которыми мы уже владеем, это те знания, которые приобрели  раньше - в течение предыдущих воплощений. В той мере, в какой мы ими  владеем, они предшествуют опыту, являются тем, что знаем априори. Подобное мы встречаем в глубинной психологии, где архетипы обозначают врожденную способность души расти в определенном направлении, они подобны имеющим  один и тот же исток руслам рек, по которым движется душа в процессе своего роста, и в своей сумме  являются суммой всех потенциальных  возможностей человеческой психики.

Подлинное знание - это умение выбрать подлинное  благо, и этим оно отличается от неведения, которое, выбирая, не знает природу  того, что выбирает. Именно поэтому  при выборе образа жизни душа выбирает худшее, считая его лучшим.

Вспомнить значит, подобно Зевсу, родить в душе Афину  во всем ее боевом облачении, это значит прозреть и видеть то, чего раньше не видели, и это прозрение приходит внезапно, подобно вспышке света, которая делает видимыми те слои души, которые раньше находились в темноте  самозабвения.