Право и общество: основные парадигмы философии права

     Что же самое важное и существенное в  этой идее? В чем ее живая суть? Существенное состоит в новой  оценке задач жизни и культуры. Западный взгляд пришел при строительстве  внешних форм к обожествлению этих форм, признал их божественными и верил в их чудесную всемогущую силу. Это воззрение и эта вера переживают сегодня крах. Русское мировоззрение и русская вера уже с давних времен противопоставляют западному идеалу другой: высшая цель культуры состоит, по русскому воззрению, не в строительстве внешних форм жизни, но в их духовной, внутренней сущности. Не конституции, а религии образуют высший продукт духовного творчества и высшую цель жизни. Не государство, а церковь воплощает с величайшей глубиной и полнотой истинную цель истории и культуры.

Значит  ли это, что русская идея отрицает западноевропейскую культуру, западные правовые и государственные образования? Нет, в самой чистой, совершенной и исчерпывающей ее форме — у Достоевского и последующего ему Владимира Соловьева — она не только признает право и государство, но и обосновывает эти образования, как и внешние формы культуры вообще, но в своих учениях и пророчествах она придает этим формам лишь второстепенное значение. Русская идея утверждает, во-первых, что не эти формы суть высший цвет культуры, и далее, что, предоставленные сами себе, они не освещены высшим светом религиозной идеи, а, скорее, обречены на вырождение и упадок [6, с. 238].

     Это воззрение, — каким бы элементарным и непосредственно рождаемым религиозным сознанием оно ни казалось, — в западной философии права утрачено, забыто. Когда мы читаем «Дух законов» Монтескье или «Общественный договор» Руссо, «Метафизические основные начала о праве» Канта или «Философию права» Гегеля, то ни в одном из этих классических проявлений западной философско-правовой мысли мы не найдем вышеотмеченного русского воззрения. Все эти труды говорят об осуществлении форм государства и права, «естественных законов», «категорического императива», нравственной идеи и вообще известного автономного внутреннего закона западной культуры. Но что над всеми этими нормами и законами возвышается еще высший трансцендентный закон, высшая заповедь Божия как норма, соответственно которой должна строиться и перестраиваться вся общественная жизнь, — об этом в названных классических трудах не говорится; не потому, чтобы они отрицали эту заповедь, но потому, что они либо отводят ей второстепенное место, как одной из многих целей государственной жизни и человеческой культуры, как Монтескье, — либо приписывают ей роль вспомогательного средства для целей государства, как Руссо, — либо непосредственно связывают ее с имманентным нравственным законом развития человеческой жизни, как Кант и Гегель. Здесь следует особо подчеркнуть следующий факт: западная философия права прекрасно отдает себе отчет в том, что, помимо права как опоры и вспомогательного средства, живет и действует еще известный внутренний фактор — нравственность, нравы и обычаи, — но она еще не знает особой категории более высокого порядка, который один дает им смысл и значение и который в русской философии права особо обозначается как «религиозный склад народа». Под этим обозначением понимается известное отношение народа к высшим тайнам и задачам жизни, и в этом самобытном народном отношении западная философия права до сих пор еще не увидела для себя проблемы. Для этого ей не хватало единственного основополагающего убеждения: что судьба права и государства зависит в первую очередь от того, в какое отношение человек ставит себя к Богу. Основное устремление западной мысли состояло именно в том, чтобы поставить человека и всю его нравственную жизнь на почву автономного закона личности, вне зависимости ее не только от Церкви, но и от религии вообще [6, с. 238].

     Подводя итоги, сперва могло бы показаться, что русская систематическая философия права, возникавшая под эгидой университетов в прямом и непосредственном взаимодействии с западной наукой, сложилась более на европейский, на западнический лад. Но если посмотрим ближе и внимательнее, то и в этой систематической, университетски представленной философии права мы обнаружим те же своеобразно русские черты, следы влияния русской почвы и развития русского духа [6, с. 243].

     Главное отличие состоит в новой оценке задач жизни и культуры. Западный взгляд пришел при строительстве внешних форм к обожествлению этих форм, признал их божественными и верил в их чудесную всемогущую силу. Это воззрение и эта вера переживают сегодня крах. Русское мировоззрение и русская вера уже с давних времен противопоставляют западному идеалу другой: высшая цель культуры состоит, по русскому воззрению, не в строительстве внешних форм жизни, но в их духовной, внутренней сущности. Не конституции, а религии образуют высший продукт духовного творчества и высшую цель жизни. Не государство, а церковь воплощает с величайшей глубиной и полнотой истинную цель истории и культуры. 
 
 
 
 
 

     Заключение

     Философия права занимает особое место в  системе социальных наук. Она представляет собой общенаучный феномен, интегрирующий  всю совокупность принципов, путей  и методов познания, выработанных всеми науками, в том числе  и юридическими, применяемых в  процессе научного познания особенностей правовой деятельности, ее развития и  практического преобразования.

     По  моему мнению, главной причиной, по которой право выделилось из всех социальных регуляторов в особую систему норм является появление  государства. Государству необходимо было обеспечить функционирование общества как целостного организма более  высокого порядка, поддерживать в нем  порядок и стабильность и иметь  возможность влиять на обычаи, привычки, традиции своих народов.

     С годами выполнить такие задачи было не под силу нормативным регуляторам первобытнообщинного строя — нормам-обычаям. Эту роль взяло на себя формирующееся юридическое право, определяющей чертой которого стала государственная принудительность.

     Из-за частого отождествления положительного права с правом вообще, можно сделать вывод об относительности всякого права, ориентации его на определенные интересы, которые у разных народов, в разные эпохи, в различных исторических обстоятельствах бывают разными. Но на самом деле право не совпадает с действующим законодательством. Право всегда есть отношение между естественным правом и правом положительным. Идея естественного права абсолютна, смысл положительного права относителен. Реальное право проявляется как отношение между абсолютной естественной идеей и относительным смыслом действительного положительного права.

     Подвергая позитивизм критике, нельзя с порога упрекать его в политическом аморализме, но нельзя также и принимать за чистую монету беспристрастность его теоретиков, интерес которых якобы ограничивается лишь определением понятия права. Дело в том, что за объективным прояснением понятий может скрываться попытка подтолкнуть читателя к мысли, будто философия справедливости есть не что иное, как сплошной мечтательный морализм. Интерес к дефинированию, сам но себе не являющийся позитивистским, сливается с предпосылками и предрассудками собственно позитивистского свойства и незаметно устраняет как из правовой действительности, так и из теории права все элементы справедливости. А то, что осталось и что, на самом деле, является лишь частью, позитивизм выдает за целое. Иначе говоря, может оказаться, что нейтральный интерес к дефинированию права представляет собой тоже своего рода миф.

     Сперва  может показаться, что русская систематическая философия права, возникавшая под эгидой университетов в прямом и непосредственном взаимодействии с западной наукой, сложилась более на европейский, на западнический лад. Но если посмотрим ближе и внимательнее, то и в этой систематической, университетски представленной философии права мы обнаружим те же своеобразно русские черты, следы влияния русской почвы и развития русского духа [6, с. 243].

     Главное отличие состоит в новой оценке задач жизни и культуры. Западный взгляд пришел при строительстве внешних форм к обожествлению этих форм, признал их божественными и верил в их чудесную всемогущую силу. Это воззрение и эта вера переживают сегодня крах. Русское мировоззрение и русская вера уже с давних времен противопоставляют западному идеалу другой: высшая цель культуры состоит, по русскому воззрению, не в строительстве внешних форм жизни, но в их духовной, внутренней сущности. Не конституции, а религии образуют высший продукт духовного творчества и высшую цель жизни. Не государство, а церковь воплощает с величайшей глубиной и полнотой истинную цель истории и культуры. 
 
 
 
 

Список  литературы 

1. Алексеев, С.С. Теория права / С.С. Алексеев. – Харьков: БЕК, 1994. – 320 с.
2. Гегель, Г.В.Ф. Работы разных лет в двух томах/ Г.В.Ф. Гегель. - Т. 2. – Москва: Мысль, 1973. – 630 с.
3. Ильин, И.А. О сущности правосознания Монография/ И.А. Ильин. – Мюнхен, 1956. – 194 с.
4. Марченко, М.Н. Теория государства и права / М.Н. Марченко. – Москва: Проспект, 2006. – 640 с.
5. Нерсесянц, В.С. Философия права / В.С. Нерсесянц. - Москва: Норма, 2005. - 848 с.
6. Новгородцев, П.И. О своеобразных элементах русской философии права // Русское зарубежье. Власть и право, СПб: Лениздат, 1991. – 438 с.
7. Упоров, И.В. Естественное и позитивное право: понятие, история, тенденции и перспективы развития / И.В. Упоров, Б.А. Схатум. – Краснодар: Краснод. фил. С.-Петерб. ин-та внешнеэкон. связей, экономики и права, 2000. – 146 с.
8. Хёффе, О. Политика. Право. Справедливость. Основоположения критической философии права и государства / О. Хёффе. – Москва: Гнозис; Логос, 1994. – 385 с.
9. Хропанюк, В.Н. Теория государства и права / В.Н. Хропанюк. – Москва: Омега-Л, 1993. – 336 с.
10. Шершеневич, Г.Ф. Русская философия права (антология) / Г.Ф. Шершеневич; под ред. А.П. Альбова. – СПб: Алетейя, 1999. – 437 с.