Древние учения

    В “Государстве” также говорится,  что, будучи приближенной к  миру бытия,

душа  имеет исконное знание истины, пробуждаемое в ее земном существовании с

помощью диалектического рассуждения; сложенные  вместе, знание и рассуждение

составляют  мышление, направленное на бытие, то есть на то, что не имеет

связи с материальным миром. Относительно вещей материальных, имеющих

рождение  и пребывающих в становлении, невозможно знание, бессмысленно

рассуждение, непригодно мышление. Здесь душа пользуется совсем другими

инструментами - более или менее правильным воззрением (мнением), которое

складывается  из запечатленного в памяти подобия  вещи и убеждения в его

достоверности (уподобление и вера).

    “Знание направлено на бытие,  чтобы познать его свойства”  (Гос-во, 273),

в то время  как мнение – это всего лишь становление. Знание – истинно, а

мнение  неистинно. Мир бытия и мир  становления - два нетождественных  мира,

мышление  и мнение относятся к разным мирам, а поэтому, хотя истина остается

все же за мышлением, мнение не становится от этого иллюзорным. Мнение

аналогично  истине в той же пропорции, и поэтому  вполне допустима такая

ситуация, когда правильно составленное мнение может именоваться истинным

мнением.

    Собственно мышлению, как его  понимает Платон, принадлежат лишь  идеи

чистого бытия, никак не связанные с материей, из наук это только

арифметика, из разделов философии - только онтология. Все остальное -

физические  науки, естествознание, геометрия, науки  об обществе, из разделов

философии - космология, политика, этика, эстетика, психология ит. п., - так

или иначе  связано с миром становления  и подлежит мнению. Следовательно, то,

что Платон именует знанием, к практической жизни не имеет никакого

отношения, это узкая область чисто теоретического знания и еще уже -

философской теории.

    Люди, обладающие знанием, а не  мнением – это философы. Но  естественно,

что подавляющее  большинство людей не таковы. Даже наоборот, философы в

современном государстве порицаются и не понимаются толпой, которой доступны

только  мнения, опирающиеся на чувственные  впечатления.

    Как же достичь знания, умозрить “идеи”, стать философом? В “Пире” дана

картина постепенного познания “идеи” прекрасного. Надо “начать с

устремления к прекрасным телам в молодости”. Это устремление родит в нем

прекрасные  мысли. Потом придет понимание, что  “красота одного тела

родственная красоте любого другого” (Пир, 76), и  человек станет любить все

красивые  тела. Путь любви – это путь обобщения, который восходит к все

более абстрактному. Дальше юноша постигнет  красоту нравов и обычаев,

красоту души. После этого родится любовь к наукам. Каждая новая ступень

открывает понимание незначительности предыдущей, и, наконец, перед

человеком откроется самое прекрасное –  сама “идея”.

    В “Пире” противопоставлены  чувственность и знание. “Правильное  мнение”

толкуется здесь как постижение, занимающее середину между знанием и

чувственностью. На значение понятия “середины” в  философии Платона указывал

еще профессор  А. Ф. Лосев. В широком смысле, платоновская “середина”–

диалектическое опосредствование, категория перехода, связи. Мифологическим

воплощением середины представлен в “Пире” демон любви и творческого

порождения  – Эрос. Единство знания и чувственности  толкуется здесь не как

“фиксированное”, а как единство в становлении. “Идеи” – это результат

диалога души с самой собой. Чувственный  мир подталкивает душу к пробуждению

подлинного  знания. Проблема состоит в том, чтобы  помочь душе вспомнить

подлинное знание, “идеи”, что возможно только на пути Эроса.

    Путь человека к знанию показан  и в “Государстве” с помощью  все того же

символа пещеры. Если снять с человека оковы  и заставить его пройтись и

оглянуться, то он не сразу сможет смотреть на свет. Чтобы созерцать высшее,

заключает Платон, понадобится привычка к восхождению, упражнение в

созерцании. Сначала раскованный узник сможет смотреть только на тени, затем

на отражающиеся в воде фигуры людей и других предметов  и только в последнюю

очередь на самые предметы. Но и это еще  не сам источник света – Солнце.

Сначала узник будет в состоянии смотреть только на ночные небесные светила.

И только в завершение всех упражнений он окажется способным созерцать

Солнце  – не изображение его на воде, а Солнце само по себе. И тогда  он

узнает, что оно и есть причина всего  того, что он и его товарищи видели,

сидя  во мраке пещеры.

    Человек, обладающий знанием,  никогда больше не станет завидовать  людям,

созерцающим только тени. Он не будет мечтать о почестях, которые узники

воздают друг другу в пещере. Его не прельстят  награды, которые даются тому,

“кто  отличался наиболее острым зрением  при наблюдении текущих мимо

предметов и лучше других запоминал, что  обычно появлялось сперва, что

после, а что и одновременно, и на этом основании предсказывал грядущее”

(Гос-во, 313).

    Все это воззрение на знание  теснейшим образом связано с  учением о

“благе”. Солнце – это причина зрения. Так и “идея” блага является причиной

знания  и истины. Считать свет и зрение солнецеподобными можно, но считать

их самим  Солнцем нельзя. Точно так же признавать знание и истину

благовидными  справедливо, но считать что-либо из них самим благом

несправедливо.

    Наконец, в “Государстве” уже  без всяких аллегорий и иносказаний  описан

путь  познания человека, в результате которого он может стать философом.

Причем  пройти его может человек любой, даже самый “дурной”. “Если сразу  же,

еще в  детстве, пресечь природные наклонности  такой натуры, которые, словно

свинцовые грузила, влекут ее к обжорству и различным другим наслаждениям и

направляют  взор души вниз, то, освободившись от всего этого, душа

обратилась  бы к истине, и те же самые люди стали бы различать там все  так

же остро, как теперь в том, на что направлен их взор” (Гос-во, 316).

    Важнейшей наукой, которая может  помочь на пути познания чистого  бытия,

является  арифметика. Она “ведет человека к  размышлению, то есть к тому, что

мы с  тобой ищем, но только никто не пользуется ею действительно как наукой,

увлекающей нас к бытию” (Гос-во, 321). А с помощью рассуждения и

размышления человек “пытается разобраться, об одном ли предмете или о двух

разных  предметах сообщает ей в том или ином случае ощущение” (Гос-во, 323).

Таким образом, у человека заработает мышление – то, что уже относится к

области умопостигаемого, а не зримого. Далее долгий путь от становления к

познанию  истинного бытия человеку помогут  пройти геометрия, астрономия

(“после  плоскостей мы взялись за объемные  тела, находящиеся в движении”

(Гос-во, 328), и, наконец, музыка, ведь можно обнаружить “числа в

воспринимаемых  на слух созвучиях” (Гос-во, 331). Диалектика же “будет у нас

подобной карнизу, венчающему все знания, и было бы неправильно ставить иное

знание  выше нее” (Гос-во, 335). Именно диалектический метод “отбрасывая

предположения, подходит к первоначалу с целью  его обосновать; он потихоньку

высвобождает, словно из какой-то варварской грязи, зарывшийся туда взор

нашей души и направляет его ввысь, пользуясь  в качестве помощников и

попутчиков  теми искусствами, которые мы разобрали” (Гос-во, 334).

    3.2. А к а д е м и я   П л а т о н а

    Основание Платоном в 388 г. до  н. э. Академии в Афинах стало

значительным  событием не только для научной, но и для политической жизни

греческих государств. Целью школы было воспитание государственных деятелей

в духе политико-философского учения Платона. Распространенным является

мнение, что основание ее было связано  с невозможностью для Платона

выступить на политическом поприще и, отсюда - его обращением к "чистой

науке", представляется не совсем верным. Не желая  принимать участие в

политической  игре, правила которой казались ему  недостойными, он, однако,

не отказался  от политической деятельности вообще, но избрал для себя иной

путь  и методы воздействия на погрязшее  в смуте общество, смысл которых

изложен в его сочинениях. Орудием же изменения  окружающего мира должны были

стать его ученики - философы и ученые, люди, владеющие искусством политики.

Этой  цели должна была служить Академия.

    В самом деле, влияние Академии  и ее членов на политические  события в

Греции  и за ее пределами трудно переоценить. Направления этого влияния были

совершенно  различны - от вмешательства в политику целых государств до

мягкого политического давления. Самым впечатляющим по своим результатам был

Сицилийский эксперимент Платона и деятельность его учеников в Сиракузах. Из

среды слушателей Академии вышли законодатели, советники правителей,

ораторы, тираны, тираноборцы, политические мыслители.

    Следует объяснить, почему политическое  влияние Академии проявлялось