Роман Б.Л.Пастернака «Доктор Живаго»

Также характерным является мотив ускользания героя от внутренних затруднений морального характера (требующих выбора и принятия решений) посредством внешних фатальных обстоятельств. Например, партизаны его берут в плен как раз тогда, когда он никак не может решиться объясниться с женой по поводу измены ей с Ларой. Или тонино письмо, приходящее как нельзя вовремя в тот момент, когда он снова не может решиться (любовь или семья), - да еще с извещением о депортировании близких из России. Одним словом, в обоих случаях обстоятельства решают всё за него как нельзя лучшим образом, чтоб ему не решать, не действовать, и подчиниться, оставаясь со своими безответственными рассуждениями.

И напоследок о неоправданном соотношении внутреннего со внешним.

Idee fixee Живаго о мимикрии:

"Я помешан на вопросе о мимикрии, внешнем приспособлении организмов к окраске окружающей среды. Тут в этом цветовом подлаживании скрыт удивительный переход внутреннего во внешнее."

Мнение Лары об их любви:

"Они любили друг друга потому, что так хотели все кругом: земля под ними, небо над их головами, облака и деревья. Их любовь нравилась окружающим еще, может быть, больше, чем им самим. Незнакомым на улице, выстраивающимся на прогулке далям, комнатам, в которых они селились и встречались.

Ах вот это, это вот ведь, и было главным, что их роднило и объединяло! Никогда, никогда, даже в минуты самого дарственного, беспамятного счастья не покидало их самое высокое и захватывающее: наслаждение общей лепкой мира, чувство отнесенности их самих ко всей картине. Ощущение принадлежности к красоте всего зрелища, ко всей вселенной.

Они дышали только этой совместностью. И потому превознесение человека над остальной природой, модное нянчение с ним и человекопоклонство их не привлекали. Начала ложной общественности, превращенной в политику, казались им жалкой домодельщиной и оставались непонятны."

Правильнее было бы утверждать, что имеется налицо ассоциативная готовность для определенных впечатлений, что лирический герой, тонко и наблюдательно обрисованный Б. Пастернаком, находит и вычленяет в окружающем мире людей и событий только тот материал, который имеет отношение к темам его размышлений и не противоречит его рассуждениям.

Строго говоря, в жизни и рассуждениях Живаго есть несколько тем аффективно окрашенных комплексов, относительно которых в мышлении лирического героя страдает объективность и логика. Где не впутываются эти идеи, мышление вполне нормально и наблюдения точны и весьма ценны.

При семантическом анализе текста выделяются следующие темы, эмоционально окрашенные и по отношению к которым нарушается мышление лирического героя и его женского прототипа Лары. В первую очередь, это тема чистоты, нравственной и физической, которая преломляется в неестественное отношение к женщине и в чистоту от сексуального к ней чувства. Примеры рассуждений из текста:

О юношеской дружбе Живаго, Тони Громеко и Гордона:

“Этот тройственный союз начитался “Смысла любви” и “Крейцеровой сонаты” и помешан на проповеди целомудрия.

Отрочество должно пройти через все неистовства чистоты. Но они пересаливают, у них заходит ум за разум.

Они страшные чудаки и дети. Область чувственного, которая их так волнует, они почему-то называют “пошлостью” и употребляют это выражение кстати и некстати. Очень неудачный выбор слова! “Пошлость” – это у них и голос инстинкта, и порнографическая литература, и эксплуатация женщины, и чуть ли не весь мир физического. Они краснеют и бледнеют, когда произносят это слово.”

В приведенном отрывке наблюдается некоторое пристрастное отношение к называемой теме.

При описании начала творческой ночи в Варыкине после Лариной стирки:

“Юрий Андреевич с блаженным чувством чистоты сидел за оконным столом спиной к комнате, в которой Лара, благоухающая, запахнутая в купальный халат, с мокрыми, замотанными мохнатым полотенцем в тюрбан волосами, укладывала Катеньку и устраивалась на ночь. Весь уйдя в предвкушение скорой сосредоточенности, Юрий Андреевич воспринимал всё совершавшееся сквозь пелену разнеженного и всеобощающего внимания… Смененное на /Ларе/, на катеньке и на постели белье сияло, чистое, глаженное, кружевное. Лара и в те годы ухитрялась каким-то образом его крахмалить.”

Особенно любопытна постановка акцента на выделенной курсивом детали. В дальнейшем описании той же ночи находим идеологического оправдание подобного нездорового акцентированного отношения к чистоте:

“Он избавлялся от упреков самому себе, недовольство собою, чувство собственного ничтожества на время оставляло его. Он оглядывался, он озирался кругом.

Он видел головы спящих Лары и Катеньки на белоснежных подушках. Чистота белья, чистота комнат, чистота их очертаний, сливаясь с чистотою ночи, снега, звезд и месяца в одну равнозначительную, сквозь сердце доктора пропущенную волну, заставляла его ликовать и плакать от чувства торжествующей чистоты существования.”

Живаговская тема чистоты, как видим, каким-то непонятным обычному логическому и ассоциативному мышлению образом связана с темой ничтожества (человека вообще, и лирического героя романа Б. Пастернака в частности), причем в сочетании с образом Христа, богочеловека:

“И вот в завал этой мраморной и золотой безвкусицы пришел этот легкий и одетый в сияние, подчеркнуто человеческий, намеренно провинциальный, галилейский, и с этой минуты народы и боги прекратились и начался человек, человек-плотник, человек-пахарь, человек-пастух в стаде овец на заходе солнца, человек, ни капельки не звучащий гордо, человек, благодарно разнесенный по всем колыбельным песням матерей и по всем картинным галереям мира.”

Или вот еще при посещении Лары церкви после “ее падения”:

“Лара шла, вздрогнула и остановилась. Это про нее: завидна участь растоптанных. Им есть что рассказать о себе. У них всё впереди. Так он считал. Это Христово мнение.”

Интересно, что на этой идее в романе завязываются все мотивы революции и участия в ней главных героев. Т.е. опять налицо пресловутый перенос перипетий внутренней жизни во вне в глобальном масштабе.

Находим далее при заговаривании Юрой болезни Анны Ивановны:

“И слова Христа о живых и мертвых я понимал всегда по-другому. Где вы разместите эти полчища, набранные по всем тысячелетиям? Для них не хватит вселенной, и Б-гу, добру и смыслу придется убраться из мира. Их задавят в этой жадной животной толчее.”

Тема ничтожества актуальна в романе не только как компонент внутреннего мира лирического героя и его бесплодных духовных исканий. Переживание человеческого ничтожества (обусловленного условиями потрясаемой революцией России) является неотъемлемым знаком времени и эпохи. И каждый человек, вынужденный как-то перебиваться в борьбе за собственное прозябание при полной фрустрации всех насущных потребностей, не имеет иного выхода, кроме как признать собственное ничтожество в человеческом качестве.

Вот пример хлопот Лары и попыток увидеться с мужем:

“До жен ли было тут? Такие ли были времена? Мировой пролетариат, переделка вселенной, это другой разговор, это я понимаю. А отдельное двуногое вроде жены там какой-то, это так, тьфу, последняя блоха или вошь.”

Причем говорится об этом без иронии, на полном серьезе, что однако вполне закономерно, поскольку мнение это произносится устами женщины, изнасилованной при первом половом контакте (т.е. обладающей заниженной самооценкой и принимающей собственное унижение как должное).

Аналогичное отношение к себе звучит и главного героя:

“Конечно, я не с ними. Но мне трудно примириться с мыслью, что они герои, светлые личности, а я - мелкая душонка, стоящая за тьму и порабощение человека.”

Отношение к себе как к полнейшему ничтожеству предопределяет в довольно оригинальной интерпретации ревность лирического героя к любимой женщине:

“Удивительно. Мне кажется, сильно, смертельно, со страстью я могу ревновать только к низшему, далекому. Соперничество с высшим вызывает у меня совсем другие чувства. /Если бы высший полюбил любимую мною женщину, я/ бы, конечно, ни минуты не мог бы делиться с ним предметом моего обожания. Но я бы отступил с чувством совсем другого страдания, чем ревность, не таким дымящимся и кровавым.”

Самоуничижение и самоотвращение доходит даже до такой крайности, как вот здесь:

"Я хотел сказать, что ревную тебя к темному, бессознательному, к тому, о чем немыслимы объяснения, о чем нельзя догадаться. Я ревную тебя к предметам твоего туалета, к каплям пота на твоей коже, к носящимся в воздухе заразным болезням, которые могут пристать к тебе и отравить твою кровь."

Подразумевается, что герой и сам себя отождествляет с отравой в крови возлюбленной, раз подобные вещи, к ней относящиеся, вызывают его к ней ревность.

Специфика самовосприятия побуждает Живаго считать связь посредством темных чувств и отрицательных эмоций более прочной, чем более свободные и непринужденные человеческие отношения:

"Каким-то уголком своего отвращения ты, может быть, в большем подчинении у него, чем у кого бы то ни было другого, кого ты любишь по доброй воле, без принуждения."

Далее из уст Лары слышим оригинальное обобщение, призванное концептуально оправдать склонность героев к самоуничижению и ничтожеству. Оказывается, ничтожество есть ничто иное, как… духовность:

"Всё бытовое опрокинуто и разрушено. Осталась одна небытовая, неприложенная сила голой, до нитки обобранной душевности, для которой ничего не изменилось, потому что она во все времена зябла, дрожала и тянулась к ближайшей рядом, такой же обнаженной и одинокой. Мы с тобой как два первых человека Адам и Ева, которым нечем было прикрыться в начале мира, и теперь так же раздеты и бездомны в конце его. /Nota bene: Героиня либо не знает, либо не принимает во внимание, что перволюдям потому нечем было прикрыться, что они было одеты светом, пока грехопадение не изменило задуманного положения вещей./ И мы с тобой последнее воспоминание обо всём том неисчислимо великом, что натворено на свете за многие тысячи лет между ними и нами, и в память эти исчезнувших чудес мы дышим и любим, и плачем, и держимся друг за друга и друг к другу льнем."

Итак, ничтожество, согласно мировосприятию героев романа – это воспоминание о великом. Подобное понимание сути вещей обнаруживаем и в прощальном письме Тони к супругу, где она утверждает, что полное отсутствие воли у последнего компенсируется одаренностью и талантом.

Еще одна из тем, которую нельзя не выделить особо в данном контексте, - природа. Что нужно отметить прежде всего, погода, описываемая в романе, - чаще всего гроза или метель (там, где имеются редкие иные описания, - они не настолько акцентированы и эмоционально окрашены). Таким образом имеет место навязчивое сопоставление (революции и происходящих социальных насильственных процессов с природными явлениями, а также внутренних переживаний бури и хаоса, которые постоянные состояния героев романа с подобными изменениями в окружающей среде), и опять же оправдание беспомощности и бездействия людей.

Одним словом, во внутреннем мире колеблющегося во всем доктора выстраивается целая концептуальная система, нарушающая серьезным образом взаимодействие главного героя романа с миром действительности. Нарушение это происходит следующим образом: многое неправильно связывается с этой системой; всё относится к самому себе (т.е. к человеческому Я доктора Живаго, или Лары как женской фигуры, фактически полностью дублирующей образ главного героя мысленно и чувственно), для логических операций привлекается неподходящий материал, и вообще сама оценка материала неправильная.

Продемонстрируем несколько парадоксальных сентенций, не отвечающих законам логики и ассоциативно не оправданных.

Юный Живаго отказывается от прав на наследство, потому, что у него ощущение, что дом княгини-родственницы его "сглазит":

"Мне показывали фотографию особняка. Красивый пятиоконный дом с цельными окнами и лепными медальонами по карнизу. И вот всё последнее время у меня такое чувство, будто своими пятью окнами этот дом недобрым взглядом смотрит на меня через тысячи верст, отделяющие Европейскую Россию от Сибири, и рано или поздно меня сглазит."

Во-первых, это уж больно похоже на параноическую идею преследования, а во-вторых, по живаговской логике, центрирующей всё на себе самом, выходит, что дом-таки его "сглазил", наслав на его бедную слабую душу революцию и гражданскую войну.

Еще один алогический опус:

"В этом интересе к физиологии зрения сказались другие стороны Юриной природы – его творческие задатки и его размышления о существе художественного образа и строении логической идеи."

Где тут связь между физиологией зрения, существом художественного образа и строением логической идеи – не известно.

Или вот короткое определение:

"…Живаго прерывал разговор из уважения к звуку…"

Абсолютно неожиданные своими ассоциативными сочетаниями высказывания о царе:

"Царя было жалко в это серое и теплое горное утро, и было жутко при мысли, что такая боязливая сдержанность и застенчивость могут быть сущностью притеснителя /тут, безусловно, опять приписывание собственных черт и переживаний во вне наблюдаемому объекту/, что это слабостью казнят и милуют, вяжут и решают… Но понимаешь ли ты, он был по-русски естествен и трагически выше этой пошлости. Ведь в России немыслима эта театральщина."

О действительности:

"…А где в России действительность? По-моему, ее запугали и она скрывается." /Очередное отождествление с самим собой и чрезмерно, неоправданно широкое обобщение./

В романе имеется весьма интересный эпизод, который имеет смысл прокомментировать психосемантически. История с Памфилом, с перепугу и от нервного перенапряжения перебившим всю свою семью. На наш взгляд, эта ситуация – не просто проходной эпизод для описания жуткого ландшафта и нравов времен гражданской войны. Памфил скорее символ и прототип самого главного героя. И его история – более явственное представление того образа действий и мыслей, которому следует Юрий Живаго по отношению к своей семье (к своим трем семьям).

В самом деле, что делает лирический герой на протяжении всего романа по отношению к своим близким: размышляет, что любит, плачет и страдает о них,.. и своими колебаниями и бездействием, пассивностью и покорностью обстоятельствам, а больше внутренней слабостью и неспособностью подводит их к гибели. И подспудным мотивом такого поведения является как следствие душевной слабости боязнь больших страданий: нежелание видеть их страдание. По фабуле романа прослеживается, что живаговское бездействие и сострадание любимым им людям равносильно тому, как Памфил зарубает свою семью топором и сам сходит с ума от страдания и боли.