Постлиберализм: многополярная перспектива

    Структурный, культурный и поведенческий кризисы служат объяснением краха данных трех ипостасей ленинистского коммунистического партийного государства. В структурном плане паралич партии и правительства привел к растущему неподчинению указам, исходящим от аппаратчиков. Так, в Советском Союзе к началу 80-х годов государственный контроль принял слишком бюрократизированные, застойные и негибкие формы. Столкнувшись с местным противодействием и коррупцией в республиках, Кремль начал терять руководство процессом принятия решений. Центральные партийно-правительственные институты не могли найти репрессивные или консенсуальные средства для упрочения поддержки общества. Секретарь Политбюро КПСС уже не мог непосредственно контролировать военных или милицию. Конфликт поколений в армии мешал ей выполнять роль стража советского режима. Офицеры вооруженных сил старше пятидесяти лет поддерживали тесное взаимодействие с партией и обороноспособность страны перед лицом западных капиталистических стран. Молодые офицеры, наоборот, выступали за модернизацию экономики, надеясь на получение с Запада передового вооружения и технологий. Рекрутируемые из числа городской молодежи, которой была свойственна вертикальная мобильность, выступали за расширение гражданских свобод, рыночные реформы и профессиональную армию, стоящую вне политики. Это поколение вооруженных сил не выказывало готовности использовать силу против групп, мобилизующих народ на противостояние правящему режиму. По мере того как советское общество становилось урбанизированным и индустриализированным, образованным и разнородным, знающая и подготовленная молодежь меньше поддерживала правящую КПСС. Находясь под впечатлением от технологического прогресса и расцвета гражданских свобод на Западе, такие социальные группы, как профессионалы, интеллигенция и молодые партийные кадры в городах, поддерживали движение общества к созданию согласительной системы. В республиках этнические группы и религиозные общины боролись за большую независимость от Москвы.

    С 1970 по 1989 г. включительно Польша достигла большего плюрализма, чем Советский Союз; независимость социальных групп от контроля со стороны партии улучшила перспективы трансформации политической системы Польши в согласительный режим. Все большее влияние приобретали римско-католическая церковь, профсоюзное движение «Солидарность», частное фермерство и городские ассоциации интеллигенции и профессионалов. Коммунистическая партия — Польская объединенная рабочая партия (ПОРП) — обладала ограниченной властью над государством и, в частности, над социальными группами. В 80-е годы участились смены партийного руководства, сократилась численность членов; особенно незначительным было число ее сторонников в возрастной категории до тридцати лет. Контролируемые партией организации были немногочисленными по составу. Членами ПОРП являлись главными образом партийно-государственные бюрократы, руководители государственных предприятий, военные и полицейские. Рабочие, молодежь, студенты и критически настроенная интеллигенция сплотились вокруг движения «Солидарность». Столкнувшись с политической оппозицией и экономической стагнацией, ПОРП раскололась. Сторонники социалистического плюрализма, свободного рынка, государственной централизованной плановой экономики боролись за политическое господство. Поставленная перед фактом дезинтеграции, ПОРП не смогла ни сформировать коалицию, ни удержать контроль за правительственными репрессивными органами: армией и службой безопасности. После введения в конце 1981 г. военного положения начался процесс милитаризации правительства и партии. Наведя временный порядок, вооруженные силы не добились ни политических перемен, ни сдвигов в экономике. Введение военного положения не привело к подавлению «Солидарности». Зарубежные институты, особенно западноевропейские профсоюзы, Ватикан и правительство США, также ослабляли польский коммунистический режим, добиваясь от него мер по развитию плюрализма.

    Когда в 1989 г. лидер СССР Михаил Горбачев согласился на создание в Польше коалиционного правительства, в которое вошли бы ПОРП и представители «Солидарности», это стало первым шагом к установлению согласительной системы. Выборы на конкурентной основе позволили членам «Солидарности» завоевать почти все места в верхней — законодательной — палате и более одной трети мест в нижней палате, выделенных для представителей профсоюзов. «Солидарность» получила возможность выдвинуть кандидатуры премьер-министра и членов кабинета. С разницей в один голос высший законодательный орган избрал президентом генерала В. Ярузельского, главнокомандующего вооружейными силами и бывшего Генерального секретаря ПОРП. Он оставался на посту до декабря 1990 г., когда польский электорат на президентских выборах отдал предпочтение главе «Солидарности» Леху Валенсе.

    События, происходящие в Польше, СССР и Западной Европе, ослабили контролируемые коммунистическими партиями бюрократические авторитарные режимы и стимулировали движение к более плюралистическому демократическому правлению. Многопартийные выборы в Польше, венгерская программа маркетизации и введение в Советском Союзе гражданских свобод создали возможность зарождения согласительных систем в других восточноевропейских странах. В середине 1989 г. Генеральный секретарь КПСС Михаил Горбачев отверг всякую возможность советской военной интервенции, целью которой было бы сохранение в Восточной Европе власти коммунистических партий. Это затруднило попытки партийных элит сохранить власть и стимулировало оппозицию правящим режимам. Пример Западной Европы способствовал снижению легитимности партийной власти. В сравнении с жителями Восточной Европы западноевропейцы пользовались большими гражданскими свободами, большим выбором потребительских товаров и более передовыми технологиями, особенно в сфере электроники и информатики. Средства массовой информации Запада рассказывали жителям Восточной Европы о демократизации и капиталистическом процветании, о конце правления коммунистических партий в соседних странах — сначала в Польше и Венгрии, затем в ГДР, Чехословакии, Болгарии и Румынии. Режимы падали один за другим, как костяшки домино6.

     Распад коммунистических партийных государств был также вызван крахом легитимности марксистско-ленинских политических формулировок. Право марксистско-ленинской партии на господство не признавали ни обладавшие влиянием элиты, ни представители народных масс. Их материальная легитимность стала уменьшаться, когда обещания экономического процветания вступили в противоречие с неэффективным управлением экономикой партийно-правительственными ведомствами. Интеллектуалы-диссиденты подвергали критике коммунистические партийные режимы за нарушение этических принципов, таких, как справедливость, честность, истина, сочувствие к ближнему, гражданские свободы и достоинство личности. Разочаровавшись в лени-нистской стратегии преобразования общества с помощью политических средств, многие диссиденты обратились к конституционному либерализму как новому источнику легитимности. Этнически национализм также представлялся более привлекательным, чем политические идеологии, основанные на пролетарском интернационализме, советском гражданстве или социалистической гуманности. В условиях снижения легитимности ведущие институты — партия, государственно-правительственная бюрократия, вооруженные силы, полиция — не могли сохранять контроль над обществом. К концу 80-х годов правящие режимы пали.

    Господство коммунистической партии ослаблялось массовым цинизмом, соединенным с элитарной отчужденностью. Согласно выборочным опросам, проводимым среди граждан Советского Союза, Польши, Венгрии, Чехословакии и Болгарии, люди стремились к установлению смешанной экономики и государственного обеспечения сферы социальных услуг: здравоохранения, образования, пенсий, дешевого жилья, рабочих мест, а также ; культурных учреждений, таких, как библиотеки, театры и музеи. Люди предпочли бы, чтобы эта сфера стала более эффективной и приобрела эгалитарный характер. Экономическая политика пользовалась поддержкой масс постольку, поскольку она обеспечивала потребительские товары, повышение уровня жизни и умеренные зарплаты, размер которых зависел от квалификации и конкретного результата труда. В конце 80-х годов правящие режимы уже не обеспечивали данных благ. Граждане отвергли государственно-социалистическую систему за неэффективность, коррупцию и произвол. Они предпочитали режим, основанный на справедливости, стабильности процедур и эффективном распределении благ. Неспособность марксистско-ленинских идеологий институционализировать эти нормы во всех государственных инстанциях обусловили дальнейшую утрату легитимности коммунистическими партийными государствами.

     Польский пример показывает неспособность коммунистической партии заручиться широкой легитимностью у населения, отвергшего Польскую объединенную рабочую партию как из материальных, так и из моральных соображений. В стране, где более 90% населения исповедует католическую религию, марксистско-ленинский атеизм лишал партию массовой поддержки. Институциональным воплощением духа польской нации являлась католическая церковь, а отнюдь не партия. После 1975 г. экономическое положение в этой стране особенно ухудшилось. Вместе с югославами поляки переживали период самой высокой инфляции в Восточной Европе. Повышение зарплат не успевало за ростом цен. Спрос превышал предложение. Нехватка капитала и потребительских товаров парализовала экономическую политику. Повсеместное распространение получило тайное накопление запасов частными лицами, типичными стали злоупотребления управленческого аппарата. Предвидя развал экономики, партийно-государственные чиновники погрязали в коррупции, взяточничестве и присвоении государственных фондов для приобретения частных вилл. Их деятельность не контролировалось ни конституционными нормами, ни марксистско-ленинской идеологией. Привилегии породили враждебное отношение к ним рядовых граждан Польши. В отношении к партии росло чувство отчуждения, цинизма, презрения и недоверия. Несмотря на то, что поляков устраивал высокий уровень занятости, образования и равенство полов, они отрицательно относились к привилегированному положению правящих кругов, плохим жилищным условиям, несовершенству системы здравоохранения, плохой экологической обстановке, высокой инфляции и злоупотреблениям властью партийно-государственных чиновников. В 80-е годы большинство поляков поддерживали такие гражданские свободы, как свобода слова, многопартийность, участие в политике и управлении широких масс7. 

С поведенческой  точки зрения активность популистских движений подрывала власть коммунистического  партийного государства. Диссиденты устраивали забастовки, возглавляли уличные демонстрации и организовывали антирежимные собрания. Этнические группы требовали большей политической автономии и даже независимости. Верующие лютеране-евангелисты в ГДР и католики в Польше, Венгрии и Чехословакии — стремились добиться более этичного, гуманного отношения со стороны государственной бюрократии, в частности, им нужны были свобода вероисповедания и право открывать школы, центры здоровья и социальные службы. Независимые профсоюзы боролись за материальные блага, повышение зарплат, увеличение пособий и производства товаров народного потребления, ограничение роста цен. Люди, входящие в объединения гражданского действияХар-тия 77, Гражданский форум в Чехословакии, Союз свободных демократов и Союз молодых демократов в Венгрии, «Солидарность» в Польше — настаивали на доминировании гражданского общества над коммунистическим бюрократическим государством. Следуя популистским настроениям, эти диссиденты провозглашали консенсуальные ценности: общее благо, народную волю, общий интерес и активность граждан. Например, в Польше мобилизаторы «Солидарности» сплотили своих классовых сторонников на основе либерально-эгалитарных идеалов. Они вели кампанию за свободные профсоюзы, действующие независимо от государственного, партийного и управленческого контроля. 

Их политические требования сводились к равенству  зарплат, налогов, субсидий, пенсий, равным возможностям для отдыха, а также  обеспечения медицинскими услугами и жильем. Рассматривая «Солидарность» как социальное движение, ее сторонники отвергали централизованное бюрократическое правление и, в частности, привилегии для членов правительственной, партийной, военной и полицейской элит. «Солидарность» выступала за равенство граждан перед законом и беспристрастное отношение к польским гражданам со стороны правительственных чиновников. Наиболее мощной поддержкой это движение пользовалось среди рабочих в судостроительной, строительной промышленности и на транспорте. Поддерживали «Солидарность» также и католическое духовенство, интеллигенция, образованная молодежь и фермеры. 

Какие мотивы заставляли диссидентов вступать в «Солидарность» и другие оппозиционные движения? В глазах «пуристов» коммунистическое партийное государство являлось разрушителем основных этических ценностей: истины, самоценности личности, достоинства, независимости и справедливости. Участие в антикоммунистических движениях было для них способом выражения собственных ценностных приоритетов. Прагматиков же в ряды оппозиции привели усиливающиеся ожидания того, что борьба с коммунистическим руководством будет успешной. Когда репрессии пошли на спад и коммунистическая партия утратила властные полномочия, были созданы небольшие местные вещательные сети. Все большее число людей заявляло об оппозиционности режиму. Средства массовой информации информировали о нарастающей враждебности масс по отношению к бюрократическому авторитарному правлению. По мере того как люди отходили от политического фатализма, возрастала активность их выступлений. Когда несогласие стало массовым, уменьшился страх перед наказанием. Росло число публичных выражений презрения к коммунистической системе. Теперь казалось, что выгоды борьбы против существующего режима перевешивали сопряженный с ней риск. Более молодая и образованная часть граждан считала, что переход к согласительной системе будет иметь благотворные последствия. Скептически настроенные в отношении коммунистического партийно-государственного правления, они выступали за гражданские свободы, многопартийные выборы и политический плюрализм8. 

Под давлением  народа главенствующие коммунистические партийные круги, в частности в Советском Союзе, Польше и Венгрии, приняли стратегию приспособления. Партийные чиновники, включая советского лидера Михаила Горбачева, проводили политику расширения гражданских свобод, социального плюрализма, обеспечения доступа к различным источникам информации и введения правовых ограничений государственной власти. Политики демонстрировали поддержку рыночным механизмам, отечественным, частным предприятиям и усвоению достижений ведущих капиталистических стран в области торговли, капиталовложений и технологий. Высшие армейские офицеры, как правило в возрасте до 50 лет, в общем, поддерживали эти политические реформы. Хотя теперь часто высшие законодательные посты занимали не коммунисты, кадровые члены коммунистической партии все еще оставались на ответственных постах в государстве — в том числе на государственной службе, в органах безопасности, на постах директоров государственных предприятий и учреждений в сфере образования и здравоохранения. В бывших советских республиках большинство аппаратчиков коммунистической партии стали националистами и возглавили независимые национальные государства. Особенно хорошие возможности для сохранения контроля над экономическими и политическими институтами были у экс-коммунистов на периферии. Бывшие партийные кадры среднего звена стали руководителями государственных предприятий и СП. Некоторые сделались владельцами или директорами приватизированных компаний. Таким образом, бывшие действующие политики стали частными предпринимателями. Несмотря на имевшиеся впоследствии попытки снять бывших коммунистов и бюрократов с правительственных должностей и привлечь их к суду за репрессивные действия, старые партийные кадры все же получили некоторые выгоды от новых квазисогласительных систем9. 

Перспективы упрочения  демократии и социализма в Восточной  Европе туманны. Для того чтобы функционировать  эффективно, согласительные системы нуждаются в наличии институтов интеграции и гражданских норм. При согласительном режиме сильные политические партии и добровольные ассоциации принимают активное участие в выработке правительственных решений. Путем обсуждения и примирения конфликтующих точек зрения участники процесса достигают единства и вырабатывают общеполитические предложения. Однако в начале 90-х годов в большинстве восточноевропейских стран раздробленность политических партий мешала интеграции на основе консенсуса. Добровольные ассоциации, также как и политические партии, не обладали реальной властью. Не имея денежных, организационных и информационных средств, они оказывали мало влияния на правительственную политику. Состоящие главным образом из людей свободных-профессий и интеллигенции, они не пользовались поддержкой в массах, в частности среди промышленных рабочих и фермеров. Их активисты организовывали массы, опираясь на этико-религиозные различия, а не в соответствии с общепринятыми нормами гражданского общества. Плюрализм привел к поляризации. Этнические, религиозные, классовые различия усиливались. Результатом этого, как показала Югославия, стали фанатизм, нетерпимость и гражданская война. В Венгрии сельское население соперничало с городским. Словаки добились независимости от чехов. Болгары попытались подавить национальные устремления турок. Румыны воевали с живущими внутри их страны этническими венграми. Повсеместно в Восточной Европе набирали силу антисемитизм и враждебное отношение к цыганам. В бывшем Советском Союзе этно-религиозная вражда разгоралась как внутри республик, так и между ними. Раздоры в обществе делали невозможным характерное для согласительной системы мирное урегулирование разногласий. По мере роста беспорядков и преступности полиция и военные вернули былое влияние. Президенты правили не столько с помощью решений, принимаемых законно избранными законодателями, сколько посредством указов. Усилилось давление в пользу восстановления бюрократического авторитарного режима. В политическом плане Восточная Европа стояла перед угрозой «латиноамериканиза-ции» — речь идет о конкуренции между согласительной и бюрократической авторитарной элитами за политическое господство.