Влияние декаданса, символизма и акмеизма на лирику Анны Ахматовой огромно, но при  этом ее творческая манера остается глубоко  индивидуальной. Анна Ахматова относится  к числу тех авторов, чье творческое развитие никогда не останавливалось: оно эволюционировало в течение всей жизни поэтессы. Поэзия Ахматовой в итоге оторвалась от рамок какого-либо литературного направления и стала действительно оригинальной. Уже в самом раннем сборнике "Вечер" наметились, а в "Четках" и "Белой стае" окончательно оформились отличительные черты индивидуального стиля Ахматовой. Важнейшие из них – новеллистическая композиция, ритмико-интонационная свобода стихотворной речи, значимость вещных подробностей, и, наконец, новый тип лирической героини.

1.5. Новый тип лирической героини в творчестве Анны Ахматовой и его эволюция

       Анна  Ахматова создала новый тип лирической героини, не замкнутой на своих переживаниях, а включенной в широкий исторический контекст эпохи. При этом масштабность обобщения в образе лирической героини не противоречила тому, что лирика Ахматовой осталась предельно интимной, а поначалу казалась современникам даже "камерной".

       В ранних стихах ее представлены различные  ролевые воплощения лирической героини, своеобразные "литературные типы" 1900 годов: невеста, мужнина жена, покинутая возлюбленная и даже маркиза, рыбачка, канатная плясунья и Золушка (Сандрильона).

       Такая многоликость героини подчас вводила  в заблуждение не только читателей, но и критиков. Такая игра с разнообразием "масок" была направлена, скорее всего, на то чтобы препятствовать отождествлению автора с каждой из них в отдельности.

       Образ лирической героини усложняется уже в первых ее сборниках, и далее речь пойдет об идейном содержании лирики Ахматовой, воплощенном в лирическом субъекте и затем, во второй главе, о средствах выражения этого глубокого содержания.

       Прежде  чем перейти к рассмотрению этого  вопроса, хотелось бы отметить некоторые  особенности анализируемых сборников. Во-первых, интересна их композиция: каждый сборник и в тематическом, и в структурном отношении представляет собой нечто единое и цельное. Более того, каждая книга соответствует определенному этапу становления Ахматовой как поэтессы, совпадает с определенными вехами ее биографии ("Вечер" – 1909-1911, "Четки" – 1912-1913, "Белая стая" – 1914-1917). Композиционные особенности ахматовских сборников отметил еще Кихней Л.Г., который писал: "Последовательность стихотворений внутри книги определялась не хронологией событий, а развитием лирических тем, их поступательным движением, параллелизмом или контрастом. В целом листки "дневника", незаконченные и фрагментарные, по отдельности входили в общее повествование о судьбе лирического героя – поэтессы. Они слагались как бы в свободный по своей композиции лирический роман, лишенный единой фабулы и состоящий из ряда независимых друг от друга по содержанию мгновенных эпизодов, входящих в общее лирическое движение. Такая "книга" распадалась на несколько глав (разделов) и объединялась обязательным эпиграфом, содержащим эмоционально созвучный ключ к содержанию". [12, с. 84.]

 

ГЛАВА II

ОСОБЕННОСТИ ПОЭТИЧЕСКОГО СЛОВА  АННЫ АХМАТОВОЙ

2.1. Концепция любви в творчестве Ахматовой

Любовь 
То змейкой, свернувшись клубком, 
У самого сердца колдует, 
То целые дни голубком 
На белом окошке воркует, 
 
То в инее ярком блеснет, 
Почудится в дреме левкоя... 
Но верно и тайно ведет 
От радости и от покоя. 
 
Умеет так сладко рыдать 
В молитве тоскующей скрипки, 
И страшно ее угадать 
В еще незнакомой улыбке. 

       В этом раннем стихотворении Ахматовой много анафор. При помощи них Ахматова перечисляет разнообразные свойства любви, порой противоречивые: олицетворяет любовь в контрастных образах змеи и голубя, изображает её в воссоединении с природой. Но эти образы любви у Ахматовой одновременно и печальны: любовь ведёт от радости и покоя, она рыдает и внушает страх…

       Уже расставшись с Ахматовой, Н. Гумилев  в ноябре 1918 года писал: «Ахматова  захватила чуть ли не всю сферу  женских переживаний, и каждой современной  поэтессе, чтобы найти себя, надо пройти через ее творчество». Ахматова воспринимает мир сквозь призму любви, и любовь в ее поэзии предстает во множестве оттенков чувств и настроений. Хрестоматийным стало определение ахматовской лирики как энциклопедии любви.

       Современники, читатели первых стихотворных сборников поэтессы, нередко (и неправомерно) отождествляли Ахматову-человека с лирической героиней ее стихов. Лирическая героиня Ахматовой предстает то в образе канатной плясуньи, то крестьянки, то неверной жены, утверждающей свое право на любовь, то бражницы и блудницы... По воспоминаниям И. Одоевцевой, Гумилев не раз высказывал обиду, что из-за ранних стихов его жены (например, из-за стихотворения «Муж хлестал меня узорчатым...») ему досталась репутация едва ли не садиста и деспота:

Муж хлестал  меня узорчатым,

Вдвое сложенным ремнем.

Для тебя в окошке створчатом

Я всю  ночь сижу с огнем...

Рассветает. И над кузницей

Подымается  дымок.

Ах, со мной, печальной узницей, Ты опять  побыть не мог...

Как мне  скрыть вас, стоны звонкие!

В сердце темный, душный хмель,

А лучи ложатся тонкие

На несмятую постель[2, c.43].

1911

       Лирическая  героиня Ахматовой – это чаще всего героиня любви несбывшейся, безнадежной. Любовь в лирике Ахматовой предстает как «поединок роковой», она почти никогда не изображается безмятежной, идиллической, а, наоборот – в драматические моменты: в моменты разрыва, разлуки, утраты чувства и первого бурного ослепления страстью. Обычно ее стихи – начало драмы или ее кульминация, что дало основание М. Цветаевой назвать музу Ахматовой «Музой Плача». Один из часто встречающихся мотивов в поэзии Ахматовой – мотив смерти: похороны, могила, смерть сероглазого короля, умирание природы и т.д. Например, в стихотворении «Песня последней встречи»:

Показалось, что много ступеней,

А я  знала – их только три!

Между кленов шепот осенний

Попросил: «Со мною умри!» 

       А. Ахматова вспоминает, что И. Северянин  неодобрительно отнесся к ее героиням: «Он сильно меня бранил. Мои стихи  – клевета. Клевета на женщин. Женщины – грезёрки, они бутончатые, пышные, гордые, а у меня несчастные какие-то» [14, с.125.]

       Доверительность, камерность, интимность – несомненные качества ахматовской поэзии. Однако с течением времени любовная лирика Ахматовой перестала восприниматься как камерная и стала восприниматься как общечеловеческая, потому что проявления любовного чувства были исследованы поэтессой глубоко и всесторонне.

       Н. Коржавин справедливо утверждает: «Сегодня все больше появляется людей, признающих Ахматову поэтом народным, философским  и даже гражданским... Ведь, в самом  деле, фигурой она была незаурядной... Все-таки не на каждом шагу встречались женщины столь образованные, яркие, умные и самобытные, да еще и писавшие невиданные доселе женские стихи, то есть стихи не вообще о “жажде идеала” или о том, что “он так и не понял всю красоту моей души”, а действительно выражавшие, причем грациозно и легко, женскую сущность». [7, c.45].

       Эта «женская сущность» и в то же время  значительность человеческой личности с большой художественной выразительностью представлена в стихотворении «Не  любишь, не хочешь смотреть?» из триптиха «Смятение»:

Не любишь, не хочешь смотреть?

О, как  ты красив, проклятый!

И я  не могу взлететь,

А с  детства была крылатой.

Мне очи  застит туман,

Сливаются вещи и лица,

И только красный тюльпан,

Тюльпан у тебя в петлице [4, c.121].

1913

       Внимательное  прочтение стихотворения, постановка логического ударения, выбор интонации  предстоящего чтения вслух – это первая и очень важная ступень на пути к постижению содержания произведения. Это стихотворение невозможно читать как жалобу разлюбленной женщины – в нем чувствуется скрытая сила, энергия, воля, и читать его надо со скрытым, сдержанным драматизмом. И. Северянин был неправ, назвав ахматовских героинь «несчастными», на самом деле они гордые, «крылатые», как и сама Ахматова – гордая и своенравная (посмотрим, например, воспоминания мемуаристов о зачинателях акмеизма, утверждавших, что Н. Гумилев был деспотичен, О. Мандельштам вспыльчив, а А. Ахматова своенравна) [11, c.123].

       Уже первая строка «Не любишь, не хочешь смотреть?», состоящая из одних глаголов с отрицательной частицей «не», полна силы, экспрессии. Здесь действие, выраженное глаголом, открывает строку (и стихотворение в целом) и завершает ее, увеличивая вдвойне ее энергию. Усиливает отрицание, а тем самым способствует созданию повышенного экспрессивного фона двукратное повторение «не»: «не любишь, не хочешь». В первой строке стихотворения прорывается требовательность, возмущение героини. Это не привычная женская жалоба, причитание, а изумление: как такое может происходить со мной? И мы воспринимаем это удивление как правомерное, потому что такой искренности и такой силы «смятению» не верить нельзя.

       Вторая  строка: «О, кaк ты красив, проклятый!»  – говорит о растерянности, смятении отвергнутой женщины, о ее подчиненности мужчине, она сознает свою беспомощность, бессилие, изнеможение.

       И далее следуют две строки, совершенно замечательные в этом лирическом шедевре: «И я не могу взлететь, // А  с детства была крылатой». Такой  силы «смятение» может переживать только «крылатая», свободно парящая, гордая женщина. Своих крыльев, то есть свободы и легкости (вспомним рассказ «Легкое дыхание» И. Бунина), она не ощущала прежде, она почувствовала их только теперь – почувствовала их тяжесть, беспомощность, невозможность (кратковременную!) ей служить.

       Только  так их и можно почувствовать... Слово «крылатый» находится в  сильной позиции (в конце строки), и ударным в нем является гласный  звук [а], о котором еще М.В. Ломоносов  сказал, что он может способствовать «изображению великолепия, великого пространства, глубины и величины, а также страха». Женская рифма (то есть ударение на втором слоге от конца строки) в строке «А с детства была крылатой» не создает ощущения резкости, замкнутости, а наоборот – создает ощущение полета и открытости пространства героини. Не случайно «крылатость» становится репрезентативом Ахматовой (Ахматова!), и не случайно Ахматова утверждала, что поэт, который не может выбрать себе псевдонима, не имеет права называться поэтом.

2.2. «Вещи и лица» в поэзии Ахматовой

       Психологизм – отличительная черта ахматовской поэзии. О. Мандельштам утверждал, что «Ахматова принесла в русскую лирику всю огромную сложность и психологическое богатство русского романа девятнадцатого века... Свою поэтическую форму, острую и своеобразную, она развивала с оглядкой на психологическую прозу» («Письма о русской поэзии»).

       Но  психология, чувства в стихах поэтессы передаются не через непосредственные описания, а через конкретную, психологизированную  деталь. В поэтическом мире Ахматовой  очень значимыми являются художественная деталь, вещные подробности, предметы быта. М. Кузмин в предисловии к «Вечеру» отметил «способность Ахматовой понимать и любить вещи именно в их непонятной связи с переживаемыми минутами».

       Н. Гумилев в 1914 году в «Письме о  русской поэзии» заметил: «Я перехожу к самому значительному в поэзии Ахматовой, к ее стилистике: она почти никогда не объясняет, она показывает». Показывая, а не объясняя, используя прием говорящей детали, Ахматова добивается достоверности описания, высочайшей психологической убедительности. Это могут быть детали одежды (меха, перчатка, кольцо, шляпа и т.п.), предметы быта, времена года, явления природы, цветы, и т.д., как, например, в знаменитом стихотворении «Песня последней встречи»:

Так беспомощно грудь холодела,

Но шаги мои были легки.

Я на правую руку надела

Перчатку  с левой руки.

Показалось, что много ступеней,

А я  знала – их только три!

Между кленов шепот осенний