Ф.Бэкон как родоначальник эмпиризма и провесник опытного естествознания

Метафизика  уделяет внимание изучению конечных причин (целей) и изучению или раскрытию  формальных причин (форм). Включение  конечных причин в сферу ведения метафизики выглядит довольно странно. Общеизвестно мнение Бэкона, согласно которому именно поиск конечных причин во многом несет ответственность за застой и путаницу в естествознании; тем не менее он допускает существование конечных причин и замечает, что природные феномены надлежит рассматривать как плоды целенаправленной деятельности высшей воли. (Как бы то ни было, роль финальных причин явным образом никак не связана с методом естествознания, предложенным Бэконом.)

Понятие формальных причин, или форм, ставит перед истолкователями философии Бэкона фундаментальную и сложную проблему. Главной целью науки является, вне всяких сомнений, выявление форм. Не являясь ни в коей мере некритичным последователем атомизма, Бэкон полагает, что мироздание состоит из образующих различные конфигурации частиц. Представляется вероятным, что под формой вещи подразумевается структура или порядок этих частиц. Так, форма золота или форма тепла — это некоторым образом упорядоченная конфигурация мельчайших частиц.

В связи  с этим возникает ряд серьезных  проблем. Во-первых, формы недоступны наблюдению. Они образуют «скрытую»  и подлинную природу мироздания. Во-вторых, формальные причины не следует  смешивать с причинами производящими, или событиями, обусловливающими другие события. Что до законов, иногда неудачно отождествляемых Бэконом с формами, то их не следует понимать — разве что только самым опосредованным образом — как корреляцию между предшествующими, событиями и следствиями. Как в случае с наиболее строгими понятиями современной науки, формы Бэкона, его «фундаментальные законы» выявляют условия, при которых некоторое свойство, к примеру, жар или белизна, проявляется в конкретной вещи. «Форма некоторого естества — это то, из чего при наличии формы безусловно следует данное естество». Какова бы ни была форма золота, золото имеется налицо тогда и только тогда, когда имеется налицо вещь данной формы. Изучение форм — это изучение причин, обусловливающих свойства конкретного предмета, обусловливающих тот факт, что нечто имеет данное свойство.

Принимая  разделение на ум и тело, Бэкон различает  науки о теле и науки об умопостигаемой области. Зачастую его рассуждения  на данную тему весьма сумбурны, однако он ясно высказывается о том, что  методология «гуманитарных» наук тождественна методологии наук о природе. В этом смысле потомки вправе назвать Бэкона «методологическим монистом».

 2.4 Критика наук

Почему  Бэкон столь пренебрежительно отзывается о научном знании своего времени? Он осыпает насмешками схоластов (он уничтожительно, хотя и не слишком вдумчиво и оригинально, критикует Аристотеля), философов Возрождения и алхимиков.

Главные претензии Бэкона сжато сформулированы в следующем отрывке: «Используемые  ныне аксиомы подсказаны весьма скудным  и ненадежным опытом, а несколько единичных, чаще всего встречающихся фактов получают расширительное толкование, чтобы соответствовать этим аксиомам и вобрать их в себя, и поэтому неудивительно, что они не приводят к [открытию] новых единичных фактов. А если вдруг появляется какой-нибудь противоречащий им пример, который ранее не наблюдался и не был известен, тогда аксиому сохраняют при помощи какой-нибудь произвольной дистинкции, тогда как правильнее было бы исправить саму аксиому».

Критика Бэкона в этом пункте куда более  тонка, чем обычно отмечают. Ее объектом, несомненно, выступает опрометчивое теоретизирование многих древних философов и современников Бэкона. Такое теоретизирование выводит общие принципы из немногочисленных данных. Поскольку эти принципы считались истинными, на их фундаменте строились действенные, с дедуктивной точки зрения, объяснения, которые затем защищались от непослушных данных с помощью гипотез ad hoc. Этот «метод» Бэкон по очевидным причинам называет «предвосхищением Природы».

Кроме того, нужно ясно сознавать, что Бэкон также показывает крайнюю ограниченность и непродуктивность теорий такого рода: они применимы к узкому кругу единичных фактов и не имеют наблюдаемых следствий за пределами своей изначальной области. Такие теории не позволяют производить новые открытия или делать предсказания в неожиданных местах. В то же время теория, которая объясняет, например, поведение небесных тел и поведение приливов, имеет преимущество над теорией, ограниченной одними небесными телами.

Наряду  с этим, маловероятно, чтобы можно  было получить теории такой объяснительной силы и изящества, некритично используя категории здравого смысла. Бэкон отмечает, что «открытия, произведенные в науках до сего времени, почти не возвышаются над обыденными понятиями»; они барахтаются у самой поверхности. Именно поэтому Бэкон подвергает справедливой критике ту беззаботность, с какой мыслители прошлого подразделяли природный мир на виды, роды и т.п. Скорее нам следует стремиться к тому, чтобы рассекать организм вдоль его сочленений, настаивает Бэкон; следует стремиться к раскрытию причинных, а значит, обладающих объяснительной силой свойств природы. 

2.5 Препятствия  на пути познания

Фрэнсис Бэкон разделил источники человеческих ошибок, стоящих на пути познания, на четыре группы, которые он назвал «призраками» («идолами», лат. idola)[1]. Это «призраки рода», «призраки пещеры», «призраки площади» и «призраки театра»[2].

1. «Призраки рода» проистекают из самой человеческой природы, они не зависят ни от культуры, ни от индивидуальности человека. «Ум человека уподобляется неровному зеркалу, которое, примешивая к природе вещей свою природу, отражает вещи в искривлённом и обезображенном виде».

2. «Призраки пещеры» — это индивидуальные ошибки восприятия, как врожденные, так и приобретённые. «Ведь у каждого помимо ошибок, свойственных роду человеческому, есть своя особая пещера, которая ослабляет и искажает свет природы».

3. «Призраки площади (рынка)» — следствие общественной природы человека, — общения и использования в общении языка. «Люди объединяются речью. Слова же устанавливаются сообразно разумению толпы. Поэтому плохое и нелепое установление слов удивительным образом осаждает разум».

«Призраки театра» — это усваиваемые  человеком от других людей ложные представления об устройстве действительности. «При этом мы разумеем здесь не только общие философские учения, но и многочисленные начала и аксиомы наук, которые получили силу вследствие предания, веры и беззаботности».

2.6 Понятие опыта в философии Ф.Бэкона 
“Опыт” - главная категория в философии Бэкона, ибо с него начинается и к нему приходит познание, именно в опыте проверяется достоверность знания, именно он дает пищу разуму. Без чувственного освоения действительности разум мертв, ибо предмет мысли всегда черпается из опыта. “Самое лучшее из всех доказательства есть опыт”, - пишет Бэкон. Опыты в науке бывают плодоносными и светоносными, первые приносят новые знания полезные человеку, это низший вид опытов; а вторые - открывают истину, именно к ним должен стремиться ученый, хотя это трудный и долгий путь. В этом пути его будут сопровождать главные методы познания, “один воспаряет от ощущений и частностей к более общим аксиомам... Другой же - выводит аксиомы из ощущений”.  
Это не что иное, как индукция (от частного к общему) и дедукция (от общего к частному). Дедуктивный метод был хорошо отработан в Логике Аристотеля и более поздних работах. Заслуга Бэкона в философском обосновании индукции. Индукция может быть полной и неполной. Полная индукция - это идеал познания, она означает, что собраны абсолютно все факты, относящиеся к области изучаемого явления. Нетрудно догадаться, что это задача сложная, если не сказать недостижимая, хотя Бэкон верил, что со временем наука решит эту задачу; поэтому в большинстве случаев люди пользуются неполной индукцией. Это означает, что обещающие выводы строятся на материале частичного или выборочного анализа эмпирического материала, но в таком знании всегда сохраняется характер гипотетичности. Например, мы можем утверждать, что все кошки мяукают до тех пор, пока нам не встретится хоть одна немяукаящая кошка. В науку, считает Бэкон, нельзя допускать пустые фантазии, “...человеческому разуму надо придать не крылья, а скорее свинец и тяжести, - чтобы они сдерживали каждый прыжок и полет”. 
Для того чтобы добраться до истины, науке необходимо накопить огромное количество плодоносных опытов, подобно муравью, который по песчинке собирает свой муравейник, в отличие от паука, создающего из самого себя затейливый узор своей паутины. С муравьями Бэкон сравнивал ученых-естествоиспытателей, а с пауками ученых-схоластов, книжников. Если первые приносят пользу людям, то вторые - задерживают развитие познания. Однако наилучшим типом ученого он считал - ученого, который как пчела по крупице собирает нектар опыта, чтобы получить из него новый, ценный и полезный как мед продукт - полезные знания, способные изменить мир для блага человека. 

2.7 Новый метод

Свой  новый метод Бэкон назвал «истолкованием Природы». Говоря вкратце, он представляет собой методический, и по идее механический процесс постепенного и осознанного построения аксиом, противопоставляемый «перескакиванию от единичного к наиболее общим аксиомам». Индукция — это метод выведения общих умозаключений, имеющих форму «все А суть F», из ограниченного числа единичных наблюдений: это А есть F, то А есть F и т.д. Индукция путем простого перечисления выбраковывается Бэконом главным образом потому, что она стремится только к подтверждению гипотез, а также в силу того, что — по крайней мере в том виде, в каком она практикуется, — она производится наобум.

Метод самого Бэкона начинается с собирания  «полной и точной естественной и  экспериментальной истории». Благодаря  этому метод обеспечивается данными. Часто отмечаемая неспособность  Бэкона обращать достаточное внимание на роль гипотезы в науке особенно выпукло проступает именно здесь. Напрашивается вопрос: откуда нам знать, где отыскивать релевантные данные, иначе как руководствуясь некоторой предварительной гипотезой?

Получив релевантные данные, исследователь  может воспользоваться индуктивным  методом, рекомендуемым Бэконом. В одном из самых знаменитых разделов «Нового органона» Бэкон иллюстрирует этот метод на примере тепла.

Цель  бэконовского метода, как уже было сказано, — обнаружить форму тепла. Для ее достижения естественная история  тепла разбивается на таблицы присутствия, отсутствия и степеней (я опускаю последнюю таблицу из соображений краткости). Итак:

Бэкон приводит много таких примеров. Поскольку  предметом поиска является форма  тепла, или рассматриваемое естество, в таблицу присутствия заносятся  случаи, в которых тепло присутствует, но которые обнимают множество различных видов субстанций. Благодаря этому мы не будем введены в заблуждение бросающимся в глаза, но случайным совпадением свойств. Форма тепла должна каким-то образом соотноситься с тем общим, что имеется в таблице присутствия. Обращаясь к таблице отсутствия, мы отыскиваем примеры, многие свойства которых имеют нечто общее с примерами из таблицы присутствия, но в которых отсутствует рассматриваемое естество. Таким образом, ни одно из веществ, наличествующих в обеих таблицах, не может рассматриваться как форма искомой природы. Самое поразительное — это, возможно, то, что, принимая во внимание возможности данного метода, после рассмотрения таблиц тепла Бэкон высказывает следующее предположение: форма тепла есть «стремящееся к расширению, имеющее пределы движение, которое воздействует на мельчайшие части тел». Этот вывод, по-видимому, предвосхищает современную теорию, согласно которой тепло есть движение молекул. Бэкон подчеркивает, что данный вывод — это лишь первый шаг, «первая жатва». Однако следует подчеркнуть и то, что Бэкон весьма смутно представляет, каким образом исследование будет продвигаться дальше.

Особое  внимание следует обратить на две  особенности данного метода. Сравнивая  таблицы, Бэкон отмечает необходимость экспериментов. В неясных случаях следует установить, действительно ли имеется в наличии искомое естество. Для определения этого требуется экспериментальное обеспечение контролируемой обстановки. Во-вторых, данный метод справедливо считается предвосхищением тезиса, по которому в науке следует стремиться не к подтверждению теории путем подбора позитивных фактов, но скорее к поиску данных, которые противоречили бы этой теории. Бэкон сознавал всю важность отрицательного примера для научной методологии. Хотя нельзя отрицать того, что бэконовский метод открыт для критики с самых разных сторон, нельзя забывать и о том, что Бэкон правильно выделял роль эксперимента и указывал на центральное значение поиска противоречащих теории фактов.

Неясно, каким образом с помощью таблиц можно устанавливать форму данного естества, поскольку она не поддается наблюдению. Для того чтобы сдвинуть метод с мертвой точки, должны быть задействованы догадка и гипотеза. Бэкон отдавал себе отчет в имеющихся здесь трудностях, но несмотря на это был, по-видимому, убежден в том, что при правильном использовании его метод сможет вычленить искомую форму.

Как правило, Бэкону приписывают непонимание  важности математики для естественных наук. Ему хорошо известно, что при  проведении наблюдений необходима тщательная фиксация количественных данных, но следует допустить, что для Бэкона математика оставалась всего лишь «добавлением» к естествознанию.

Мы уже  напоминали самый распространенный упрек в адрес Бэкона: ему не удалось понять ту роль, которую догадка или гипотеза должны играть в науке. И действительно, в определенных кругах термин «бэконианство» иронически прилагается к методологии, которая стремится к поиску простых фактов, чтобы затем каким-то образом без привлечения любых гипотез прийти к единственному верному объяснению явлений. Это весьма наивный взгляд — как на научную методологию, так и на Бэкона. Разумеется, он не жалеет усилий, чтобы развенчать невосприимчивость гипотез ad hoc к данным научной практики. Неудивительно, что в результате этого он мог недооценить надлежащую роль гипотезы в науке. Однако из рассмотрения Бэконом собственного метода явствует, что известная роль отводится в нем и догадке. Тем не менее следует согласиться с тем, что Бэкон — в основном по причине своей антипатии к научной практике его времени — недооценивал законную роль гипотезы в науке.