Специфика понимания сексуальности по З. Фрейду, И.С. Кон и М. Фуко

¹ Мишель Фуко. История сексуальности-III: Забота о себе (с. 17)

² Мишель Фуко. История сексуальности-III: Забота о себе (с. 17) 

     В главе II «Культура себя», Мишель Фуко затрагивает один из ключевых вопросов становления понимания сексуальности  у христиан.

     "Презрение  к  удовольствиям,  озабоченность   физическими   и  духовными последствиями   невоздержанности,  "валоризация"  брака  и  высокая   оценка супружеской верности, отказ от спиритуализации мужской любви: философская и медицинская мысль первых  веков исполнена суровости, свидетельством  чему стали тексты Сорана и Руфа  Эфесского, Мусония и Сенеки, Плутарха, Эпиктета, Марка Аврелия. Впрочем,  как известно,  и у христианских авторов находят множество следов  явного  или скрытого  влияния   этой  морали,  и сейчас большинство историков признают  наличие, жизненность и безусловный рост интереса  к теме  сексуальной строгости в обществе,  которое современники описывали (обычно, в порицание)  как безнравственное и распущенное. Едва ли здесь имеет смысл выяснять,  насколько справедливы подобные  упреки:  если попытаться  определить  место,  отводившееся   этому вопросу,  опираясь  на посвященные ему тексты,  то  окажется,  что более всего внимания уделяли "проблеме удовольствий", точнее говоря, беспокойству по  поводу  сексуальных наслаждений,   возможного   к   ним   отношения и надлежащего применения.".¹

      Появилось новое понимание сексуальности  через индивидуализм, связанное  с главнейшим религиозным аспектом того времени.

  «Итак, "индивидуализм", который постоянно привлекают к объяснению целого ряда феноменов различных эпох, следует поставить под более общий вопрос.  За этой   категорией   часто   скрываются   совершенно    разные   явления.   В действительности,     необходимо    различать    три     вещи:    во-первых, индивидуалистическую  позицию,  наделяющую  индивидуума в его неповторимости абсолютной ценностью и  приписывающую ему определенную меру независимости от группы,  к  которой  он  принадлежит,  или  институтов,  в  чьем  подчинении находится; далее,  повышенную  оценку  частной жизни  --  иными словами,  то значение,   которое   придается   семейным   отношениям,   формам   домашней деятельности и сфере патримониальных интересов;    наконец, интенсивность отношения к себе,  внутренних связей  с самим собой, или тех форм,  в которых индивидуум  должен  воспринимать  себя как объект познания и сферу деятельности, дабы трансформировавшись, исправиться, очиститься и тем самым спастись».²

      Также происходили и другие существенные изменения в христианском понимании  сексуальности.

     «Эти "диетические"  рекомендации во  многом  аналогичны  предписаниям позднейшей  христианской   морали  и   медицинской  мысли:  принцип  строгой экономии,  направленный  на  поддержание  умеренности;  постоянное  опасение индивидуальных болезней и коллективных бедствий, связанных с распутством;     требование  сурового обуздания [своих] страстей и  борьбы  с  образами, наконец, отрицание удовольствия как  цели половых сношений... Эти аналогии не случайны.  В них   можно обнаружить  преемственность.  Некоторые из  этих зависимостей были косвенными и передавались посредством философских учений:     так,  правило,   отрицающее  самоцельность   удовольствия,   христиане, несомненно получили скорее через философов, нежели через врачей. Но известны и прямые формы преемственности:      трактат о девственности Василия Анкирского (считается, что его автор врач) построен  на  соображениях  определенно медицинского  характера;  св. Августин опирается на  Сорана в полемике против Юлиана Экланского». ³

     И в целом, несомненно, можно утверждать, что христианское мировоззрение  связанно с  учением Платона. Эту  связь можно обнаружить на политической арене того времени.

      Понятие брак и сексуальных отношений  между полами перешли в устойчивое состояние благодаря политической ситуации сложившийся в средневековую эпоху.

      Данная  историческая динамика очевидна при  сопоставлении мнений платонизма, позднего стоицизма и христианства. Платон одним из главных оснований для  ограничения сексуальных связей рамками матримониальной структуры  считал потребности полиса в умножении  детей. Стоики и другие мыслители  императорской эпохи обосновывают связь между браком через их сродство и сопричастность природе и разуму. Христианство оправдывает связь  секса с браком тем, что лишь супружеские узы могут вернуть греховной плоти ее законный статус, не устраняя, впрочем, сомнений в ее совершенной невинности.

      Подобный  исторический экскурс стоит считать  полезным и ценным в данном исследовании, так как понятие сексуальности имеет глубокие корни в социокультурном пласте на протяжении многих веков. Данный анализ поможет воссоздать необходимый вывод по данной проблематики в современном положении сексуальности.

¹ Мишель Фуко. История сексуальности-III: Забота о себе (с. 45)

² Мишель Фуко. История сексуальности-III: Забота о себе (с. 51)

³Мишель Фуко. История сексуальности-III: Забота о себе (с. 102)

   Христианские  традиции средневековья сложили  уникальный пласт сокрытия сексуальных  желаний под лоном религии. Переход  в классическую эпоху постепенно раскрывал спрятанные желания. Подобные и изменения породили новые отношения  и взгляды на сексуальность того времени. Многие процессы стали, объектом пристального изучения, избегая моральные  и человеческие нормы. Эти изменения  разобраны в трудах Мишеля Фуко  «История безумия в Классическую эпоху», где подробно показаны стороны  сексуальности как один из аспектов девиации той эпохи.

   «И  все же: разве само понятие безумия, если довести его до логического  конца, не включало в себя непременной  идеи свободы? Разве не была она неотделима от той великой структуры, которая  развивалась от излишеств страсти, вечной сообщницы самой себя, к строгой логике бреда? Можно ли отрицать, что в утверждении, которым, через трансформацию образа грезы в небытие заблуждения, создавалось безумие, было нечто от свободы? В сущности, безумие было возможно лишь в той мере, в какой непосредственно вокруг него существовало пространство свободы, зазор, позволявший субъекту самому говорить на языке собственного безумия и конституировать себя как безумца. Именно эту основополагающую свободу безумца Соваж, прибегая к простодушной и на удивление плодотворной тавтологии, называл “небрежением нашим к разысканию истины и развитию нашей способности суждения”.

   А та свобода, на которую прямо указывала  изоляция — в самый момент ее подавления? В изоляторе личность была свободна от бесконечных обязанностей, от последствий своей ответственности, однако существовала она отнюдь не в нейтральной среде, где все  различия стираются и нивелируются в единообразии детерминизма. Конечно, часто изоляции подвергают, чтобы  человек не попал под суд; но изолируют  его в мире, который строится на понятиях зла и наказания, вольнодумства  и аморализма, покаяния и исправления. В мире, где под покровом этих теней бродит свобода».¹

   Стороной  этой эпохи Мишель Фуко называет Безумие  порождённое свободой. Это обстоятельство сложило новый тип сексуальности  на эту эпоху. Порыв, к трансформации идеалов рождённый на основе христианских догм и запретов выявил себя в новой эпохе со всеми последующими тенденциями, которые подробно раскрывают сексуальность того времени.

   «Отныне между любовью и неразумием устанавливаются  новые связи. В культуре платонизма на протяжении всей ее эволюции любовь, в зависимости от своей возвышенности, помещалась либо на уровень слепого  плотского безумия, либо на уровень  высокого духовного упоения, достигая которого Неразумие обретает всемогущество  высшего знания. Любовь и безумие  в их различных формах распределялись по разным гносеологическим сферам. В  Новое время, начиная с эпохи  классицизма, проблема выбора ставится иначе: либо любовь разумная, либо любовь неразумная. Гомосексуализм относится  к неразумной любви и тем самым  мало-помалу находит свое место в  стратификации безумия. Он прочно обосновывается в области неразумия, очерченной в современную эпоху, которая  ставит в центр любых проявлений сексуальности требование выбора, однозначно ею определенного и постоянно  подтверждаемого. В свете этой бесхитростной  дилеммы психоанализ не мог не осознать со всей ясностью, что источником всякого безумия служит какое-то нарушение в сфере сексуальности; однако этот вывод имеет смысл  лишь постольку, поскольку наша культура, сделав свой выбор, свидетельствующий  о ее классическом характере, поместила  сексуальность на границе между  разумом и неразумием. Во все времена  и, по-видимому, во всех типах культуры сексуальность охватывалась системой принуждения; но только в нашей культуре, причем сравнительно недавно, она оказалась  строго поделена между Разумом и  Неразумием, а следовательно, ступенью ниже, — между здоровьем и болезнью, нормальным и ненормальным».²

   Происходит  чёткое разделение сфер сексуальности, что более напоминает современную  эпоху. В некоторой степени можно выделить те тенденции которые являются «прото-современными», то есть полностью способствовали развитию понятия сексуальность нашего времени. Но сексуальность тогда воспринималась по-разному, в том числе и как форма разврата, до этого категория разврата не носила столь регламентируемый характер.

   «Рассматривая категории сексуальности, мы должны включить в их число все, что касается проституции и разврата. Именно проститутки  и развратники являются низшими слоями населения в Общих госпиталях. Как объясняет Деламар в своем “Трактате о правопорядке”, “потребно было весьма сильное лекарство, дабы искоренить в обществе сей порок, и не нашлось против него средства лучше и вернее, быстродейственнее, нежели смирительные дома, куда помещают подобных людей, дабы подчинить их жизнь распорядку, сообразному с их полом, возрастом и совершенным проступком”. Лейтенант полиции обладает неограниченным правом арестовывать без суда и следствия всякого, кто публично предается разврату, — на то время, пока суд Шатле не вынесет развратнику приговор, который в данном случае не подлежит обжалованию. Однако все эти меры принимаются лишь тогда, когда скандал становится публичным либо когда затронуты интересы знатных родов; прежде всего, нельзя допустить, чтобы фамильное достояние оказалось растраченным или перешло в недостойные руки. В известном смысле изоляция, как и весь включающий ее режим правопорядка, обеспечивает контроль за соблюдением определенного порядка в структуре семьи, который понимается одновременно и как социальная норма, и как закон разума. Соблюдение правил поведения в семье становится одним из основных критериев разумности человека, и именно семья в первую голову требует и добивается изоляции одного из своих членов».³

   Но  такое положение помогло понять ценность семейного института, его  роль. На фоне подобных тенденций стало  важно некое целомудрие и равноправие.

   Следует сделать вывод о том, что через  порыв к эксперименту и безумию, порожденное этой эпохой, понятие  сексуальность нашло свои разумные границы в современном обществе и также неразлучно с ним. Стали  понятны всем границы и нормы  отношений, на фоне ошибок и стремление понять человеческую природу того времени. Разграничились сферы разврата и  целомудрия. Сексуальная сфера стала  тяготеть к гармонии.

   Подобное  отношение является основой современного понимания сексуальности. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

¹Фуко, М. История безумия в классическую эпоху/ Пер. с фр. И. Стаф под ред. В. Гайдамака. — СПб.: Университетская книга, 1997. (с. 500)

²Фуко, М. История безумия в классическую эпоху/ Пер. с фр. И. Стаф под ред. В. Гайдамака. — СПб.: Университетская книга, 1997. (с. 103)

³Фуко, М. История безумия в классическую эпоху/ Пер. с фр. И. Стаф под ред. В. Гайдамака. — СПб.: Университетская книга, 1997. (с. 104)

     Глава 4. Специфика понимания сексуальности у И. С. Кона 

     В работе Игоря Семёновича Кона представлен любопытный взгляд на понятие сексуальность. Опираясь на современные исследования и имея большой опыт в данной сфере человеческого бытия, Кон приходит к важным выводом по поводу определения и понимания самой сексуальности, это подробно представлено в его работе «Введение в сексологию» в главе «психология сексуальности»:

     «Однако здоровая сексуальность предполагает не только принятие собственной чувственности и телесного Я, но и выработку целой системы нравственно-коммуникативных качеств и навыков, которые можно приобрести только в практическом общении с другими людьми. А.С. Макаренко был глубоко прав, когда писал, что человеческая любовь «не может быть выращена просто из недр простого зоологического полового влечения. Силы «любовной» любви могут быть найдены только в опыте неполовой человеческой симпатии. Молодой человек никогда не будет любить свою невесту и жену, если он не любил своих родителей, товарищей, друзей. И чем шире область этой неполовой любви, тем благороднее будет и любовь половая».»¹