Световые прилагательные

ПРИЛОЖЕНИЕ III

Самые внутренне красивые герои романа не отличаются красотой внешней. Прежде всего это относится к Пьеру Безухову. Постоянный портретный признак – массивная, толстая фигура Пьера Безухова может быть в зависимости от обстоятельств то неуклюжей, то сильной. Может выражать и растерянность, и гнев, и доброту, и бешенство. Иначе говоря, у Толстого художественная постоянная деталь каждый раз обрастает новыми, добавочными оттенками. Улыбка у Пьера не такая, как у других. Когда на его лице появлялась улыбка, то вдруг мгновенно исчезало серьезное лицо и являлось другое – детское, доброе. Андрей Болконский говорит о Пьере: «Один живой человек среди всего нашего света». И это слово «живой» неразрывно связывает Пьера Безухова с Наташей Ростовой, антиподом которой является блестящая петербургская красавица Элен Курагина. Автор неоднократно обращает внимание на неизменяющуюся улыбку, белые полные плечи, глянцевитые волосы и прекрасный стан Элен. Но, несмотря на эту «несомненно, и слишком сильно и победительно действующую красоту», она, безусловно, проигрывает и Наташе Ростовой, и Марье Болконской, потому что в ее чертах не ощущается присутствия жизни. То же самое можно сказать и о брате Элен Курагиной – Анатоле.

Обратившись к портретам простых людей, нетрудно заметить, что Толстой и в них ценит, прежде всего, доброту и живость характера. Не случайно он подчеркивает это, например, в Платоне Каратаеве, рисуя его улыбчивое круглое лицо.

Однако Толстой использовал портретную характеристику не только при изображении вымышленных героев, но и при изображении исторических фигур, например императора Наполеона и полководца Кутузова. Кутузов и Наполеон философски противопоставлены друг другу. Внешне Кутузов ни в чем не уступает французскому императору: «Кутузов, в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле». Наполеон «был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки толстых ног, и в ботфортах». Однако выражения их лиц заметно отличаются: «на лице Наполеона была неприятно-притворная улыбка», но «умное, доброе и вместе с тем тонко-насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова». Если в портрете Кутузова подчеркивается непринужденность и естественность, то в лице Напо- леона – притворство.

Кутузов, как простой смертный, «был слаб на слезы», он «неохотно играл роль председателя и руководителя военного совета», с государем говорил «ясно и отчетливо», считал своих солдат «чудесным, бесподобным народом». Он «понимал, что есть что-то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий...» Несмотря на тучность и стариковскую немощь, в нем чувствуется внутренний покой и чистота души.

ПРИЛОЖЕНИЕ IV

             Жанр романа Л. Н. Толстого “Война и мир” определяется как роман-эпопея. Действительно, данному произведению присущи особенности такого жанра: большой объем, протяженность во времени описываемых событий, множество сюжетных линий и, конечно, большое количество персонажей, изображение важных для страны исторических событий.

Эти особенности позволяют Толстому показать себя мастером портретной характеристики. Каждый, даже малозначащий или эпизодический персонаж, требует от автора описания его внешности и черт характера. При этом внешняя характеристика часто бывает даже более важна, так как большой объем романа и протяженность во времени действия в нем требуют ярких, запоминающихся черт у персонажей. Такие черты при всех внешних и внутренних изменениях какого-либо из героев позволяют нам узнать, выделить его среди прочих.

Как бы ни менялся персонаж по ходу романа, Толстой оставляет своему герою какой-то яркий, характерный именно для него признак. Например, Наташу Ростову мы узнаем по “широко раскрытым”, “сияющим”, “черным” глазам; княжну Марью - также по глазам, но “серым, большим, глубоким и лучистым”. Толстой постоянно акцентирует наше внимание на массивности, грузности Пьера (“Толстый, выше обыкновенного роста, широкий, с огромными красными руками”) и красивых плечах Элен, на которых был “как будто лак от всех тысяч взглядов”.

Писатель по-разному показывает внешность героев. Например, полный, детальный портрет представлен в самом начале романа, когда читатель только знакомится с главными героями. Здесь Толстой рисует законченный образ, индивидуальность. Таковы портретные характеристики Пьера, князя Андрея, Наташи. Однако для некоторых отрицательных персонажей такое детальное описание бывает единственным. Например, князя Василия Курагина автор описывает (с некоторой иронией) как старика “в придворном, шитом мундире, в чулках, башмаках и звездах, с светлым выражением плоского лица” и “надушенной и сияющей лысиной”. Или портрет Анны Павловны Шерер - женщины средних лет со “сдержанной улыбкой”, “не шедшей к ее отжившим чертам”. В дальнейшем эти герои возникают в романе как вспомогательные, второстепенные персонажи, и писатель уже не рисует детально их портреты.

К портретам главных, любимых героев автор постоянно добавляет какие-то новые штрихи, которые являются отражением тех внутренних изменений, которые происходят в душах героев. Такие изменения - следствия внутреннего развития, “диалектики души”. Например, мы можем проследить, как происходило превращение Наташи Ростовой из “черноглазой, ... некрасивой, но живой девочки” в “сильную, красивую и плодовитую самку” или Андрея Болконского, который под конец жизни из “весьма красивого молодого человека” стал человеком, потерявшим внешнюю красоту, но приобретшим новый взгляд: “глубокий, не из себя, а в себя смотревший”.

Один из наиболее интересных приемов описания внешности персонажей, который применил Толстой,- это характеристика героя другими персонажами. Так, мы видим Наполеона Бонапарта (французского императора) глазами Балашова (русского генерала), а Кутузова (русского главнокомандующего) - глазами крестьянской девочки Малаши. Поэтому оба предстают перед читателем совершенно по-разному: “потолстевшая, короткая фигура” Наполеона “с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный,' осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди”, а Кутузов для нас просто “дедушка”.

Уже упоминавшийся случай иронического, даже сатирического описания Толстым князя Василия Курагина (представителя высшего общества) не единственный. Писатель фиксирует наше внимание на несоответствии красивой внешности и умения жить в высшем свете Элен ее необразованности и пустой душе. И остальные члены семейства Кураги-ных не избежали критики ни Пьера (“О, подлая, бессердечная порода!”), ни самого автора. Ипполит предстает перед нами лишенным даже внешних достоинств Элен: “Черты его лица были те же, как и у сестры, но у той все освещалось жизнерадостной, самодовольной молодой, неизменною улыбкой и необычайной, античною красотою тела; у брата, напротив, то же лицо было отуманено идиотизмом и неизменно выражало самоуверенную брезгливость, а тело было худощаво и слабо. Глаза, нос, рот - все сжималось как будто в одну неопределенную и скучную гримасу, а руки и ноги всегда принимали неестественное положение”.

Писателю более интересны персонажи, постоянно стремящиеся к идеалу внешней и внутренней красоты. Условным воплощением такого идеала стал солдатик Апшеронского полка Платон Каратаев. Мы видим этого человека глазами Пьера Безухова. Толстой придает всем чертам Платона гармоничную форму шара, все время подчеркивает его округлость: “вся фигура Платона в его подпоясанной веревкой французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что-то, были круглые; приятная улыбка и большие карие глаза были круглые”.

Внешность Платона Каратаева и соответствующее мировоззрение могут нам показаться далеко не пределом того, чего может достичь человек в своем самосовершенствовании. Но для Льва Николаевича Толстого максимальная простота и открытость, благополучная семья и продолжение рода - первостепенная и, главное, доступная цель каждого человека. Именно к такому пониманию жизни приходят молодые и полные сил главные персонажи Толстого, представляя собой образец людей, осуществивших все свои стремления.

ПРИЛОЖЕНИЕ V

Кутузов

Он проходит через всю книгу, почти не изменяясь внешне:

старый человек с седой головой «на огромном толщиной теле»,

с чисто промытыми складками шрама там,

«где измаильская пуля пронизала ему голову».

Он «медленно и вяло» идет перед полками на смотре в Браунау;

дремлет на военном совете перед Аустерлицем и тяжело

опускается на колени перед иконой накануне Бородина.

В портрете Кутузова подчеркивается его естественность,

непринужденность, бытовая простота. “Он был слаб на слезы”,

как простой смертный,

“выражение усталости в его лице и фигуре были все те же”,

он “неохотно играл роль председателя и руководителя военного совета”.

Кутузов командует “с абстракцией служаки, находящегося на службе”,

с государем говорит “ясно и отчетливо”.

В отношении к своим солдатам он добр, они для него —

“чудесный, бесподобный народ”.

Автор намеренно подчеркивает внешнюю немощь, стариковскую тучность,

дряблость его тела, создавая лейкмотивный портрет.

Несмотря на это, чувствуется внутренний покой

и сосредоточенность его души.

Он почти не меняется и внутренне на протяжении всего романа:

в начале войны 1805 года перед нами все тот же мудрый

и всепонимающий Кутузов, что и в конце Отечественной войны 1812 года.

Почему же портрет главнокомандующего статичен? Наверно потому,

что мы догадываемся о его внутренней жизни,

которая не меняется за семь лет, ибо она наполнена ответственностью

за свою страну, и ни с кем он не делит эту ответственность,

несет ее сам. Он выполняет свой долг, этот дряхлый старик

с одним глазом. Выполняет, не думая о наградах, -

он слишком многое знает о жизни, чтобы желать наград.

Кутузов – эталон человека, достигшего подлинного величия.

Для Толстого важна его собственная формула бытия: “нет величия там,

где нет простоты, добра и правды”.

На военном совете в небольшом дворянском замке около Остралиц,

Кутузов противопоставлен суетливому Вейротеру, который был

«как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору,

…он несся во всю во всю возможную быстроту,

не имея времени обсуждать того, к чему поведет это движение».

Под звуки скучного чтения «диспозиции к атаке неприятельской позиции»

Кутузов, «в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись,

выплыла его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле,

положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники,

и почти спал…Ежели первое время члены совета думали,

что Кутузов притворялся спящим, то звуки,

которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали,

что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем,

чем о желании выказать своё презрение к диспозиции

или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом

удовлетворении человеческой потребности – сна» Удивительно,

но в словах Толстого читатель не найдет ни капли иронии

по отношению к старому спящему человеку.

Автор усмехается над остальными членами совета,

которые заняты лишь удовлетворением своего самолюбия.

Цель возражений Ланжерона «состояла преимущественно в желании

дать почувствовать генералу Вейротеру,

…что он имел дело не с одними дураками, а с людьми,

которые и его могли поучить в военном деле».

Мелкими и незаурядными личностями кажутся эти генералы

по сравнению со спящим стариком. Он один понимал

«что есть что-то сильнее и значительнее его воли —

это неизбежный ход событий...

Он умеет отрекаться от участия в этих событиях,

от своей личной воли, направленной на другое”.

Противопоставляя Кутузова Наполеону, Толстой стремится показать,

как спокойно Кутузов отдается воле событий, как мало,

в сущности о руководит войсками, зная, что «участь сражений»

решает «неуловимая сила, называемая духом войска».

Грустно читать о Тарутинском сражении.

В первый раз Толстой называет Кутузова не старым,

но дряхлым – месяц пребывания французов в Москве

не прошел для старика даром. Кутузову перестали беспрекословно

повиноваться – в день, поневоле назначенный им для сражения,

приказ не был передан войскам – и сражение не состоялось.

Впервые мы видим Кутузова вышедшим из себя: «трясясь, задыхаясь,

старый человек, придя в то состояние бешенства,

в которое он в состоянии был приходить,

когда валялся по земле от гнева»,