Противоречивость души Призрака и тема одиночества в романе Гастона Леру «Призрак Оперы»

Призрак – характер многогранный. С одной стороны, он жесток, страшен, эгоистичен, он тиран, который не думает о чувствах Кристины и Рауля. Он хочет лишь наслаждаться голосом Кристины и самой Кристиной. Но с другой – это ранимая душа. Призрак одинок, его никто не любит и никогда не полюбит из-за тех самых качеств – эгоизма и жестокости. И конечно, нельзя исключать его внешнее уродство.

Почему автор  решил не делать из Призрака целиком  отрицательного героя? Наверное, этим он хотел сказать, что у каждого  «злодея», даже у самого ужасного и  жестокого, есть сердце, и он тоже может  испытывать чувство жалости и сострадания 
 

Связь темы Призрака с мировой  литературой. 

Если говорить о призраках и привидениях, то на ум сразу приходит повесть Оскара Уайльда «Кентервильское Привидение». Там тоже раскрывается тема одиночества и даже любви. Но совершенно по-иному.

Одиночество Кентервильского  Привидения – вечное, вынужденное. И это действительно привидение. А одиночество Призрака Оперы целиком зависело от него. Если бы он не был таким ужасным, жестоким, изощренным злодеем, то он не остался бы один. И не будем забывать, что Призрак Оперы или Эрик – на самом деле живой человек.

Есть, конечно, и  вещи, их объединяющие. Это страх. Их все боятся. Их боятся за то, что они  отличаются от других. Еще их объединяет то, что они не могут найти покой. Но уальдовское привидение не может обрести покой из-за древнего пророчества. А Эрик – из-за собственной сущности и любви к Кристине.

Тема любви  в обоих произведения тоже раскрыта по-разному. Привидение любит девочку  Виргинию какой-то отцовской или  может братской любовью. Оно хочет, чтобы Виргиния помогла ему. Он уважает ее за то, что она не боится его детских розыгрышей и трюков, которые он устраивает для того, чтобы напугать все семейство, переехавшее в замок. Конечно, не только Виргиния -  ни один член семьи вообще не боится его. Но только она жалеет его, старается помочь ему, разговаривает с ним и понимает его.

Призрак Оперы  же любит Кристину по-другому. Он хочет, чтобы она стала его собственностью, он не учитывает ее чувства. Привязав ее к себе и раскрыв ее угасший  талант, он думает, что Кристина станет полностью его и ошибается. Это злит его и еще больше раскаляет его природную жестокость.

Поведение, образ, душа, внутренние качества у обоих  героев совершенно разные. Кентервильское привидение абсолютно не похоже на привидение как таковое. Оно пытается напугать, но в итоге получаются совершенно комичные ситуации. Оно рисует пятно крови зеленым и синим цветами, объясняя это тем, что красная краска попросту кончилось. Оно вызывает у нас чувство жалости и симпатии одновременно. Мне кажется, Кентервильское привидение больше позитивный персонаж.

Чего нельзя сказать о Призраке Оперы. О Призраке, который просто дышит ненавистью ко всем. О Призраке, который живет  собственным эгоизмом, который только и делает, причиняет людям боль и страдания.

Заметьте, автор  ни разу не называет Эрика человеком. Призраком – да. Монстром – да. Злодеем, гением, художником, мастером – как угодно. Ведь на протяжении всего произведения он не человек. Возможно, это прозвучит абсурдно, но в эфемерном, прозрачном, неосязаемом Кентервильском Привидении гораздо больше человеческого, чем в Эрике. И лишь в конце романа мы видим в Призраке Оперы человека. Обыкновенного человека со своими чувствами, болью, одиночеством. И мы испытываем чувство жалости.  
 

Нельзя сказать, что «Призрак Оперы» писался Гастоном Леру без всякой реальной подоплеки. Возможно, у главных героев были вполне реальные прототипы. Гастон Леру был талантливым писателем, не менее  талантливым журналистом и при  том весьма успешным мистификатором. Он словно играет с читателем в шарады, умело маскируя и перетасовывая факты, перемежая явные выдумки с доподлинно известными событиями. Что, как не игру, предлагает он нам, с первой же страницы романа утверждая, что Призрак Оперы существовал на самом деле?  

 Давайте осторожно  перелистаем страницы истории  назад и посмотрим, какие события  и факты имели место быть, какие  реальные персоны обрели вторую  жизнь на страницах романа... Быть  может, нам удастся ответить  и на главный вопрос - а был  ли Эрик? 

К сожалению, нам недоступны черновики и частная переписка Гастона Леру, из которой можно было бы почерпнуть информацию, поэтому остается только строить догадки - чьи судьбы нашли отражение на страницах романа "Призрак Оперы", чьи черты унаследовали персонажи. Одна из таких догадок касается истории дружбы певицы Дженни Линд и Ханса Кристиана Андерсена.  

 Андерсен  родился 2 апреля 1805 года в маленьком  городке Оденсе, расположенном на  одном из датских островков  - Фионсе. Его отцу в ту пору  было двадцать, а матери - на пару лет больше. Деда Андерсена, старика Андерса Хансена, резчика по дереву, считали в городке сумасшедшим, потому что он вырезал странные фигурки полулюдей, полуживотных с крыльями. Уже в детстве мальчик, замкнутый и некрасивый, обнаружил в себе талант к сочинительству. Кроме того у него был довольно хороший голос. В школе над ним насмехались за его неприметный вид, спрашивали, не девчонка ли он, а Ханс Кристиан записывал стихи и мечтал о славе. К разным историям его приохотил отец, по профессии башмачник, мастер на все руки (все обстановку в доме он сделал сам), человек начитанный и наделенный недюжинным интеллектом. Стараясь обеспечить семью получше, он рано угас, и матери Андерсена пришлось стать прачкой-поденщицей, чтобы сын мог продолжать учиться. А учился он из рук вон плохо, за что неоднократно учителя били его линейкой по рукам. До конца жизни Андерсен писал с ошибками. 

 В 1819 году  он упросил мать отпустить  его искать лучшей жизни в  Копенгаген (он мечтал стать актером  с тех пор, как ребенком попал в единственный в городке театр), тогда как она, видя странные увлечения сына, хотела отдать его в ученики к портному, чтобы он перестал заниматься глупостями - сочинять. Тогда для Андерсена столица была центром земли. Всего с парой монет в кармане, он едва сводил концы с концами: актером он был посредственным, ему доверили только одну роль, и та была - тролль. И он решил заняться тем, что у него получалось лучше всего. Он начал писать. Его пьесы имели неожиданный успех, удача улыбнулась ему в лице профессора консерватории Сибони, композитора Вейзе, поэта Гольдберга и конференц-советника Коллина. Он поступил в театральное училище, но позднее вынужден был его оставить, т.к. потерял голос. Он продолжил учиться в классической гимназии и в 1829 году, уже поступив в университет, опубликовал свой первый рассказ - юмористический "Путешествие пешком от Гольме-канала до Амака". А вскоре вся страна узнала Андерсена как поэта, воспевающего родной край, писавшего о любви к Родине, сочинявшего стихи на библейские сюжеты. Будучи настроен скорее иронично к себе, Андерсен, тем не менее, страдал от того, что его талант пока не признан критикой и широкой публикой. И вот спустя много лет его сказками зачитывались, его книги раскупались мгновенно, его стихи дети заучивали наизусть, а критика продолжала его игнорировать. В нашей стране мало кто знает, что Андерсен писал не только сказки. Из-под его пера вышли романы, полные тонкого психологизма, автобиографических подробностей, он написал автобиографию "Сказка моей жизни". Но ничего, кроме сказок, в России не переиздавалось с 1895 года... 

 Точно неизвестно, когда Андерсен написал первую  сказку - по крайней мере, он был  уже зрелым человеком. У него  было совершенно детское воображение,  он умел рассказывать о серьезных  и глубоких вещах простым понятным языком. Он был почти волшебником, наделяя обычные предметы необычной судьбой и приключениями, вдыхая в них жизнь. 

 Андерсен  не имел успеха у женщин - и  не стремился к этому. Он  был высок, худощав, нелеп, сутул,  с невыразительными чертами лица, единственной приметной деталью в нем был длинный нос. Характер у него был скверный. Как все гении, он был подвержен истерикам, депрессии, был мнителен, не выносил критики в свой адрес. Его поступки отличались эксцентричностью: отправляясь в путешествие, он брал с собой веревку, потому что очень боялся пожаров и считал, что сможет спастись благодаря веревке. При своем худощавом телосложении одевался Андерсен почему-то в костюмы размера на два больше. Для семейной жизни - и он сам понимал это - он был не создан. 

 В 1840 году  в Копенгагене он встретил  Дженни Линд. 20 сентября 1843 года он  записал в своем дневнике "Я  люблю!" 

"В то время  Дженни Линд еще не пользовалась  известностью вне пределов своей  родины, и, я думаю, что в  Копенгагене мало кто о ней слышал. Она приняла меня вежливо, но довольно равнодушно, почти холодно. В Копенгаген она, по ее словам, приехала всего на несколько дней — посмотреть город. Визит мой был очень короток, расстались мы, едва познакомившись, и она оставила во мне впечатление совершенно заурядной личности, которую я скоро и позабыл", - пишет в "Сказке моей жизни" Андерсен. 
 

 Через три  года они встретились вновь.  Балетмейстер Бурнонвиль, друг Андерсена  (он был женат на шведке, подруге  Линд), сказал ему, что Дженни  вспоминает о нем и будет рада его видеть. Бурнонвиль надеялся, что с помощью Андерсена ему удастся уговорить Дженни дать несколько концертов в Копенгагене.  

 Скоро речь  зашла о ее предполагаемых  гастролях здесь в Копенгагене,  и она призналась, что не решается выступить из боязни. «Я никогда не пела вне Швеции! — сказала она. — Дома меня все любят, а здесь, пожалуй, освищут. Нет, я не смею выступить здесь!» Я ответил, что не имею возможности судить ни о ее пении, ни о ее артистическом даровании, но ввиду господствующего ныне общего настроения уверен, что она будет иметь успех, если только мало-мальски обладает голосом и драматическим талантом. Благодаря уговорам Бурнонвиля копенгагенцы испытали величайшее наслаждение. Дженни Линд выбрала для первого выхода партию Алисы в «Роберте». Молодой, свежий, прелестный голос ее прямо лился в душу! Исполнение ее дышало самою жизнью, самою правдой, все становилось ясным, получало должное значение. В данном ей затем концерте, Дженни Линд исполнила, между прочим, несколько шведских песен, и народные мелодии в ее исполнении положительно увлекли всех своей оригинальной прелестью. Можно было забыть, что находишься в концертном зале, так сильно было очарование, производимое ее пением и чистой девственностью всей ее натуры, отмеченной печатью гения. 

 Андерсен  влюбился. Нерешительный, он не  смог признаться в своих чувствах, и Дженни уехала из Дании,  так о них и не узнав в  тот раз. Он послал ей вдогонку  письмо с объяснением, но когда  они встретились через год,  она ни словом не обмолвилась, что читала его. Год спустя композитор Мейербеeр - Андерсен тогда путешествовал по Германии - попросил его дать оценку голосу и манере игры Линд. Услышав в ответ восторженный отзыв, Мейербеер пригласил Линд в Берлин, и она покорила вначале немцев, а после и всю Европу.  

"Я привязался  к ней всем сердцем, как нежный, любящий брат, и был счастлив, что мне пришлось узнать такую  идеальную душу. Во все время  ее пребывания в Копенгагене  я виделся с нею ежедневно.  Она жила в семействе Бурнонвиля, и я проводил у них большую часть свободного времени", - написал Андерсен в автобиографии.  
 

 У них были  странные отношения, да и отношений-то  не было. Он посвящал ей стихи  и писал для нее сказки. Она  же обращалась к нему исключительно  "братец" или "дитя", хотя  ему было 40, а ей всего 26 лет. В Сочельник 1846 года Андерсен, вбивший себе в голову, что Дженни должна обязательно его пригласить в гости, просидел весь день у окна. Утром после Рождества он отправился поздравлять ее и поинтересовался, почему она не пригласила его, и она искренне ответила, что ей не пришло это в голову, она подумала, что ему будет скучно в компании ее друзей, к тому же ее ждали в гости в другом доме. Но она обещала ему отпраздновать с ним Новый год. И сдержала слово. Они чинно сидели под елкой втроем - с наперсницей Дженни. Дженни пела Андерсену, подарила ему кучу подарков, и именно тогда он понял, что она не сможет полюбить его.

 — Вы, наверное, ненавидите меня? - спросил Андерсен.

 — Чтобы  ненавидеть, я должна сначала  полюбить… - ответила Дженни.

 И он оставил  все попытки завладеть сердцем  певицы, оставаясь ее почтительным  другом и "братцем". 

 Дженни Линд - Андерсену, Стокгольм, 19 марта 1844 г. 

 Добрый брат  мой!... Я бесконечно благодарна  Вам за Ваши дивные рассказы! Они так божественно прекрасны, что приходится, пожалуй, считать их лучшими из всех Вами написанных! Не знаю, какому из них отдать пальму первенства; но, кажется, «Гадкий утенок» лучше всех. Боже мой, то за дивный дар —такое умение облечь свои светлые мысли в слова, так наглядно растолковать людям на клочке бумаги, что лучшие, благороднейшие дары часто скрываются под лохмотьями, пока не совершается превращение, показывающее нам настоящий образ, осененный светом Божиим. Спасибо, тысячу спасибо Вам за все те трогательные и поучительные рассказы, которыми Вы обогатили нас! Жду, не дождусь минуты, когда мне удастся сказать моему доброму брату, как я горжусь его дружбой, и поблагодарить его хоть песенками своими. Брат мой, конечно, лучше всех поймет значение нашей шведской пословицы: «Каждая птичка поет по-своему»!... Прощайте! Да благословит Вас Бог! — Вот чего желает Вам от души Ваша преданная сестра Дженни.