Автор: Пользователь скрыл имя, 29 Марта 2011 в 01:44, контрольная работа
Ф.И. Тютчев как публицист, политический идеолог и принципиальный полемист является христианским мыслителем и опирается на историософскую основу. Он не только стоит в одном ряду с такими наиболее крупными русскими писателями и философами, как А.С. Пушкин, Н.В. Гоголь, Ф.М. Достоевский, А.С. Хомяков, И.В. Киреевский, К.Н. Леонтьев, Н.Я. Данилевский, В.С. Соловьев и др., но и в постановке ряда существенных задач занимает в нем одно из первенствующих мест. По признанию А.С. Хомякова, Тютчев первым заговорил о судьбах России и Запада в неотрывном единстве с религиозным вопросом. А И.С. Аксаков приходил к заключению, что в лице Тютчева на Западе встретились с "неслыханным явлением": "впервые раздался в Европе твердый и мужественный голос Русского общественного мнения. Никто никогда из частных лиц в России еще не осмеливался говорить прямо с Европою таким тоном, с таким достоинством и свободой"
1. Введение……………………………………………………………2
2. Публицистическая деятельность Ф.И. Тютчева в 20 – 60 гг. XIX столетия……………………………………………………….3
3. «Россия и Германия»………………………………………………5
4. «Россия и революция»……………………………………………..5
5. «Римский вопрос»………………………………………………….6
6. «Письмо о цензуре в России»……………………………………..7
7. Ф.И. Тютчев и славянофилы………………………………………9
8. Расхождение взглядов между писателем и славянофилами……13
9. Заключение………………………………………………………...16
10. Список используемой литературы……………………………….18
Содержание
Введение
Ф.И. Тютчев как публицист, политический идеолог и принципиальный полемист является христианским мыслителем и опирается на историософскую основу. Он не только стоит в одном ряду с такими наиболее крупными русскими писателями и философами, как А.С. Пушкин, Н.В. Гоголь, Ф.М. Достоевский, А.С. Хомяков, И.В. Киреевский, К.Н. Леонтьев, Н.Я. Данилевский, В.С. Соловьев и др., но и в постановке ряда существенных задач занимает в нем одно из первенствующих мест. По признанию А.С. Хомякова, Тютчев первым заговорил о судьбах России и Запада в неотрывном единстве с религиозным вопросом. А И.С. Аксаков приходил к заключению, что в лице Тютчева на Западе встретились с "неслыханным явлением": "впервые раздался в Европе твердый и мужественный голос Русского общественного мнения. Никто никогда из частных лиц в России еще не осмеливался говорить прямо с Европою таким тоном, с таким достоинством и свободой".
Эпоха
наполеоновских нашествий и национальных
движений, Отечественная война 1812 года,
Венский конгресс и Священный союз,
восстание декабристов, французская революция
1830 года, оба польских восстания, европейские
волнения 1848 года, создание коммунистического
манифеста и Интернационала, заговор петрашевцев,
Крымская кампания и падение Севастополя,
"освобождение крестьян" и "великие
реформы" 60-х годов, победоносная война
Италии с Австрией и ликвидация светской
власти пап, франко-прусская война, разгром
Франции и создание Германской империи
- вот значимые исторические события, наблюдателем
и аналитиком которых оказался поэт. И
рассматривал он их не только с точки зрения
текущей политики и происходивших государственных
и социальных поворотов и перемен, но и
в глобальном контексте мировой истории,
с ее "началами" и "концами",
а также с качественными метаморфозами
в ее ходе внутреннего мира и духовных
ценностей человека.
Публицистическая
деятельность Ф.И. Тютчева
в 20 – 60 гг. XIX столетия
Историософские и публицистические произведения Тютчева изначально написаны на французском языке и каждое из них имеет свою собственную издательскую историю. Первые публикации в России четырех его статей ("Россия и Германия", "Россия и Революция", "Римский вопрос", "Письмо о цензуре в России") в оригинале и переводе на русский язык в номерах "Русского архива" за 1873 и 1886 гг. связаны с именем его редактора и издателя П.И. Бартенева.
Таким образом, четыре произведения основного корпуса, дополненные не всегда предназначавшимися к печати, неоконченными и печатавшимися в разные годы XIX и XX вв. сочинениями, и составляют восемь текстов публицистического наследия поэта, дающего достаточное представление о своеобразии его историософской и политической мысли.
Поэт принадлежит к наиболее глубоким представителям отечественной культуры, которых волновала в первую очередь (разумеется, каждого из них на свой лад и в особой форме) "тайна человека" (Ф.М. Достоевский), как бы не видимые на поверхности текущего существования и неподвластные рациональному постижению, но непреложные законы и основополагающие смыслы бытия и истории. Тютчеву свойственно стремление заглянуть "за край" культурного, идеологического, экономического и т.п. пространства и времени и проникнуть в заповедные тайники мирового бытия и человеческой души, постоянно питающие и сохраняющие ядро жизненного процесса при всей изменяемости в ходе истории (до неузнаваемости) его внешнего облика.
В понимании поэта единство веры, государства и народа в монархическом правлении предполагало в идеале развитие всех сторон социальной, экономической и политической жизни, при котором разные слои общества не утрачивали бы ее духовного измерения, добровольно умеряли бы эгоистические страсти и корыстные расчеты в свете совестного правосознания и свободного устремления к общему благу, органически сохраняли бы живые формулы человеческого достоинства: "быть, а не казаться", "служить, а не прислуживаться", "честь, а не почести", "в правоте моя победа".
Описанная логика составляет основу историософии и публицистики Тютчева, проступает в его политических статьях и придает им истинный масштаб и непреходящее значение. Она также расставляет по своим местам и в надлежащей иерархии такие важнейшие для его мысли понятия, как Христианство, Церковь, Империя, Православие, Католицизм, Протестантизм, Революция, Славянство, Россия, Запад, Человек, Свобода, Разум, Любовь, которые определяют ход Истории. Тютчев на свой лад выражал общую для эпохи тягу сознания к историзму, к всеобъемлющему пониманию протекших и грядущих веков.
По большому
счету, христианское мышление Тютчева
и соответствующая ему
"Единство, - возвестил оракул наших дней, -
Быть может спаяно железом лишь и кровью…"
Но мы попробуем спаять его любовью -
А там увидим, что прочней…
("Два единства", 1870)
По "окончательному" выводу Тютчева, лишь мера успеха такой попытки, которой материальное могущество в своей служебной роли никак не может помешать, становится залогом подлинной и несокрушимой жизни, а все остальное - миф, иллюзия и утопия.
Темы будущих политических статей и исследовательских раздумий поэта просматривались уже в таких его ранних стихотворениях, как "К оде Пушкина на Вольность" (1820), "14-е декабря 1825" (1826), "Олегов щит" (1829), "Как дочь родную на закланье…" (1831), а в более поздних стихах заняли большое и самостоятельное место.
Вряд ли есть особые основания упрекать Тютчева, прожившего в Германии более двадцати лет и переводившего произведения И.В. Гете, Ф. Шиллера, Г. Гейне и других ее писателей, в незнании немецкого языка. Напротив, он чутко уловил и даже несколько смягчил скрывавшийся за приведенным сравнением обобщающий смысл: принятые в европейских странах цивилизованные критерии оценки незаконных деяний не приняты в России, чья армия пополняется преступниками, способными на "варварские" действия. Таким образом, речь должна идти не о патриотических разглагольствованиях, как замечает "немецкий путешественник", а об эмоциональном оживлении предававшихся забвению событий и фактов недавней истории и о заострении реально существовавших в Германии и на Западе в целом политических, идеологических, публицистических тенденций, затрагиваемых поэтом и в следующем публичном выступлении.
В статье "Россия и Германия" ставились вопросы отношения к России европейского общественного мнения и печати вообще и немецкого в частности к России, союза двух государств, особенностей их исторического прошлого и перспектив возможного будущего. Первоначально статья носила заглавие "Lettre a Monsieur le D-r Gustane Kolb, redacteur de la Gazette Universelle" ("Письмо господину д-ру Густаву Кольбу, редактору "Всеобщей газеты") и предназначалась для публикации в этом издании вслед за мартовским "Письмом русского". Возможно, она не была напечатана из-за полемики, вызванной этим письмом, но вскоре вышла отдельной анонимной брошюрой в Мюнхене.
В этой статье поэт обсуждает тот образ своего отечества, который складывался на Западе в 20 - 30-х гг. XIX столетия. Он стал непосредственным свидетелем развития антирусских настроений в эти годы, мог вблизи наблюдать примеры предвзятых тенденций, порою принимавших крайне резкие формы. Особую активность проявляли английские политики, которые приписывали России захватнические замыслы и создавали из нее образ врага, обвиняя в намерении захватить Константинополь и распространить свое влияние на Ближнем Востоке и в Азии, вплоть до похода на Персию и Индию. Подобные обвинения и осуждения (с призывами всеобщего объединения против России) накладывались на памфлетно-карикатурные изображения страшного "захватчика", "тирана", "деспота", "петербургского чудовища", "жестокого татарина", какими в многочисленных брошюрах и книгах не только в английской, но - в еще бoльшей степени - и во французской печати.
Двадцать два года спустя после публикации "России и Германии" поэт, говоря о наблюдавшихся им тогда идеологических тенденциях, подчеркивал: "Они, в продолжение тридцати лет, разжигали в себе это чувство враждебности к России, и чем наша политика в отношении к ним была нелепо-великодушнее, тем их не менее нелепая ненависть к нам становилась раздражительнее".
Тютчев
напоминает о "Союзе святом", который
Россия заключила с Германией
для освобождения последней от наполеоновского
владычества и который
Статья "Россия и Революция" была задумана вскоре после февральской революции 1848 г. во Франции. 18/30 мая 1848 г. жена Тютчева Эрнестина Федоровна извещала своего брата К. Пфеффеля: "Дорогой друг, посылаю вам копию записки, которую мой муж продиктовал мне шесть недель тому назад. Государь прочитал и весьма одобрил ее; он даже высказал пожелание, чтобы она была напечатана за границей. Однако, помимо того, что было бы трудно (если не сказать невозможно) рассчитывать на появление подобной статьи в "Allgemeine Zeitung", момент для ее обнародования, повторяю, упущен.
Реакцией на публикацию "записки" П. де Бургуэном стало выступление на страницах журнала "Revue des Deux Mondes" французского публициста Э. Форкада, который также ошибочно оценивал ее как почти официальный документ, ловко запущенный в дипломатические круги и с мистической стороны освещающий скрытую политику царя. Он увидел в ней "самый манифест московского панславизма и его форму, если не точную и ясную, то по крайней мере узнаваемо очерченную", и подчеркнул, что французские либералы не понимают той угрозы, которая исходит для Европы от поддержки русским императором "славянских братьев и единоверцев" на Западе. Подобные высказывания распространялись во французской и немецкой прессе, а рецензенты и комментаторы, несмотря на различное восприятие и выделение в статье Тютчева разных аспектов, скорее акцентировали политические, нежели подчеркнутые в ней историософские вопросы. В результате в стороне оставалось последовательное рассмотрение фундаментальной связи того или иного типа христианства (православия и католичества), обуславливающего коренные представления человека о самом себе и своих основополагающих ценностях, с принципиальными метаморфозами истории и неодинаковым пониманием государственных, общественных, идеологических устремлений и проблем.
В России "записка" поэта ходила в списках и широко обсуждалась в петербургском и московском обществе, о чем упоминали многие известные современники (П.Я. Чаадаев, С.П. Шевырев, М.П. Погодин, Н.В. Сушков, О.М. Бодянский, А.С. Хомяков и др.), и более адекватно воспринималась в ее христианских и историософских основаниях. П.Я. Чаадаев, прочитавший "записку" Тютчева еще в рукописи, был согласен с ее основным выводом. "Как вы очень правильно заметили, - писал он автору, - борьба, в самом деле идет лишь между революцией и Россией: лучше не возможно охарактеризовать современный вопрос". Как и Тютчев (но только в определенные моменты и с известными оговорками), П.Я. Чаадаев полагал, что Россия как православная держава способна нести миру "святую идею" христианства и тем самым предохранять его от языческого распада в Революции.