Проблема «отчуждения» человека (К. Маркс, Э. Фромм)

                Нет сомнения, что интерес к проблематике отчуждения возник у Маркса в результате усвоения им гегелевской системы. С другой стороны, очевидно, что значительную роль сыграла здесь и антропологическая философия Фейербаха. Но для того, чтобы понять всю специфику марксистского подхода к вопросу, нужно обязательно учесть тот контекст, в котором он проявился. Маркс подошел к проблеме отчуждения, движимый не чисто спекулятивным интересом, как Гегель, и не просто с позиций абстрактно преподнесенного гуманизма, как Фейербах. Проблема отчуждения встала перед ним во весь рост на фоне центральной проблемы, занимавшей все его внимание. Этой центральной проблемой была эксплуатация человеческого труда на протяжении всей истории человечества и, особенно, в условиях капиталистического общества. Таким образом, можно сказать, что в основе гуманизма Маркса с самого начала лежало понятие не «спекулятивного человека» (Гегель) и не «природного человека» (Фейербах), а «трудящегося человека». Это особенно важно подчеркнуть, так как именно этот аспект замалчивают вышеупомянутые буржуазные идеологи, рассуждающие о гуманизме молодого Маркса и антигуманизме позднего. Мы увидим, что, если понимать под гуманизмом не отвлеченно-абстрактный стереотип, исходящий из понятия человека вообще, а конкретное умонастроение, основывающееся на остром осознании социальной несправедливости и угнетения человека, то марксов гуманизм 40-х гг. не только не исчез впоследствии, а, напротив, усиливался и обострялся в каждой новой его работе.

                В «Экономическо-философских рукописях 1844 года» Маркс, можно сказать, ещё придерживается фейербаховской точки зрения на отчуждение. Разница в том, что он переключает внимание на факт, оставшийся вне поля зрения Фейербаха. Этот факт — эксплуатация человека человеком, конкретнее же — непосильный труд рабочего, беднеющего по мере обогащения своего хозяина-капиталиста. Маркс вводит для объяснения этого факта выражение «отчуждение труда». С этой целью он анализирует четыре основных фактора указанного явления. Первая фаза отчуждения характеризуется им как самоотчуждение рабочего в процессе производства. Это значит, что рабочий, трудясь, как бы отделяется от своего труда и приобретает по отношению к нему внешнюю позицию. Труд не принадлежит ему, выступая в качестве некой самостоятельной сущности. Причину этого Маркс усматривает в принудительном характере труда. Рабочий «в своем труде не утверждает себя, а отрицает, чувствует себя не счастливым, а несчастным, не развертывает свободно свою физическую и духовную энергию, а изнуряет свою физическую природу и разрушает свой дух».

                Следует отметить, что здесь Маркс исходит еще и из фейербаховской концепции отчуждения, перенося ее с религиозной плоскости на экономическую. Первая фаза отчуждения понимается им вслед за Фейербахом как неспособность человека обнаружить в своей деятельности нечто адекватное своей собственной сущности.

                Из этой первой фазы вытекает вторая. Она связана с тем, что не только сам труд во всем процессе его протекания отчуждается от рабочего, но отчуждается и результат труда, или опредмеченный труд. Конечный продукт не принадлежит рабочему, более того, он закабаляет рабочего, ибо усилия, затраченные последним на создание чего-либо, оборачиваются против него самого.

                Отсюда с необходимостью следует, что индивид отчуждается от своей собственной сущности. Труд, по образному выражению Маркса, «расчеловечивает» (entmenschlicht) человека. Создавая ценности, человек сам теряет ценность; от человека отчуждается его собственная ценность, но она не испаряется в ничто, а модифицируется в некоего рода «инобытие».    Ценность индивида поглощается общественными отношениями, и тут появляется своеобразный феномен общественной жизни, который Маркс позднее обозначил как «товарный фетишизм».

                Что означает термин «товарный фетишизм»? По Марксу, он характеризуется двумя признаками. Во-первых, это овеществление общественных отношений в сфере производства, и, таким образом, отношения людей корелируются отношениями вещей. Во-вторых, описанное явление приводит к тому, что люди наделяют вещи, продукты труда неприсущими им свойствами.

                По существу, здесь впервые понятию «отчуждение» дается строго научное объяснение. Ни у Гегеля, ни у Фейербаха, при всей значимости проведенного ими анализа, мы не находим научного обоснования этого явления. Блестящие рассуждения Гегеля, посвященные вскрытию проблемы отчуждения, полностью проникнуты спекулятивным метафизическим характером; даже его гениальные замечания о труде не лишены этого налета абстрактной спекулятивности. С другой стороны, Фейербах, казалось бы, разоблачивший метафизичность гегелевской постановки вопроса и перенесший его из абстрактно-духовной плоскости в плоскость человеческих отношений, не смог прийти к научному решению. Человеческие отношения, как мы уже видели, интерпретируются им не в ключе конкретности, а с позиции новой абстрактности: отвлеченно понятого антропологизма. И только Марксу удалось придать проблеме характер научности путем ее анализа в конкретно-социальном контексте.

                Последним, четвертым фактором отчуждения труда в «Экономическо-философских рукописях 1844 года» выступает процесс взаимообособления людей. Отчужденный труд в условиях капиталистической частной собственности представлен, таким образом, в возрастающей схеме следствий:

                1 Самоотчужденный человек (отчужденный труд отчуждает от человека его собственную природу);

                2 Отчужденный труд (человек лишается собственной деятельной функции);

               3 Отчужденная жизнь (родовая сущность человека превращается в чуждую ему сущность);

                4 Отчужденный человек (человек отчуждается от человека).

                В «Экономическо-философских рукописях 1844 года» проблематика отчуждения раскрывается Марксом в русле имеющейся традиции, но она переносится на конкретно-научную почву. Своеобразие и принципиальная заслуга марксистского учения, однако, заключается не только в том, что «отчуждение» впервые получает здесь адекватную и объективную интерпретацию, но и в том, что, наряду с этой интерпретацией, Маркс намечает реальные пути ее снятия. Мы не ошиблись, бы, перенеся акцент именно на второй аспект. Дело в том, что именно с этим, в основном, связаны буржуазные «критические» концепции марксизма. Сетования многих западных «марксоведов» на то, что поздний Маркс якобы изменил гуманистическим настроениям, обусловливавшим мысль молодого Маркса, путем устранения понятия «отчуждение», лишены какой-либо реальной почвы и основаны на принципиальном непонимании специфической сущности марксова подхода к проблеме.

                Если читать Маркса глазами, привыкшими только к теоретическому анализу социальных и философских вопросов, то от внимания ускользнет наиболее, пожалуй, существенный пласт его учения. Впрочем, сам Маркс косвенным образом указал на этот пласт, когда в знаменитом одиннадцатом тезисе о Фейербахе призвал философов не только объяснять мир, но и изменять его. Марксизм, адекватно усвоенный — не только теория, но и «руководство к действию», поэтому напрасны все попытки критиковать его с чисто теоретических позиций, как если бы он был только очередной теоретической интерпретацией социально-исторических и философских проблем. Суть марксистского подхода — в его практичности, в непрерывном стремлении не только выйти за пределы чистой теории, но и проверить саму теорию ее практическими результатами. Поэтому для Маркса было принципиально невозможным ограничиться сугубо теоретическим рассмотрением вопроса об отчуждении, хотя, как мы уже видели, и в этом сугубо теоретическом рассмотрении он оставил далеко позади себя всех своих предшественников, придав проблеме отчуждения строго научный, обусловленный не абстрактно-спекулятивными размышлениями, а конкретным социально-историческим фоном, характер. Речь идет о снятии у Маркса отчуждения, и с этой точки зрения можно говорить не об «измене» зрелого Маркса Марксу 1844 года, а о дальнейшем, творчески преобразующем процессе разработки понятия «отчуждение», в результате которого само это понятие оказывается полностью преодоленным.

                Ход мыслей Маркса предельно ясен. Если причиной самоотчужденного труда выступает частная собственность, то упразднить отчуждение можно, лишь путем элиминации частной собственности.

                Но, с другой стороны, ситуация усложняется тем обстоятельством, что частная собственность представляет собой не только причину отчуждения труда, но и в некотором смысле является его порождением.

                Поэтому одним устранением частной собственности дело ограничиться не может; речь идет о существенном и коренном переустройстве всех прежних отношений, имеющих место в сфере труда. Иначе проблема будет решена лишь с внешней, объективной стороны, в то время как субъективный ее аспект будет по-прежнему сохранять силу и значение. Суть решения проблемы, следовательно, сводится не только к ликвидации капитала, т. е. объективной сущности частной собственности, но и к преобразованию труда, т. е. ее субъективной стороны. Можно было бы подумать, что Маркс ограничится проектом переустройства некоторых определенных способов трудопроизводства, демонстрирующих самые явные противоречия капиталистического общества. Но это не означало бы коренного решения проблемы, так как, несмотря на все частные модификации в области труда, сам труд продолжал бы оставаться в рамках частной собственности, и, следовательно, все еще был бы прямо связан с отчуждением.

                Тонкость марксова анализа заключается в том, что здесь утверждается не просто упразднение частной собственности. Сторонники подобной меры исходят лишь из критического отношения к существующему порядку и не учитывают всех глубинных аспектов вопроса. Отрицание частной собственности, понятое как самоцель, не может считаться полным решением проблемы, потому что оно опирается только на негативный план проблемы и упускает из виду ее позитивный смысл, который, по Марксу, коренится в «человеческой природе потребности». Программа Маркса предполагает не просто ликвидацию частной собственности, а ее, так сказать, «положительное упразднение». Последнее словосочетание может показаться парадоксальным лишь на первый взгляд. Положительное упразднение —

это не огульное отрицание, а, говоря словами Маркса, «полное, происходящее сознательным образом и с сохранением всего богатства достигнутого развития, возвращение человека к самому себе как человеку общественному, т. е. человечному». Но это и есть не что иное, как коммунизм. «Он есть, — пишет Маркс, — подлинное разрешение противоречия между человеком и природой, человеком и человеком, подлинное разрешение спора между существованием и сущностью, между опредмечиванием и самоутверждением, между свободой и необходимостью, между индивидом и родом».

                Богатство и творческая значимость марксовой постановки проблемы отчуждения в полной мере обнаруживается при целостном сравнительном анализе ранних и поздних текстов, трактующих вопрос. В «Экономическо-философских рукописях 1844 года» проблема отчуждения, впервые получившая строго научную разработку, дана, однако, в тональности романтического или, в широком плане, эстетического мировосприятия. «Во всем этом, — проницательно замечает Ю.Н. Давыдов, — нетрудно заметить чисто эстетическую модель, по которой был “скроен” коммунистический идеал. Эта модель прорисовывалась уже в общефилософских настроениях Фейербаха и была общей у автора “Экономическо-философских рукописей 1844 года” с немецкими “истинными социалистами”. Совсем не случайно молодой Вагнер, тоже шедший от Фейербаха, под влиянием истинных социалистов отождествлял в своей работе “Искусство и революция” эстетический идеал пролетарского движения, превратив последнее в простое средство достижения целей, формируемых искусством. В этих же эстетических корнях идеала, обрисованного в “Экономическо-философских рукописях 1844 года”, следует видеть причину того, почему эти “рукописи” с таким воодушевлением были восприняты советскими эстетиками, побудив их к целому ряду весьма любопытных и показательных теоретических настроений». Характерно, что некоторые западные исследователи марксизма оценивают ситуацию так, как, будто именно в «Экономическо-философских рукописях 1844 года» проявился «подлинный» Маркс, умевший еще исходить из потребностей целостного человека и ориентирующий свое мировоззрение на гуманизм. Им, по-видимому, импонирует эстетическая окрашенность концепции отчуждения, в результате чего Маркс характеризуется как «антикапиталистический романтик»; дальнейшее же развитие марксовой мысли определяется ими как «измена» прежним начинаниям. Теперь нам остается проследить существенные этапы этого развития, чтобы окончательно уяснить себе несостоятельность указанных характеристик.

                Дело в том, что в «Экономическо-философских рукописях 1844 года» Маркс, анализируя структуру отчуждения, оставляет в стороне вопрос о генезисе отчуждения. Нам известно, что есть отчуждение, но проблема заключается в выяснении того, каким образом человек «дошел» до отчуждения своего труда. Анализу этой проблемы, в конечном счете, посвящена «Немецкая идеология». Здесь Маркс уже выступает за коренной пересмотр самого вопроса. Если в «Экономическо-философских рукописях 1844 года» речь идет об анализе отчуждения труда, причем само понятие «отчуждение» перенимается у Гегеля и Фейербаха без выяснения философски-исторических фаз его становления, то, теперь на передний план выступает история отчуждения, понятая как история разделения труда. Цель Маркса — рассмотреть всю человеческую историю с позиций проблемы разделения труда, и именно в этом свете проблема отчуждения получает более полную, исторически обоснованную характеристику.