Автор: Пользователь скрыл имя, 29 Марта 2012 в 15:37, контрольная работа
Целостный анализ романа в контексте общественно-философских и эстетических взглядов автора.ЖИВАГО — герой романа Б.Пастернака «Доктор Живаго» (1946-1956). О прототипе Ж. сам Пастернак в 1947 г. сообщал следующее: «Я пишу сейчас большой роман в прозе о человеке, который составляет некоторую равнодействующую между Блоком и мной (и Маяковским, и Есениным, быть может). Он умрет в 1929.(время слома общественной жизни, кануна самоубийства Маяковского, год, который в Охранной грамоте назван последним годом поэта) От него останется книга стихов, составляющая одну из глав второй части
И напоследок немного психоанализа.
Описание мысленного видения Живаго, предполагающего страдания в снегу лишенной его поддержки Тони:
"Обе руки ее заняты, и никого кругом, кто бы мог помочь. Шурочкин папа неизвестно где. Он далеко, всегда далеко, всю жизнь в стороне от них, да и папа ли это, такими ли бывают настоящие папы? А где ее собственный папа?"
В самом деле, это лирическое отступление напоминает нам о важнейшем обстоятельстве, которое могло бы пройти незамеченным, не будь этого видения и отчаянием поставленных безответных вопросов. Все дети, рожденные Юрием Живаго, - покинуты им во младенчестве или до рождения. Он о них почти даже и не знает, он не знаком с ними. Он действительно настолько далек от них что не очень в праве называться им отцом.
Старшего ребенка, когда он видит, - ему даже страшно приблизиться к нему. И контакта как такового нет. Причем, как всегда оправдание: ребенок заплакал, приняв его за чужого, поскольку никогда прежде не видел, - дурной знак, - значит контакта не состоится.
Второй ребенок Тони и дочь от него Лары – об их существовании он даже почти не подозревает, с трудом заставляя себя иной раз вспомнить, что он покинул женщину (вначале жену, а потом возлюбленную) в интересном положении, и что из этого положения рано или поздно должно что-нибудь выйти.
Дети от него Марины вообще не принимаются им во внимание, как будто их и не существует.
Одним словом, в Юрии Живаго имеется классический вариант мужчины, не имеющего сформированного образа отца. Это подтверждается обстоятельствами его детства и отрочества. (Кстати, его отец был таким же отцом, как и сам Юрий, - отсутствующим, где-то блуждающим и безвольным.) Это формирует характер бездействующий, бесплодно философствующий и колеблющийся, который сокрушается окончательно при столкновении с действительностью, требующей противостояния и борьбы за автономность собственного Я и за собственную правоту.
Как результат перечисленных причин (и как концептуальное оправдание, разумеется) встречаем неоднократно на страницах романа изречения такого рода, будто "женщина сама" рожает детей, их воспитывает, не ропща на отсутствие мужского присутствия, вплоть до того, что намеренно отстраняет мужчину от всякого приближения к детскому миру.
Все три подруги жизни пастернаковского героя вполне отвечают этому его идеалу женщины: Тоня, постоянно удаляющая его от ребенка из боязни привнесения заразы, Лара, брошенная с девочкой одержимым революцией и идеями нравственной чистоты мужем, и безропотная Марина, принимающая любое невнимание и унижение от своего сожителя.
Имеется и концепция, обожествляющая и идеализирующая брошенную с ребенком экзистенциально неспособным мужчиной женщину: идея богоматери и непорочно зачавшей. Находим в романе:
"Мне всегда казалось, что каждое зачатие непорочно, что в этом догмате, касающемся Богоматери, выражена общая идея материнства.
На всякой рожающей лежит тот же отблеск одиночества, оставленности, предоставленности себе самой. Мужчина до такой степени не у дел сейчас, в это существеннейшее из мгновений, что точно его и в заводе не было и всё как с неба свалилось.
Женщина сама производит на свет свое потомство, сама забирается с ним на второй план существования, где тише и куда без страха можно поставить люльку. Она сама в молчаливом смирении вскармливает и выращивает его.
Богоматерь просят: "Молися прилежно Сыну и Б-гу твоему". Ей вкладывают в уста отрывки псалма: "И возрадовался дух мой о Бозе спасе моем. Яко воззри на смирение рабы своея, се бо отныне ублажат мя вси роди". Это она говорит о своем младенце, он возвеличит ее ("Яко сотвори мне величие сильный"), он - ее слава. Так может сказать каждая женщина. Ее Б-г в ребенке. Матерям великих людей должно быть знакомо это ощущение. Но все решительно матери – матери великих людей, и не их вина, что жизнь потом обманывает их."
Тут уже упомянутый мотив ненормального соотношения ничтожества и величия, который есть самооправдание слабого духом экзистенциально импотентного мужчины, с несформированной инстанцией отца, который всю ответственность за решения и действия взваливает на женщину, оставляя за собой сострадающую мысленно, а на деле предательскую роль по отношению к ней.
4)см. pdf на рабочем столе
«Доктор Живаго» удивляет тем, что
жизнь, изображенная в романе, меньше всего похожа на реальную.
Сюжетные линии переплетены искусственно, слишком много совпадений.
Но все эти совпадения нужны автору для того, чтобы выстроить
причинно-следственные явления в их непрерывной цепи.
Например, встреча двух главных героев произошла задолго до
их знакомства в Москве. В рождественский вечер еще совсем юные
Павел Антипов и Лара говорят о своей судьбе в полутемной комнатке
при зажженной свече в Камергерском переулке. Эту свечу замечает
с улицы Юрий Живаго, еще совсем не знакомый с ними, и с этого
увиденного пламени свечи («Свеча горела на столе, свеча горела»)
начинается роковое притяжение героев друг к другу. А затем, в этой
же комнате, совсем не подозревая, что это та самая комната, провел
последние дни своей жизни бывший доктор Живаго, и там же стояла
у его гроба Лара, которая зашла сюда случайно, чтобы воскресить
в памяти прошлое, совсем не догадываясь о том, что ее ждет.
Или, например, эпилог. Случайно встречаются те, кто знал Живаго
при жизни, вспоминают о нем, обсуждают свою общую с ним
судьбу и случайно же обнаруживают дочь Лары и Юры, Таню, которую
в свою очередь тоже случайно видит сводный брат Юрия Живаго,
Евграф.
Вызывает не меньшее удивление и начало повестовования, представляющее
собой плотный сюжетный узел, в котором сплетаются
незримо судьбы большинства основных персонажей романа: Юрия
Живаго, его дяди Николая Николаевича Веденяпина, которому отдана
роль главного толкователя исторических событий; Лары, возлюбленной
Юрии Живаго и жены Павла Антипова-Стрельникова -
Ники Дудорова, чей путь пунктиром прослеживается до конца романа.
В поезде, идущем по равнине вблизи усадьбы, в которой живет
Ника Дудоров, совершается самоубийство отца Юрия Живаго, свидетелем
которого становится другой персонаж, Миша Гордон, а также
будущий революционер Тиверзин, с которыми также будет связана
судьба Юрия. В этом же поезде едет «плотный, наглый, гладко выбритый
и щеголеватый адвокат» Комаровский, сыгравший злую роль
в судьбе Лары и Юры, ставший почти прямым виновником самоубийства
отца Юрия. Находящиеся в усадьбе издалека видят остановку
поезда, предполагают какое-то несчастье, но они, конечно же,
не могут предвидеть, что случившееся в поезде в дальнейшем пересечется
с их судьбами.
И много еще в романе можно найти искусственных стяжек, но
это не самоцель произведения. Основной целью романа является
попытка автора осмыслить революцию.
Вначале главный герой восхищен революцией: «Главное, что гениально?
Если бы кому-нибудь задали задачу создать новый мир,
начать новое летоисчисление, он бы обязательно нуждался в том,
чтобы ему сперва очистили соответствующее место. Он бы ждал,
чтобы сначала кончились старые века, прежде чем он приступит
к постройке новых, ему нужно было круглое число, красная строка,
неисписанная страница.
А тут, нате пожалуйста. Это небывалое, это чудо истории, это
откровение ахнуло в самую гущу продолжающейся обыденщины,
без внимания к ее ходу. Оно начато не с начала, а с середины, без
наперед подобранных сроков, в первые подвернувшиеся будни,
в самый разгар курсирующих по городу трамваев. Это всего гениальнее.
Так неуместно и своевременно только самое великое».
Но все эти восторги будут смяты жестокой реальностью. Думал
ли так сам автор? Скорей всего он просто давал приметы времени
и указывал на причины дальнейшей катастрофы. Интеллигенция,
так восторженно воспринимавшая революцию, сама ее сотворила и сама
от нее пострадала. С развитием романного действия главный герой
понимает истоки трагедии: «А выяснилось, что для вдохновителей
революции суматоха перемен и перестановок единственная родная
стихия, что их хлебом не корми, а подай им что-нибудь в масштабе
земного шара. Построения миров, переходные периоды - это их самоцель.
Ничему другому они не учились, ничего не умеют. А вы
знаете, откуда суета этих вечных приготовлений? От отсутствия определенных
готовых способностей, от неодаренности», - так Юрий
объясняет Ларе суть революционных устремлений. Сама Лара тоже
дает оценку революционному опыту: «Насколько я заметила, каждое
водворение этой молодой власти проходит через несколько этапов.
В начале это торжество разума, критический дух, борьба с предрассудками.
Потом наступает второй период. Получают перевес темные
силы "примазавшихся", притворно сочувствующих. Растут
подозрительность, доносы, интриги, ненавистничество».
Революция несет смерть. К такому выводу приходит главный
герой. Автор же дает подтверждение этой мысли не только судьбой
Юрия, но судьбой Павла Антипова-Стрельникова, мужа Лары. Он
ушел в революцию, добровольно отказавшись от жены и дочери,
чтобы потом вернуться к ним состоявшимся человеком, истинным
революционером. Но революция убила его не только своей жестокостью,
но и тем, что ему постоянно приходилось лгать, оправдывать
кровавые жертвы во имя светлого будущего. Антипов-Стрель-
ников застрелился.
Доктор Живаго дает свое толкование совершаемых самоубийств
и смертельных болезней: «В наше время очень участились микроскопические
формы сердечных кровоизлияний. Они не все смертельны.
В некоторых случаях люди выживают. Это болезнь новейшего времени.
Я думаю, ее причины нравственного порядка. От огромного
большинства из нас требуют постоянного, в систему возведенного
криводушия. Нельзя без последствий для здоровья изо дня в день
проявлять себя противно тому, что чувствуешь; распинаться перед
тем, чего не любишь, радоваться тому, что приносит тебе несчастье».
Революция несет смерть - вот главная мысль романа. Доктор
Живаго в конце романа продолжает существовать по инерции,
в нем революция убила все, что когда-то составляло смысл его жизни.
Он отказывается от медицины, от литературы. Он опустившийся
и сознающий свое падение человек, вокруг которого грязь и беспорядок.
Брат Евграф пытается его спасти, но этот всплеск энергии приводит
Юрия к физической гибели.
И смысловым центром всех этих коллизий является судьба главного
героя Юрия Живаго. Развитие этого образа от жизни к смерти
заключает главную мысль романа - революция несет смерть, она
уничтожает все истинно творческое. Но где же выход, если революция
совершилась и надо найти способ жить при ней? Доктор Живаго
понимает, что только религиозное осмысление может дать ответы
на все вопросы.
Лихачев :«Юрий Андреевич Живаго – это и есть лирический герой Пастернака, который и в прозе остается лириком…Автор и герой – это один и тот же человек, с одними и теми же думами, с тем же ходом рассуждений и отношений к миру. Живаго – выразитель сокровенного Пастернака». Вот и настала та долгожданная минута, когда вы сможете тоже прикоснуться к «чудотворчеству» и создать свои шедевры. Ваша задача: объединив общим мотивом стихотворения Пастернака и Ю.Живаго, создать буклет под единым названием и оформить его в едином стиле.
6) Природа в романе не только предупреждает, она еще как бы отражает внутренние чувства героев. После прочтения письма Антонины Александровны в душе Юрия Андреевича боль, страдание, буря эмоций. И за окнами мы видим буйство стихии. И в этот раз доктор Живаго как будто видит эту метель в себе. «За окном пошел снег. Ветер нес его по воздуху вбок, все быстрее и все гуще, как бы этим все время что-то наверстывая, и Юрий Андреевич так смотрел перед собой в окно, как будто это не снег шел, а продолжалось чтение письма Тони и проносились и мелькали не сухие звездочки снега, а маленькие промежутки белой бумаги между маленькими черными буковками, белые, белые, без конца, без конца».
И через весь роман проведен один символ, один образ, который озаряет произведение, противостоит стихии тьмы. Это пламя и свет свечи, стихия огня. Мерцание свечи видит Юрий в заиндевелом окне еще незнакомой ему Лары. «Юра обратил внимание на черную протаявшую скважину в ледяном наросте одного из окон. Сквозь эту скважину просвечивал огонь свечи, проникавший на улицу почти с сознательностью взгляда, точно пламя подсматривало за едущими и кого-то поджидало».
Да, именно с этой минуты начинают приходить в голову Юрию Андреевичу стихотворные строки. И словно заговор, заклинание, повторяемое — «свеча горела», повторяется в памяти на тех страницах, где рассказывается о невольном отшельничестве Юрия Андреевича и Ларисы Федоровны посреди зимы, войны, холода, разрухи.
«А ты все горишь и теплишься, свечечка моя яркая!» — шепчет, проснувшись среди ночи, Лара Юрию, склонившемуся над стихами. Когда она сидит у гроба Юрия Андреевича и пытается припомнить свой разговор с Пашей Антиповым, ей вспоминается только свеча, горевшая на подоконнике, и протаявший от нее кружок в ледяной коре стекла. «Могла ли она думать, что лежавший тут на столе умерший видел этот глазок проездом с улицы, и обратил на свечу внимание? Что с этого, увиденного снаружи пламени, — «свеча горела на столе, свеча горела» — пошло в его жизни его предназначение?» Как будто
с этого момента и началась жизнь Юрия. Свет этой свечи как бы предопределял
судьбу героя, освещал всю его жизнь.
Свеча горит как будто изнутри. Ее горение не пополняется извне какой-либо силой, она горит собою. Ее жизнь — это и есть горение. Она светит, потому что не может не светить — в этом ее жизнь, ее судьба. Это горение как девиз:
Если я гореть не буду,
Если ты гореть не будешь,
Если мы гореть не будем —
Кто ж тогда развеет тьму?
Вообще со свечой на Руси связаны различные обряды. Ее зажигают в праздники — на крещение, во время венчания, на Рождество. Свеча участвует и в погребальном, поминальном обрядах. Свеча — своего рода внешнее выражение некоего духовного божественного света, являющегося человеческой душой (недаром существует метафора: «свеча — душа»).
Вселенский космический свет во власти высших сил. А вот свечку может зажечь любой человек. Она может озарить жизнь каждого. Символически свет свечи как бы помогает прояснить, увидеть действительность в житейских потемках. И ведь недаром, неспроста этот символический смысл придан Л. И. Толстым погасающей свече в конце жизни Анны Карениной.
«...И свеча, при которой она [Анна Каренина] читала исполненную тревог, обманов, горя и зла книгу, вспыхнула более ярким, чем когда-нибудь, светом, осветила ей всё то, что прежде было во мраке, затрещала, стала меркнуть и навсегда потухла».
Неспроста символ горящей свечи освещает и сопровождает скитания Юрия Живаго, скитания его души по жизни, которую он не в силах изменить. Свеча - выражение тех чувств, которые человек обращает к тому, кого считает Высшим началом, к Богу. В романе свеча - как символ пылающей души Юрия Живаго.
Свет этой свечи на протяжении всей жизни помогает герою преодолевать, вернее сказать, переживать жизненные проблемы, удары судьбы.
Существует пословица: «Ветер задувает свечу, раздувает костер». Свеча слаба, её пламя не устоит против ветров стихии. Но настойчиво, словно некий заговор, повторяет в течение жизни Юрий Живаго своё заклятье:
«Свеча горела на столе, свеча горела». Он будто стремится утихомирить, заговорить, заворожить вселенскую метель. Он будто верит, что колдовской силой певучего слова можно остановить эту стихию, замедлить неумолимый ход времени, запретить вторжение общей жизни в жизнь отдельного человека.
Но время неумолимо, стихия продолжает свою круговерть, а личной жизни почти не остается, она полностью подчинена общественной. Возможность уберечь, заслонить ладонью маленькое пламя свечи оказалась, конечно же, иллюзорной.
Житейская буря сломила Юрия Живаго. Он умирает в довольно молодом возрасте. Но все же свеча дает главное — надежду, веру в спасение, в то, что стихию все же можно победить.
Смерть можно будет побороть Усильем Воскресенья...
Эти стихии, вернее символы стихий — свеча и метель — проходят через весь роман, от начала и до конца. Одна пытается погубить человека, другая его спасти, они борются между собой, попеременно побеждая — то одна, то другая. И все же последнее слово автор оставляет за свечой, за надеждой.
Мело весь месяц в феврале,
И то и дело
Свеча горела на столе, Свеча горела.
Но в романе присутствуют не только стихия огня (свечи) и стихия метели (снега). Стихийная любовь, революция — тоже стихия. Об этом уже говорилось, а теперь мне хотелось бы осветить еще одну стихию — стихию творчества.
Да, действительно, в романе творчество, вдохновение — тоже стихия, захватывающая героя. Да и самого Бориса Леонидовича Пастернака, как мне кажется, при написании «Доктора Живаго» захватила, закружила стихия творческого вдохновения. Об этом я уже говорила в начале своей работы.
Та же стихия вдохновения охватывает и героя Пастернака Юрия Живаго, она диктует ему свою волю. «После двух-трех легко вылившихся строф и нескольких, его самого поразивших сравнений, работа завладела им , и он испытал приближение того, что называется вдохновением. Соотношение сил, управляющих творчеством, как бы становится на голову. Первенство получает не человек и состояние его души, которому он ищет выражения, а язык, которым он хочет его выразить. Язык, родина и вместилище красоты и смысла, сам начинает думать и говорить за человека и весь становится музыкой, не в отношении внешне слухового звучания, но в отношении стремительности и могущества своего внутреннего течения. Тогда подобно катящейся громаде речного потока, самым движением своим обтачивающей камни дна и ворочающей колеса мельниц, льющаяся речь сама, силой своих законов создает по пути, мимоходом, размер и рифму, и тысячи других форм и образований еще более важных, но до сих пор не узнанных, неучтенных, не названных».
Да, вот это творчество — «громада речного потока», которая все захватывает, которая все подчиняет себе и остается одно — плыть по воле волн, не сопротивляясь и смотреть — куда она вынесет.
7) Эти стихотворение, как и некоторые другие, были включены Пастернаком как поэтическое приложение к его роману “Доктор Живаго”. Весь цикл этих “стихов из романа” является одним из лучших, а может быть одним из самых глубоких и прекрасных во всей русской поэзии. Всякий кто прочитает стихотворные шедевры, вошедшие в него, вряд ли в этом усомнится. Более того, стихи, представленные Пастернаком в этом цикле, носят подчеркнуто личностный, а порой просто сокровенный характер, например, такие как “Ветер” или “Хмель”. Именно поэтому возникает вопрос: почему поэт отдал авторство этих строк какому-то литературному персонажу Живаго? Почему нельзя было напечатать этот цикл, как и подобает под прямым своим именем? Зачем прибегать к какой-то странной мистификации, если сам роман, как и стихи, напечатан под фамилией: Пастернак? Из этого, следует, что поэт не скрывает своего подлинного авторства. Что же он тогда хочет этим проявлением своей авторской воли подсказать нам? На что намекает? Мы знаем, что в истории русской литературы многие поэты в начале своего пути или в течении всей своей жизни пользовались псевдонимом. Например, так поступал князь Владимир Палей, печатая свои произведения под инициалами “К.Р”. Очевидно, Пастернак не стремился утаить от потомков свою творческую принадлежность к данному циклу стихов. Тогда, спросим еще раз, что же побудило удивительного русского поэта к такого рода подложным действиям? Может быть подобные странные злаки, уже прозябали на полях отечественной литературы? Прежде всего, конечно, вспоминается опыт издания Пушкиным “Повестей Белкина” и рассказа “Египетские ночи”, в который он включил отрывок из поэмы о царице Клеопатре, приписав авторство сего отрывка заезжему итальянскому импровизатору. Опять же, зачем это Пушкин сделал? К чему морочить читателя? Мне думается, что в обоих случаях поэты решали схожие задачи. Это дарение авторства не было прихотью, творческим экспериментом или разработкой нового улучшенного способа продажи собственной книги.
Однако, “читатель ждет уж рифмы розы!”. Да, да, хватит тянуть, пора, наконец, объясниться! Вот тут загвоздка. Не хочется ничего объяснять. Чувствую, что поступили наши поэты тонко, мудро, справились с поэтической сверхзадачей блистательно, но вот что это была «за - такая великая задача» соображать желания нет. И не подумайте, что я тут ломаюсь, гнусь в разные стороны, как Петрушка, уже зная ответы на все выше перечисленные вопросы. Нет, говорю искренне, пока не знаю. Тогда, простите, зачем весь этот сыр-бор разводить? А затем, что хочется вполне насладиться бессловесным предчувствием ответа. Это как коробка с подарком. Можно, конечно, и так - сунуть подарок в руки, и привет, но человечество уже знает свою психологию. Мы понимаем, чтобы твой подарок взыграл в сердце одариваемого, нужно его к приему подарка тщательно подготовить. А для этого необходима и коробка и ленточки, и цветная оберточная бумага, и многое чего другое! Вот так и я, дорогой читатель, сердцем уже обоняю, запах Искомого Ответа, а умом его еще не вкушаю. Поймете ли вы меня? Может быть, хоть немного простите мою неспешность, вспоминая, как растягивали, медлили Вы при чтении новой прекрасной книги? Как мучила вас эта двойственность: с одной стороны - желание проглотить ее целиком, а с другой – тихая жажда чуда, чтобы книга сия никогда не кончалась? Телевизионные сериалы, видимо, отчасти утешают эту таинственную двойственность. Чем же еще объяснить такую могучую к ним тягу задумчивой русской души? Итак, хватит вступлений, пора приниматься за дело, “за старинное дело свое”! Напомню вопрос, а то читатель, наверное, уже изрядно подзабыл, о чем мы тут говорим: Почему поэт Б. Пастернак напечатал свои стихи под чужой фамилией в собственном романе? Где он их напечатал в пространстве книги? В начале, в конце или разбросал, как жемчужины по тексту? Он собрал их вместе и напечатал в самом конце романа. Следовательно, по мысли поэта, необходимо сначала прочитать книгу, чтобы понять его стихи. Вы читали? Читали. Сколько стихотворений в цикле? Чуть больше двадцати. В данном случае количество не имеет значения, важно их расположение, их последовательность. Этот небольшой поэтический сборник начинается стихотворением “Гамлет”. Герой стихотворения, то есть сам поэт “прислоняясь к дверному косяку”, к той точке пространства, где временное перетекает в вечность, воспринимает “в далеком отголоске, что случилось на моем веку”. Ему открыты и “гад морских подводный ход и дальней лозы прозябанье”. На этом мы остановимся. Для нашего ответа дальнейший разбор этого стихотворения маловажен. Следующее стихотворение “Март” живописует нам утробную, хлебную весеннюю радость пробуждающейся природы. Все ясно и просто. Раз “настежь все – конюшня и коровник. Голуби в снегу клюют овес”, то жить и “непрестанно благодарить Господа”, есть первая задача человека на земле. Ну, по крайней мере, весной, на Пасху! Второе стихотворение, словно вводное предложение перед “отчетным” третьим из данного цикла. Вот и дошли до “нашего” пропечатанного. Оно называется “На страстной”. Сегодня мы только изумленно сложим его в свое сердце, а толковать будем в следующий раз за неимением должного количества печатной площади. Скажу только, что в нем дается возможность почувствовать вселенский всеохватный смысл воскресения Христова. Последнее стихотворение цикла, (мы пропускаем почти двадцать стихов, в которых разворачивается вся жизнь поэта), вновь посвящено Гефсиманским борениям Христа и его Воскресению из мертвых. Оно так и именуется “Гефсиманский сад”.
Вот мы и подошли к прямому ответу. Кто такой доктор Живаго? Это поэт, замаскировавшийся под врача, интеллигента, буржуя, дионисийствующего революционера. Это поэт, который облачается во временные исторические образы, личины и “и меж детей ничтожный мира” является “всех ничтожней”. Возможно, не просто какой-то отдельный поэт, а собирательный, типичный образ мастера поэтического цеха, показанный художником во всей своей непутевости и гениальности, трагичности и светлости, пошлости и великой мужественности, рефлексии и дерзновенности! А сам роман “Доктор Живаго” входит в литературу, словно вновь обретенные дневники Байрона, об утрате которых так радовался Пушкин. От имени стихотворца Живаго (т. е. Живого - не смотря на все горестные перипетии судьбы) обращается к нам Пастернак. “Вот, - говорит русский пиит,- возьмите книгу. Вот горестная “ничтожная” жизнь поэта, а вот его стихи! Вот его проза, а вот его поэзия! Вот его Авгиевы конюшни, а вот его Кастальские воды! Вот его душевная тьма, а вот его свет Божьего образа! Вот его никчемность, пустота, греховность, бренная индивидуальность, а вот его – цельность, личностная своеобразность, героичность и слава! Судите, “Се человек”Стоит перед вами!”
Каждый читавший опускался в эту книгу словно на глубокое темное дно поэтического дневника, в пропасть внешнего бытия творческого человека, откуда, казалось бы, и не всплыть, не вздохнуть чистого благословенного воздуха жизни. А поэт всплыл в своих стихах, а он мощно задышал прекрасными строфами своей души и засиял, освещая не только свою бедную жизнь, но и нашу, жизнь каждого человека, кто ныне прикасается к его искусству. Вот оно тихое чудо освобождения от всего глупого, никчемного, неевангельского, к которому зовет нас поэт. Зовет не созерцать его, не только услышать, но приобщиться, вместить в себя, пережить вместе с собой, как с друзьями одной судьбы. И это чудо преображения, несомненно, связано для него не с какими-то автономными природными обстоятельствами, а единственно с жизнью Христовой, с Божьим дыханием в деревянных рождественских яслях, последним смертным вздохом на Голгофском Кресте и теплым тонким хладом Воскресения!
В начале романа его герою Юрию Живаго — десять лет. Мать его умерла, а отец, разорившийся миллионер, сводит счеты с жизнью, выбросившись на ходу из курьерского поезда. В его разорении и гибели виноват богатый и подлый адвокат Комаровский.
Дядя мальчика, Николай Николаевич Веденяпин, перевозит Юру в Москву и поселяет у родственника — профессора Громеко. В профессорском доме на Сивцевом Вражке бывает множество людей — интеллектуальная, духовная атмосфера способствует развитию Юры. Дочь профессора Тоня и одноклассник Миша Гордон становятся его близкими друзьями, так что одиноким он себя не чувствует.
В то время в интеллигентных домах были приняты домашние концерты. Во время одного из таких концертов приглашенный музыкант получает известие, что в гостиничном номере пыталась свести счеты с жизнью Амалия Карловна Гишар, его близкая знакомая. Профессор отправляется на помощь, за ним увязываются Миша и Юра.
Мальчики стоят в прихожей. Юра поражен видом спящей в кресле девушки — это Лара. Она необычайно женственна. Ей только шестнадцать лет, она гимназистка, но и выглядит старше, и ощущает себя настоящей женщиной. Да так оно и есть: адвокат Комаровский — любовник ее матери — стал и ее любовником, совершенно подчинив Лару своей воле.
Собственно, из-за ужасных подозрений, что дочь — ее соперница и жертва негодяя, и пыталась покончить с собой Амалия Карловна. Однако все обошлось, подозрения рассеяны — и Лара хитренько подмигивает насмешливо глядящему на нее Комаровскому. Этот безмолвный разговор глубоко впечатывается в память Юры. Живаго узнает Комаровского: это он когда-то в поезде усердно спаивал его отца, после чего тот и выбросился из вагона.
Проходят годы, Юра становится студентом-медиком. Мать Тони, долго и тяжело болевшая, соединила руки юноши и девушки: они созданы друг для друга. Однажды зимним вечером он едет с Тоней на рождественскую елку в гости. Юра любуется замерзшими окнами, в его голове складываются стихи: «Свеча горела на столе, свеча горела...» Именно за этим окном Лара говорит своему обожателю Паше Антипову, что он должен спасти ее от гибели. Нужно немедленно обвенчаться!
На елке у Свентицких веселятся Юра и Тоня, Комаровский играет в карты. На эту же елку является и Лара. Положение ее тяжелое, ложное: она берет деньги у Комаровского — ей нужно выручать своего братца-шалопая Родю от карточных долгов да еще и посылать деньги ссыльному отцу Паши. Родя, чтобы получить деньги, угрожал самоубийством, и Лара отобрала у него револьвер. Из этого револьвера она и выстрелила на рождественской елке в подлеца-адвоката. Однако промахнулась — пуля попала в товарища прокурора московской судебной палаты. Раненый остался жив, а Комаровский сумел освободить любовницу из тюрьмы. Она заболела тяжелой нервной горячкой, но сильный организм помог ей выздороветь.