Поэтология русского романтизма

1.3. К вопросу о сущности романтизма

     Теоретическое осмысление романтизма началось одновременно с его возникновением, в конце XVIII века, и продолжается до настоящего времени. Исследование этого загадочного явления проводилось в разных аспектах. По-разному определяли и определяют его сущность. В результате в истории искусствознания сложилось множество концепций романтизма и бытует несколько значений термина «романтизм», что создает особые трудности для новых исследований.

     Многие  значения этого термина безвозвратно исчезли из научного обихода. Так, исчезло  понятие о романтизме как искусстве  средневековья и нового времени, противопоставленное классицизму  как искусству Древней Греции. Оно исчезло потому, что было снято последующим, более конкретным и глубоким историческим подходом к изучению литературных эпох. Не существует более термина «романтизм» и в значении творческой свободы художника, то есть в том значении, в котором осознавали свое творчество сами романтики, противопоставляя себя классицизму. Поэты-романтики сетовали за народность романтической литературы. Об этом, в частности, писали в своих критических статьях А.А. Бестужев, В.К. Кюхельбекер, В.Г. Белинский и др. Так, например, В.К. Кюхельбекер в своей статье «О направлении нашей поэзии…» (1824) утверждает о необходимости прекратить подражание творениям европейцев и древних, говорит о том, что «новая» (романтическая) поэзия должна быть народной, свободной и возвышаться над всем уже существующим в русской литературе. «Сила, свобода, вдохновение – необходимые три условия всякой поэзии. Лирическая поэзия вообще не иное что, как необыкновенное, то есть сильное, свободное, вдохновенное изложение чувств самого писателя» [13], – пишет поэт. Той же точки зрения придерживается и А.А. Бестужев, который повествует в статье «Взгляд на русскую словесность в течение 1824 и начале 1825 года» о том, что «нас одолела страсть к подражанию»[2]. О творении в духе романтизма он говорит следующее: «Везде, где говорит чувство, везде, где мечта уносит поэта из прозы описываемого общества, – стихи загораются поэтическим жаром и звучней текут в душу»[2]. Поистине романтическим произведением А.А. Бестужев считает, к примеру, поэму А.С. Пушкина «Цыганы», в которой «сверкают молнийные очерки вольной жизни и глубоких страстей и усталого ума в борьбе с дикою природою»[2].

     В.М. Жирмунский полагал о романтизме как о «некоем постоянном, вневременном типе поэтического творчества» [10]. Избирая данную терминологию, исследователь во многом опирается на традицию самого романтизма.

     Важно подчеркнуть, что о романтизме как  универсальном типе сознания заговорили сами романтики. В начале XIX века появление  новых понятий «романтизм» и  «романтическое» становится формой овеществления борьбы уходящей, нормативной поэтики с новой, свободной поэтикой раскрепощенной творческой индивидуальности. Зачинщиками этой дискуссии стали немецкие романтики, а особую активность она приобрела во французской литературе примерно полтора-два десятилетия спустя. Ф. Шлегель в своих теоретических работах «Об изучении греческой поэзии» (1795), «Критические фрагменты»(1799), «Разговор о поэзии»(1800) и др. впервые заговорил о «романтизме не столько о роде, сколько об элементе поэзии» [31].

     Исследователи ХХ в. также не обошли вниманием проблему сущности романтического течения в литературе. Так, А.Н. Соколов, много занимавшийся проблемами романтизма, приводит в статье «К спорам о романтизме» целый ряд концепций, которые определяют сущность романтизма. Это «либерализм» (А.Н. Веселовский), «идеализм» (И.И. Замотин), «индивидуализм» и «субъективизм» (В.В. Сиповский, П.С. Коган, Г.А. Гуковский), «отрешение от реальной действительности» (П.Н. Сакулин), «мечта» (Б.С. Мейлах), «утверждение идеала» (Н.К. Гей), «абсолютный характер идеалов при осознании невозможности их осуществления в данной действительности» (А.М. Гуревич). Точно так же концепция Ванслова, выделяющая в романтизме «резкий разрыв идеала и действительности», исходит в конечном счете из противопоставленности человеческой личности окружающей ее действительности и пр.[24].

1.4. Концепция романтического творчества

     Для того чтобы проанализировать явление  романтизма в литературе, необходимо выделить центральные его характеристики как художественной, системы.

     Во-первых, необходимо сказать о том, что «самоценная личность составляет главную отличительную особенность романтизма»[4]. Романтизм в литературе является своеобразным символом «эмансипации личности от прежних, феодальных связей, если иметь в виду реального человеческого индивида, и об освобождении человеческого характера от изначальной универсальной предопределенности его, если иметь в виду героев художественных произведений. Иначе говоря, речь идет о самоценности человеческого характера, о характере как собственном достоянии индивида, личности, а не заранее заданном ему кем-то или чем-то. Такого характера не знало искусство до романтизма»[4].

     Присущее  культуре нового времени признание  высокого ценностного ранга личности выливается в романтизме в идею уникальности и неповторимости личности. Все средства художественной выразительности в романтическом произведении «преследуют цель обособить центрального персонажа как носителя наивысшей степени определенных качеств, как лицо, резко возвышающееся над другими»[21].

     Соответственно, в произведении, выдержанном в рамках романтизма, на передний план выдвигается личность, ее неповторимые качества и возможности, ее индивидуальная судьба. Романтический герой резко противостоит окружающей среде, чувствует себя внутренне независимыми от нее, живет жизнью своего сердца.

     Во-вторых, отметим то, что специфической  для романтического искусства является проблема двоемирия. Двоемирие –  то есть сопоставление и противопоставление реального и воображаемого миров  – организующий, конструирующий принцип романтической художественно-образной модели. Причем реальная действительность, «проза жизни» с ее утилитаризмом и бездуховностью расцениваются как недостойная человека пустая «кажимость», противостоящая подлинному ценностному миру.

     Утверждение и развертывание прекрасного идеала как реальности, осуществляемой хотя бы в мечтах, – сущностная сторона романтизма. Романтики «скорбят об абсолютном, сознавая отсутствие его в мире реальных отношений»[4]. Отвергая современную ему действительность как вместилище всех пороков, романтизм бежит от нее, совершая путешествия во времени и пространстве.

     Основу  основ романтической, поэзии составляет неодолимое стремление к неограниченной личной свободе при полном разрыве  с обществом. Бегство за реальные пространственные пределы буржуазного общества выступало в трех основных формах, а именно:

     1) уход в природу, которая была  либо камертоном бурных душевных  переживаний, либо инобытием идеала  свободы и чистоты (отсюда –  критика города, идеализация простых  тружеников, в особенности сельских, интерес к их духовности, выраженной в фольклоре).

     2) романтизм заглядывает в иные  регионы, экзотические страны, тем  более что эпоха великих географических  открытий создала для этого  самые благоприятные возможности  (восточная тема в поэзии Байрона, Пушкина, Лермонтова). Наконец, в случае отсутствия реального территориального адреса бегства, он предстает в фантастическом виде (фантастические миры Гофмана, Гейне, Вагнера).

     «Так, покидает свою родину и скитается  на чужбине одинокий и ко всему равнодушный Чайльд Гарольд Байрона; бродит по свету и не находит своего места в жизни герой Шатобриана Рене…, вырваны из родной среды и брошены на произвол судьбы отверженные Гюго»[4]. Мечется по свету «Герой нашего времени» Лермонтова, изгнан из общества и признан сумасшедшим Чацкий (хотя вопрос о степени присутствия романтического в комедии Грибоедова спорный) и множество других отверженных, изолированных, обособившихся от общества романтических героев.

     3) третье направление бегства – уход от действительности в иное время. Не находя опоры в настоящем, романтизм разрывает естественную связь времен: идеализирует прошлое, особенно средневековое: его нравы, образ жизни (рыцарские романы В. Скотта), ремесленный уклад (Новалис, Гофман), патриархальный быт крестьян (Ж. Санд) и мн.др. конструирует предполагаемое будущее, свободно манипулируя с временным потоком. 
К примеру, достаточно часто мы находим обращение к воспоминаниям в стихотворениях Жуковского.

     4) четвертое направление бегства от мерзкой действительности – сокровенные уголки своего «я», уход в собственный внутренний мир. Жизнь сердца – вот в чем видят романтики противоположность бессердечности внешнего мира.

     Опираясь  на все вышеизложенное, представляется возможным выделение двух центральных  идейных комплексов романтизма. Это «романтический историзм» и «индивидуалистический субъективизм».

     Обращаясь к национальным истокам не искаженного  социумом природного бытия, знакомясь  с жизнью других народов, романтики  обнаруживают ее бурную динамику, уникальность, неповторимость, несводимость к общим законам. Релятивизм историзма романтиков – результат бурной революционной эпохи, отрицательного отношения к создавшему ее Просвещению, с его главной идеей и отвлеченно-героизированной трактовкой истории, а также негативизм по отношению к настоящему. Это не только препятствовало постижению своего времени, но и открывало путь мистификации и мифологизации исторического процесса. Поэтому тема рока, сверхъестественных сил, фатума очень сильна в романтизме.

     Поскольку разум доказал, с точки зрения романтиков, свою неспособность предвидеть ход истории, ее зигзаги, единственно  надежным источником познания остается голос сердца, интуиция. И если разум  претендует на всеобщность, то чувства  глубоко индивидуальны. Отсюда и проистекает такая важнейшая черта романтического мировоззрения как «индивидуалистический субъективизм», – черта, подпитываемая сознанием глубокого одиночества человека во враждебном мире. Исходным состоянием романтического героя «являются разбитые мечты, погребенные желания и безнадежное одиночество».

     Таким образом, можно сделать вывод  о том, что подлинным содержанием  романтического служит абсолютная внутренняя жизнь, а соответствующей формой – духовная субъективность, постигающая  свою самостоятельность и свободу.

1.5. Философско-эстетические основы  романтизма 

    Немецких  романтиков интересовали сущность духа и материи, связи общего и частного, их диалектика, возможности познания мира и приближения к идеалу, место  человека в мироздании и пути развития человеческого общества, а также – его конечная цель. Они хотели уяснить место природы, религии, Бога и морали в системе мироздания, а также роль в процессе познания логики, эмоции и воображения, и как следствие этого – связи философии, науки и искусства.

    Рационалистичность  философии XVIII в. казалась им недостаточной, и они искали в системах своих  современников те коррективы, которые  могли бы заполнить «пустоты», возникавшие  при сугубо логическом подходе к  миру.. Романтики, разочарованные в  реальном мире с его прагматичностью и прозаизмом, находили дорогие для себя идеи в суждениях Канта об идеале как недосягаемом образце, движение к которому бесконечно.

    Особенно  много у романтиков соприкосновений  с философией Шеллинга. «Подлинная сущность вещей, – утверждал философ – не душа и не тело, но тождество того и другого». Ему же принадлежит мысль, что природу и дух связывает множество переходов, поэтому и возможно познание одного посредством другого[30].

    Шеллинг открывает важнейшее свойство искусства  – его многозначность, что впервые в полную силу проявилось в творчестве романтиков и стало законом для последующих эпох. Продуктивным для романтиков было и суждение Шеллинга о том, что «искусство возвращает человека к природе, – к изначальной тождественности»[30].

    Немецкие романтики подвергали сомнению возможность познания мира только с помощью разума, вслед за Фихте и Шеллингом основным инструментом познания считали интеллектуальную интуицию и продуктивное созерцание. Герои романтиков – всегда созерцатели, их жизнь полна не внешними событиями, но напряженной духовной деятельностью.

     Во  второй половине 90-х годов Фр. Шлегель  и Новалис поддерживали самые  близкие, дружественные отношения  с Фихте. Их привлекало учение философа об активном, деятельном субъекте. Однако романтическая рецепция фихтевской философии сопровождалась существенной модификацией ее основного принципа. Если Фихте обосновывал спонтанную, бессознательную деятельность некоего надэмпирического, абсолютного «Я», то романтики имели в виду деятельность конкретного, индивидуального «Я», а точнее – творческого «Я» художника, поэта. Поэтически-художественное творчество приобретало для романтиков выдающееся значение, ибо оно выражало собой способность человеческого сознания созидать из самого себя мир, отличный от эмпирической действительности и подчиненный его собственной воле и фантазии.