Понятие диалектики

          Необходимость носит всеобщий  характер. Однако необходимость  не фатальна, ибо она зависит  от условий. В изменившихся  условиях данная необходимость может отпасть. Но в определенных условиях необходимость постоянна и устойчива.

          Противоположностью  необходимости  является случайность. Случайность  не вытекает с неизбежностью  из внутренних взаимосвязей, а  коренится в другом, не связанном  с сущностью данного предмета, и в силу этого не может наступить.

          Неверно думать, будто явления  могут быть либо только необходимыми, либо только случайными. Диалектика  необходимости и случайности  состоит в том, что случайность  выступает как форма проявления необходимости и как ее дополнение, как момент необходимого процесса. Например, развитие сознания человека определяется объективными процессами общественной жизни. Но это общее, необходимое проявляется через случайные моменты в жизни индивидуума.

          Случайности в ходе развития могут превращаться в необходимости. Так, закономерные признаки того или иного биологического вида вначале появляются как случайные отклонения от признаков другого вида. Эти случайные отклонения сохраняются и накапливаются, и на их основе складываются необходимые качества живого организма. Случайность оказывает решающее влияние на процесс самоорганизации открытых систем, определяет направленность ее развития. Об этом будет сказано дальше.

          Ступеньками познания обусловленности являются также категории возможности и действительности. Данные категории выражают основные этапы, ступени становления и развития предмета. Категория возможности выражает объективные, необходимые условия и тенденции возникновения и развития некоторого предмета. Так, на нашей планете когда-то создались условия для формирования первых живых существ. Эти простейшие существа подготовили возможность для образования новых, более совершенных организмов, которые, в свою очередь, породили возможность появления такого разумного существа как человек.

          Возможность может быть абстрактной  и реальной. Возможность считается  абстрактной, если имеются для  ее осуществления некоторые основания,  но отсутствуют необходимые условия  для превращения ее в действительность. Возможность сама по себе не противоречит объективным законам. И в этом смысле она коренным образом отличается от невозможности, т.е. от того, что принципиально, ни при каких условиях не может быть реализовано. Например, невозможно создание вечного двигателя, так как это противоречит законам сохранения энергии.

          Возможность реальна, если она  выражает существенную тенденцию  развития объекта и в действительности  существуют необходимые условия  ее реализации. Различия между  реальной и формальной возможностями в известной мере относительны. Вполне реальная возможность может быть упущена или объективно не реализована в силу каких-то обстоятельств. Она превращается в формальную возможность. Вместе с тем формальная возможность может превратиться в реальную. Например, возможность человека побывать на Луне была формальной, а теперь она осуществилась.

          Действительность – это реализованная  или осуществленная возможность.  Действительность является объективной  реальностью во всей ее конкретности. Она отличается от всего вымышленного, фантастического.

          Возможность и действительность  органически связаны между собой.  Они взаимопроникают. В этой  взаимосвязи «первенство» принадлежит  действительности. Правда, во времени  возможность предшествует действительности. Но сама возможность является лишь одним из моментов того, что уже существует как реальная действительность. Действительность, будучи результатом предшествующего развития, является в то же время исходным пунктом дальнейшего развития. Таким образом, направленность развития не может быть иной, кроме как от возможного к действительному.

          Процесс развития всегда имеет  системный характер. Системность  развития выражается через соотношение  категорий часть и целое, система,  элемент и структура, система  и среда.

          Часть и целое – философские  категории, выражающие отношения  между совокупностью предметов  и объективной связью, которая  их объединяет и приводит к  появлению новых свойств и  закономерностей. Эта связь выступает  как целое, а предметы –  в качестве его частей. Причиной этого является связь, объединяющая предметы и сложные комплексы, взаимовлияние частей. Единство частей в многообразии их взаимосвязей есть целостность. Идея целостности выступает в качестве общефилософского принципа, отражающего важную сторону существования, развития и познания мира.

          Практически в любой сфере  действительности люди имеют  дело не с отдельными изолированными  объектами, а с их сложными, взаимосвязанными комплексами. Все  существующие в мире комплексы  можно разделить на такие, в которых слабо выражены черты внутренней организации, а связи их частей носят внешний, случайный, нестабильный характер, и такие, в которых явственно выражены системные связи. Объекты первого типа условно называют неорганизованными совокупностями. Объекты второго типа, обладающие целостной устойчивой структурой, представляют собой системы. Для них характерно появление новых свойств, в результате взаимодействия элементов в рамках целого. Для системных объектов типична иерархичность строения – последовательное включение систем более низкого уровня в систему более высокого уровня. Таким образом, системой называют упорядоченную определенным образом целостную структуру, единый сложный объект. Так в структуре живых организмов легко обнаружить различные органы, способные функционировать только во взаимодействии друг с другом и только в составе данных организмов.

         Понятие системы предполагает  такие понятия как элемент  и структура. Элемент – неразложимый  далее компонент сложных предметов,  явлений, процессов. Относительно устойчивый способ связи элементов того или иного сложного целого называется структурой.

          Система может быть понята  как нечто целое лишь в сопоставлении  со средой. В понятии среды  отражается совокупность внешних  характеристик возникновения и развития системы. В зависимости от характера отношений со средой различают типы поведения систем: реактивное, адаптивное и активное. Последнее направлено на преобразование среды в соответствии с потребностями системы. Наиболее высокоорганизованными являются самоорганизующиеся системы.

   5. Диалектика после Гегеля

   Гегелевскую философию тождества разума и  действительности иногда характеризуют  как (абсолютный) идеализм, поскольку  она утверждает, что действительность подобна сознанию или разуму. Но ясно, что диалектическую философию тождества легко перевернуть, с тем чтобы она стала разновидностью материализма. Сторонники последнего доказывали бы, что действительность носит по существу материальный или физический характер, каковой ее и считает обычный человек, а под словами, что действительность тождественна разуму или сознанию, они подразумевали бы, что сознание тоже есть явление материальное или физическое — или, желая быть менее радикальными,— что если сознание и отличается от действительности, то несущественно.

   Такого  рода материализм можно рассматривать  как возрождение некоторых сторон картезианства, претерпевшего изменение  под влиянием диалектики. Однако отказавшись  от своей первоначальной идеалистической  основы, диалектика утрачивает всякое правдоподобие и понятность. Вспомним, что лучшим доводом в защиту диалектики является ее применимость к развитию мышления, особенно философского мышления. Здесь же мы сталкиваемся с прямым утверждением, что физическая реальность развивается диалектически,— с утверждением крайне догматическим, настолько мало подкрепленным наукой, что материалистические диалектики вынуждены очень широко использовать тот вышеупомянутый опасный метод, который отметает всякую критику как недиалектическую. Таким образом, диалектический материализм согласуется с пунктами (а) и (b), о которых мы говорили ранее, но значительно изменяет (с), причем на мой взгляд без всякой пользы для диалектики. Выражая такое мнение, хочу подчеркнуть, что, хотя я не назвал бы себя материалистом, моя критика не направлена против материализма, который я лично, пожалуй, предпочел бы идеализму, если бы мне пришлось выбирать (к счастью, необходимости такого , выбора нет). Именно соединение диалектики и материализма кажется мне даже худшим, чем диалектический идеализм.

   Мои замечания  относятся в особенности к  «диалектическому материализму», разработанному Марксом. Материалистический элемент  этой теории сравнительно легко переформулировать  так, чтобы серьезные претензии  к нему стали невозможными. Насколько  я понимаю, суть дела сводится к следующему. Нет никакого основания думать, будто естественные науки могут развиваться на базе свойственного людям здравого, реалистического мировоззрения, социальные же науки нуждаются в идеалистической посылке, вроде той, что была предложена Гегелем. Подобное предположение нередко высказывалось во времена Маркса, поскольку тогда казалось, что Гегель своей идеалистической теорией государства значительно повлиял на социальные науки, и даже развил их, тогда как бесплодность его естественнонаучных взглядов была, по крайней мере для естествоиспытателей, совершенно очевидна . Я думаю, что мы правильно проинтерпретируем идеи Маркса и Энгельса, если скажем, что одним из главных оснований их материализма было стремление опровергнуть любую теорию, которая утверждает, ссылаясь на рациональную или духовную природу человека, что социология должна основываться на идеалистической или спиритуалистической посылке или на анализе разума. В противовес подобным теориям они подчеркивали материальную сторону человеческой природы, выражающуюся, например, в потребности людей в пище и других материальных благах, и ее важность для социологии.

   Это совершенно здравый подход, и я думаю, что  данное положение Маркса действительно  важно и сохраняет свое значение и в наши дни. Маркс научил нас тому, что даже развитие идей нельзя понять до конца, если трактовать историю идей — хотя такое толкование часто имеет большие достоинства — не принимая во внимание условия их возникновения и жизненную ситуацию их создателей, где экономическая сторона чрезвычайно важна. Тем не менее я лично считаю, что Марксов экономизм — настойчивое утверждение им экономических предпосылок в качестве последнего основания любого развития — является ошибочным и фактически несостоятельным. На мой взгляд, социальный опыт ясно показывает, что при определенных обстоятельствах влияние идей (возможно, поддержанных пропагандой) может перевесить и вытеснить влияние экономических сил. Кроме того, если мы считаем, что невозможно полностью понять интеллектуальное развитие, не поняв его экономической подоплеки, то по меньшей мере равно невозможно понять экономическое развитие, не принимая во внимание, например, развитие научных или религиозных идей.

   В настоящий  момент для нас важно не столько  проанализировать материализм и экономизм Маркса, сколько выяснить, что произошло в рамках его системы с диалектикой. Здесь, как мне кажется, важны два момента, во-первых, Марксов акцент на историческом методе в социологии — тенденция, которую я назвал «историцизмом», и во-вторых,— антидогматическая тенденция Марксовой диалектики.

   Что касается первого момента, то мы должны помнить, что Гегель был одним из изобретателей  исторического метода — основателем  целой школы мыслителей, которые  считали, что описание истории развития является его причинным объяснением. Они были убеждены, например, что можно объяснить определенные социальные институты, если показать, каким образом они медленно вырабатывались человечеством. В наши дни часто признают, что значение исторического метода для социальной теории было значительно завышено, однако вера в этот метод никоим образом не иссякла. Я пытался критически проанализировать данный метод в другом месте (специально посвятив ему свою книгу «Нищета историцизма»). Здесь же я хотел бы подчеркнуть, что Марксова социология заимствовала у Гегеля не только ту мысль, что метод социологии должен быть историческим и что социология, так же как история, должна стать теорией социального развития, но и тезис о необходимости объяснять это развитие в диалектических терминах. Для Гегеля история была историей идей. Маркс отбросил идеализм, но сохранил гегелевское учение, согласно которому движущими силами исторического развития являются диалектические «противоречия», «отрицания» и «отрицания отрицаний». В данном отношении Маркс и Энгельс шли за Гегелем след в след, и это можно доказать текстуально. Гегель в «Энциклопедии философских наук описывает диалектику как «универсальную и неотразимую мощь, пред которой ничто не может устоять, сколь бы надежным и стабильным оно себя ни мнило». В этом же духе пишет и Энгельс («Анти-Дюринг», часть 1, «Диалектика: отрицание отрицания»): «Итак, что же такое отрицание отрицания? Чрезвычайно общий ... закон развития природы, истории и мышления, закон, который ... имеет силу в животном и растительном царстве, в геологии, математике, истории и философии».

   По  Марксу, главная задача социологии — показать, как диалектические силы действуют в истории, и таким  образом предсказать ход истории; или, как он говорит в предисловии  к «Капиталу», «конечная цель моего труда состоит в том, чтобы раскрыть экономический закон движения современного общества». И этот диалектический закон движения, отрицание отрицания, лежит в основе Марксова пророчества о неминуемом конце капитализма («Капитал», I гл. XXIV):

   «Капиталистический способ производства ... есть первое отрицание ... Но капитализм, с неумолимостью закона Природы, порождает свое собственное отрицание. Это есть отрицание отрицания».

   Пророчество, конечно же, не должно быть обязательно  ненаучным, о чем свидетельствуют предсказания затмений и других астрономических событий. Однако гегелевская диалектика, включая ee материалистическую версию, не может служить надежным основанием для научных прогнозов. («Но все предсказания Маркса оказались правильными»,— обычно отвечают марксисты. Отнюдь нет. Из множества примеров возьмем только один. В «Капитале» сразу же после процитированного отрывка Маркс сказал, что процесс перехода от капитализма к социализму естественно будет несравненно менее «затяжным, насильственным и трудным», чем промышленная революция, и в примечании подкрепил свой прогноз, сославшись на «нерешительную и не оказывающую сопротивления буржуазию». Мало кто из современных нам марксистов решится сказать, что эти предсказания были удачными.) Таким образом, основывающиеся на диалектике прогнозы иногда будут правильными, а иногда — неправильными. В последнем случае, очевидно, возникает непредвиденная ситуация. Однако диалектика настолько расплывчата и растяжима,* что может истолковать и разъяснить эту непредвиденную ситуацию так же замечательно, как и ту ситуацию, которая была предсказана ею, однако так и не осуществилась. Любое развитие можно подогнать под диалектическую схему, и диалектик может не опасаться опровержения будущим опытом . Как уже упоминалось, ошибочен не просто диалектический подход, ошибочна сама мысль о теории исторического развития,— представление, согласно которому целью научной социологии являются крупномасштабные исторические прогнозы. Однако в данной статье мы не рассматриваем эту тему подробно.