Концепция информационного общества

“Семья будущего. Технические развитые страны становятся сегодня свидетелями возникновения множества форм семьи. Какие формы семьи исчезнут, а какие получат широкое распространение, будет зависеть не столько от проповедей о “святости семьи”, сколько от того, по какому руслу мы направим развитие техники и организацию труда [16, с. 99-102].

“Рождение “просьюмера”. Со временем полная автоматизация позволит клиенту - через посредство компьютера, который будет регулировать соответствующие процессы – самому конструировать нужную ему продукцию. Так что в итоге потребитель станет такой же частью производственного процесса, какой на современном, умирающем, производстве является сборщик, работающий на конвейере” [16, с. 95-96].

Тяжесть управления свободой. Особенно актуальным, открывающим новые философские аспекты, этот вопрос становится в мире современных цифровых технологий. Человек в сетевых коммуникациях, пользуясь современными компьютерными мультимедийными инструментами, обретает совершенно иную предметно-объектную сферу. Это сотворяемые им реальности дополняют существующее жизненное пространство и начинают конкурировать с ним по ценности, значимости для жизни человека. Человек может в этих виртуальных пространствах достаточно легко перемешаться, не затрачивая и доли тех усилий, которые требуются в реальном мире. И это, как кажется, облегчает ему жизнь. Но одновременно он получает максимальное расширение свободы и должен совершать выбор, которой требует от человека порой значительных усилий для определения своих предпочтений [29, c.80].

Д.Белл обращает внимание на два вопроса человеческого бытия будущего: жизнь в городах и процесс урбанизации, которые уже сегодня доставляют массу забот как градостроителям, так и экологам, и социальные пропорции нового общества, в котором прежняя “родовая” элита будет потеснена в пользу “элиты знания”. “Cегодня специалисты предсказывают появление «линейных городов», в которых не будет центральных площадей и торговых центров, характерных для классических европейских городов… В постиндустриальном обществе элита - это элита знающих людей. Постольку, поскольку политические вопросы все теснее переплетаются с техническими проблемами (в широких пределах - от военной технологии до экономической политики), элита знания может ставить проблемы, инициировать новые вопросы и предлагать технические решения для возможных ответов, но она не обладает властью сказать «да» или «нет». В этой связи крайне преувеличенной представляется идея о том, что элита знания может стать новой элитой власти. Что, однако, верно, так это то, что в современном обществе растет элитаризм, чему в большой мере содействуют различные группы элиты знания, особенно молодежной” [5, с.338; 6]. Однако все свелось к распространению персональных компьютеров и компьютерных сетей, особенности - сети Интернет. Технологические сдвиги, с которыми связывали формирование информационного общества, налицо, а ожидаемые перемены институциональной структуры не происходят [8, с. 363]. Вопреки прогнозам "университет не заменил промышленную корпорацию, скорее, академическое знание было инкорпорировано в процесс капиталистического производства [8, с. 358].

У Дж. Мартина можно наблюдать такое же смешение утопические и реалистических элементов, как и у У.Дайзарда. “Представьте себе город будущего... Высотные дома расположены не слишком близко друг к другу, так что их жителям открываются далекие виды. Под улицами проведены кабельные сети, обеспечивающие всевозможные виды коммуникации. У жителей этого города нет такой необходимости в транспортных поездках... Банковские операции осуществляются из дома, равно как и приобретение товаров... Всяческие поощряется работа дома, выполняемая через терминалы и видеофоны... Промышленность управляется главным образом машинами” [14, с. 373,375,378].

В своей книге “Наступление информационного века” У.Дайзард высказывает достаточно утопические идеи по поводу образования. “Грядущие изменения... затронут систему нашего образования... С новой технологией «продолжающееся образование» будет чем-то большим, нежели курсы переподготовки и другие виды так называемого образования для взрослых... В конце концов перед нами открывает перспективы вступления в век, в котором любой тупица, сидя за компьютерным терминалом в лаборатории, офисе, публичной библиотеке, сможет просматривать невообразимо колоссальные залежи информации, находящейся в различных банках данных. Поскольку в результате намного больше, чем прежде, людей смогут с успехом заниматься исследовательской работой, это наверняка увеличит вероятность выявления людей со способностями Эйнштейна или Эдисона” [7, с.346-348].

В своей работе У.Дайзард затрагивает важные вопросы, касающиеся таких сфер человеческой жизни, как гражданские права и свободы личности. “Нынешние системы могут подключать своих абонентов только к сравнительно большим и централизованным компьютерным банкам. Следующий шаг, который технология позволяет сделать уже сейчас, даст абонентам возможность создавать свои собственные базы данных.. Так мы получим своего рода новую Первую поправку к Конституции, новый вариант политической культуры демократического общества, где каждый человек - хранитель и издатель своей собственной информации, его деятельность в этом отношении не опосредуется никакими властями - общественными или частными, и он свободно занимается ею, пока оплачивает в конце месяца счета за телефонно-компьютерные услуги” [7, с.346-348].

Дж.Мартин высказывает идею респондентного телевидения, которая технически реализуема сегодняшними средства и иногда даже применяется (в шоу-передачах, где подведение итогов производится опросом зрителей по телефону или через звонки в студию). “После трансляции политической речи или во время передачи последних новостей зрителией просят сообщить о своей позиции по тому или иному вопросу. Президент сам может запросить мнение зрителей по тому или иному положению своей речи... Респондентное телевидение может стать эффективнейшим каналом коммуникации, часть демократического процесса - в большей степени, нежели нынешние опросы общественного мнения” [14, с. 373,375,378].].

Таким образом, в 70-х годах, когда возникла идея “электронного коттеджа”, ставилась цель избавления от бумажно-канцелярского труда: работа переносилась на компьютер и отдавалась на дом. За 20 истекших лет этот процесс скорее всего должен был прийти к логическому завершению. Однако это не произошло, что подтверждает необходимость личного контакта людей для выполнения большинства видов творческой, а иногда и нетворческой работы. В информационном обществе происходит распад классической “нуклеарной” семьи как “ячейки общества”. Единство формы семьи заменяется на многообразие видов брака и совместного проживания. Естественность этой тенденции очевидна, и, согласно данным статистики, в США уже сегодня иные формы брака численно превышают количество “нуклеарных” семей. Очевидно, что в настоящее время образование претерпевает огромные изменения, прежде всего, в плане специализации, диверсификации и индивидуализации. Утопические идеи обучения по телевизору остались нереализованными в силу малой практического эффекта данного способа. В сфере политической, социальной и общественной жизни существуют идеи Дайзарда и Мартина о респондентном телевидении и реализации свободы слова через создание собственных информационных банков. Несмотря на некоторую утопичность попыток построения “настоящей” демократии, подобные технические нововведения служили бы как минимум надежной защитой против попыток тоталитарного возрождения.

3 Последствия информационного общества для человечества

Амбивалентный характер воздействия технического прогресса на общество отмечают многие философы. Так, Ф.Рапп пишет: "В основе многих проблем, которые ставит современная техника, как это ни парадоксально, лежат именно ее слишком большие успехи"[26, c. 85]. Об этом же пишет У.Драйзард. В своей книге "Наступление информационного века" он отмечает, что противоречия технического прогресса выражаются в том, что за технический прогресс неизменно приходится расплачиваться: давая что-то с одной стороны, он лишает чего-то с другой; технический прогресс всегда создает больше проблем нежели решает; негативные последствия технологических нововведений неотделимы от позитивных; технологические нововведения имеют неопределенные последствия. Отсюда он делает вывод: "Наивно утверждать, что технология нейтральна, что она может применяться как во благо, так и во зло; добро и зло в данном случае приходят одновременно и нераздельно друг от друга" [7, c. 348].

Обращая внимание на негативное влияние компьютерной техники на общество, Г. Кан пишет, что "опасность от компьютерных систем еще более реальна, чем опасность от загрязнения окружающей среды, ядерная опасность или опасность от физического увечья в связи с применением новой техники" [10, c. 194]. Многие философы и социологи при этом пишут, что кибернетическая техника, применяемая в общества, будет способствовать централизации политической власти, укреплению репрессивных функций государства, ограничению политической свободы граждан, тотальному контролю, формированию машинного типа мышления с его бинарной логикой, формализации всех процессов чувственного восприятия, потери способности к ассоциативному мышлению, рационализации всех сторон жизни включая и творческую деятельность конструкторов и научных исследователей. В итоге формируется "технизированый человек", происходит "социальное загрязнение", социальное одиночество, кризис гуманитарной культуры, возникает строго организованное общество. "В конце развития неизбежно возникает строго организованное общество, так как компьютер, как важное организационное средство, будет способствовать установлению порядка, свойственного самому компьютеру" [17]. Так, французский социолог и политолог Ж.Эллюль в книге «Другая революция» пишет “сегодня необходима подлинная революция по отношению к государству и автономизировавшейся технике. Главное, чтобы мир информатики, пусть даже самым невинным и немакиавеллистским образом, не стал агентом технической системы, увенчав свое движение к концентрации, к всепроникающему контролю”[28, с. 148-151]. Мнение Д.Белла перекликается с предупреждение Ж.Эллюля о возможности срастания информатики и бюрократии в единую мощную систему. “Сейчас становится все более очевидной угроза полицейского и политического наблюдения за индивидами с использованием изощренной информационной техники. Другой не менее важный момент заключается в том, что контроль над информацией чаще всего выливается в злоупотребления, начиная с сокрытия информации и кончая ее незаконным обнародованием, и что, дабы предотвратить эти злоупотребления, необходимы институциональные изменения, прежде всего в сфере информации ” [5, с.340; 6].

Ясперс предупреждает о тех же опасностях, что Эллюль и Белл, но несколько драматизирует ситуацию “удрученности” человека в новом обществе, забывая о двунаправленном свойстве информации - она размножается вне зависимости от того, откуда исходит. “Все возрастающая доля труда ведет к механизации и автоматизации деятельности работающего человека. Труд не облегчает бремя человека в его упорном воздействии на природу, а превращает человека в часть машины. Вследствие уподобления всей жизненной деятельности работе машины общество становится похоже на одну большую машину, организующую всю жизнь людей. Все, связанное с душевными переживаниями и верой, допускается лишь при условии, что оно полезно для цели, поставленной перед машиной. Человек сам становится одним из видом сырья, подлежащего целенаправленной обработке. Поэтому тот, кто раньше был субстанцией целого и его смыслом - человек, - теперь становится средством” [30, с. 144].

Представитель антитехнократизма Г.Маркузе выдвигает свою "критическую теорию индустриального общества", которую он с наибольшей полнотой изложил в своей известной книге "Одномерный человек". Он рассматривает современное общество как структуру, возникшую в результате тесного переплетения науки, техники, промышленности, общественных и индустриальных сил в их нерасчлененной слитности. Но под влияние техники общество и человек с его сознанием становятся "одномерными", однонаправленными, эмоциональность приносится в жертву холодному рациональному расчету. Техника стандартизирует жизнь, стабилизирует общество и развитие общества прекращается. [17].

Л.Мэмфорд обвиняет технику, которая созданием иллюзии господства общества над природой поработила членов этого общества, превратила их в рабов машин. "Миф машины ввел запреты, ограничения, насадил атмосферу принудительности и раболепия, которые и сами по себе, и как следствие вызванных ими противодействий угрожают сегодня еще более пагубными последствиями, чем это было в эпоху пирамид". Правда Л.Мэмфорд выступает не против техники самой по себе, а против культа техники, который есть действительное зло. В связи с этим он указывает на противоречивое начало, заложенное в самой технике и пишет: "С самого начала человеческая машина была двулика: с одной стороны, принудительная и разрушительная, а с другой - жизнеутверждающая и конструктивная" [15, c. 63-64].

Такое качество информации, как избирательность ее усвоения, создает базу для возникновения социальных противоречий между людьми (работниками), способными и неспособными адекватно усваивать и эффективно производить знания. Отсюда также возникает противоречие на основе реальной и потенциальной креативности работников, ведущее к выделению интеллектуальной элиты. Наблюдается разделение на страты (классы) еще более жесткое» чем в индустриальном обществе, но в качестве критерия такого разделения выступают не внешние характеристики (собственность на материальные блага), а личностные качества человека, его способность генерировать знания. Соответственно, формируются и два типа сознания —- элиты и остального общества [16, с. 43-44].

Р.Коэн попытался в концентрированном виде представить проблемы современного общества, которые неизбежно станут еще более значимыми по мере того, как общество будет входить в “информационный век”. “Мы вправе допустить, что нынешние времена по крайней мере в двух важнейших отношениях отличаются от прошлого. Во-первых, определенный количественный рост достиг критической точки, за которой, как принято говорить, количество переходит в качество, рост вступает в некоторую новую фазу... Вторая жизненно важная характеристика нашего времени... это всемирный характер социальных и технических проблем, среди которых выделяются следующие: политические и экономические препятствия к тому, чтобы техника использовалась для ликвидации нищеты; это относится даже к самым промышленно развитым странам, не говоря уже о странах «третьего мира», где бедность ставит людей на грань вырождения; неспособность социальных наук - и эмпирических исследований в их историческом аспекте, и исследований современных общественных изменений, равно как и методологии общественных дисциплин, - решать свои главные практические и теоретические задачи; недостатки образования и воспитания во всем мире, препятствующие решению указанных проблем, мешающие здоровому, творческому пониманию науки и техники как составной части гуманистического воспитания в эпоху научно-технического прогресса; это относится и к подготовке специалистов, и к общему образованию большинства людей (к тому же подготовка специалистов страдает культивируемым элитизмом); неспособность многих стран разрешить проблемы своего индустриального развития за счет использования внутренних ресурсов либо путем справедливого перераспределения капиталов и ресурсов между развитыми капиталистическими (а также социалистическими, в первую очередь СССР) странами и странами “третьего мира”, а также использования избыточного сырья, добываемого в развивающихся странах (за исключением нефти и некоторых ископаемых руд в ряде районов планеты); неспособность научной и технической элиты преодолеть свою национальную ограниченность, элитаристское сознание, если не считать нескольких героических исключений (например, Пагуошское движение или ВОЗ), в особенности это касается неспособности противодействоввать идеологическим наслоениям в науке; фетишизм науки, идущий параллельно с фетишизмом потребления, вещизмом” [12].

Фигатнер Ю. Ю. говорит о проблеме роста числа техногенных катастроф. “Нетрудно предвидеть, что ядерные микро-технологии будут обладать большей разрушительной силой, чем современные, и при случайных авариях. Кроме того, как это было всегда будут производиться и много более мощные виды вооружений. Понятно, что они окажутся несопоставимыми по мощности с современными, как несопоставимы огневая мощь одного современного спецназовца и любого крупного феодального воинского соединения.” [25]