Образ героя войны в новелле О. Де Бальзака "Полковник Шабер" и "Повести о капитане копейкине" Н. В. Гоголя

    — Да этот старик, дорогой  мой, целая поэма, или, как говорят романтики, целая драма. Ведь вы помните графиню Ферро?

    — Конечно. Весьма приятная и умная дама, только чересчур уж богомольная.

    — Так вот, этот престарелый  обитатель Бисетра  — ее законнейший  супруг, граф Шабер, бывший полковник; это она, конечно, запрятала его сюда. И если ему приходится жить не в собственном особняке, а в богадельне, то произошло это только потому, что он имел неосторожность напомнить очаровательной графине, что он сторговал ее на улице, как нанимают фиакр. Никогда не забуду, как она тогда на него взглянула. Настоящая тигрица!

    Это вступление возбудило  интерес Годешаля, и Дервиль рассказал  ему всю вышеизложенную историю. Два дня  спустя, в понедельник  утром, друзья на обратном пути опять проезжали  мимо Бисетра, и Дервиль предложил Годешалю навестить полковника Шабера.

    На  полдороге друзья увидели сидевшего  на стволе срубленной ивы старика, который  палкой чертил на песке  узоры. Приглядевшись  к нему внимательнее, они заметили, что  он уже успел позавтракать, и, конечно, не в своей богадельне.

    — Добрый день, полковник  Шабер, — обратился  к нему Дервиль.

    — Не Шабер! Не Шабер! Меня зовут Гиацинт. Я  теперь не человек, а  номер сто шестьдесят четыре, седьмая палата, — тревожно прибавил он, глядя на Дервиля  пугливо, как глядят только дети и старики. — Вы пришли посмотреть на приговоренного к смерти? — произнес он, помолчав немного. — Он не женат! Он счастлив!

    — Бедняга, — сказал Годешаль. — Может  быть, вам нужны  деньги? Вы табаку купите.

    С простодушной жадностью  парижского уличного мальчишки полковник протянул руку по очереди обоим друзьям, которые дали ему двадцать франков; он поблагодарил бессмысленным взглядом и прибавил:

    — Молодцы, ребята!

    Затем он взял на караул, прицелился в них палкой и, смеясь, закричал:

    — Огонь из двух орудий! Да здравствует Наполеон!

    И он описал палкой в  воздухе какую-то замысловатую завитушку.

    — Он впадает в детство. Очевидно, таково следствие  его ужасного ранения, — сказал Дервиль.

    — Это он-то впадает  в детство? — подхватил  другой обитатель  Бисетра, оказавшийся свидетелем этой сцены. — В иные дни к нему лучше и не подступайся. Этот старый хитрюга прямо философ! А уж выдумщик! Но ничего не поделаешь, нынче понедельник — вот и хватил малость. Он здесь, сударь, с 1820 года…»

    В заключение первой части этой главы можно сказать, что тема буржуазного хищничества, разлагающего семейные отношения, связывает «Полковник Шабер» со многими произведениями Бальзака 30-х годов. В финале этой повести адвокат Дервиль следующими словами вскрывает типичность в социальной судьбе Шабера: «Чего я только не нагляделся, выполняя свои обязанности! Я видел, как в каморке умирал нищий отец, брошенный своими двумя дочерьми, которым он отдал восемьдесят тысяч ливров годовой ренты, видел, как сжигали завещания, видел, как матери разоряли своих детей, как мужья обворовывали своих жен, как жены медленно убивали своих мужей, пользуясь как смертоносным ядом их любовью, превращая их в безумцев или слабоумных, чтобы самим спокойно жить со своими возлюбленными. Видел женщин, прививавших своим законным детям такие наклонности, которые неминуемо приводят к гибели, чтобы передать состояние ребенку, прижитому от любовника.

    Не  решусь вам рассказать все то, что я  видел, ибо я был  свидетелем преступлений, против которых правосудие бессильно. И право, все ужасы, которыми нас пугают в книгах романисты, бледнеют перед действительностью». 

    2.2. «Повесть о капитане Копейкине» Н. В. Гоголя

    Гоголевский рассказчик, как мы знаем, лицо достаточно сложное.  
Отсюда видно, что и в повествовательной манере обнаруживается глубокое созвучие «Повести о капитане Копейкине» и всей поэмы. Хотя, пожалуй, в этом месте «Мертвых душ» подобная манера достигает своего апогея, что художественно мотивируется существованием особого рассказчика – почтмейстера.  
И, видимо, необходимость такого апогея тоже входила в расчеты Гоголя, обдумывавшего поэму как художественное целое и место в ней «Повести о капитане Копейкине». Поэтому, перерабатывая «повесть» и приноравливая ее к цензурным требованиям, Гоголь упорно старался сохранить саму «косноязычную» манеру повествования.  
Этой-то манерой и нейтрализуются, сводятся на нет те изменения в характеристике «начальника» и капитана Копейкина, которые писатель вынужден был внести.  
Ведь, скажем, когда повествователь (то есть почтмейстер) говорит о привередливости и скверном характере Копейкина («…привередлив как черт, побывал и на гауптвахтах и под арестом, всего отведал»), то ещё неизвестно, что за этим скрывается. Так же неясно, насколько надо принимать всерьез доброту «начальника». Вот он говорит капитану Копейкину: «…без сомнения, вы будете вознаграждены как следует; ибо не было ещё примера, чтобы у нас в России человек, приносивший, относительно так сказать, услуги отечеству, был оставлен без призрения». По форме этих слов получается, что высшая администрация печется о каждом достойном.

    В самом деле: в России вознаграждался не просто «человек, приносивший относительно так сказать, услуги отечеству», но – «человек, приносивший, относительно так сказать, услуги отечеству». Как же понимать эти «услуги»? В черновике мы находим ещё одно интересное добавление: «…не было ещё примера, чтобы у нас в России человек… был оставлен без призрения в некотором роде». Это то же самое, что «в некотором роде высшая комиссия». Правда, данная поправка не была включена Гоголем в окончательный текст «повести» - может быть, потому, что первое уточнение делало излишним второе.

    Ведь  оказывающий отечеству сомнительные («относительно так сказать») услуги пользуется настоящим призрением, но не «призрением в некотором роде».

    Капитан Копейкин -  герой повести, в поэме Н.В.Гоголя «Мертвые души» (первый том 1842 под ценз, назв. «Похождения Чичикова, или Мертвые души»; второй том 1842-1845). «Повесть о капитане Копейкине» существует в трех основных редакциях; в современных изданиях печатается вторая, не пропущенная цензурой. Фольклорный источник образа Копейкина - цикл разбойничьих песен о воре Копейкине, в особенности «Копейкин со Степаном на Волге». Возможные литературные источники — «Вадим» М.Ю.Лермонтова, «Дубровский» и «Капитанская дочка» А.С.Пушкина. Метафорический смысл образа заключен в имени, реализующем пословицу: «жизнь — копейка» (ср. в первоначальной редакции: «все привыкло, знаете, к распускной жизни, всякому жизнь — копейка, забубешь везде такой, хоть трава не расти…»). Хотя Копейкин формально не связан с прочими персонажами поэмы, тем не менее, ассоциативно образ капитана обращен к Чичикову («рыцарю копейки») — тоже разбойнику, грабящему казну. Рассказ почтмейстера о Копейкине вызван растерянностью «отцов города» перед аферой Чичикова и слухами о его разбойничьем прошлом. С Чичиковым капитана также связывает дух авантюризма и общее стремление обрести жизненное благополучие «богатством неправедным». Наконец, главнейший символ поэмы — «копейка» (Завещание отца Чичикова, воплощенное сыном в жизнь: «больше всего береги и копи копейку: эта вещь надежнее всего на свете. Товарищ или приятель тебя надует и в беде первый тебя выдаст, а копейка не выдаст. Все сделаешь и все прошибешь на свете копейкой»).

      Капитан Копейкин — участник войны 1812г., инвалид; под Красным или Лейпцигом ему оторвало руку и ногу. Приезжает в Петербург с целью выхлопотать пенсию, ибо, по его словам, «жизнию жертвовал, проливал кровь». Министр, «генерал-аншеф», пообещал на днях решить его вопрос. Капитан в расчете на скорое получение денег, искушаемый соблазнами Петербурга, «сказочной Шехерезадой», устраивает кутеж. Между тем в приемной министра пенсию ему не назначают, «подносят все одно и то же блюдо: «завтра»». Копейкин бунтует, вследствие чего по приказу министра его отправляют за казенный счет на место жительства. Тогда Копейкин становится атаманом шайки разбойников в рязанских лесах (вторая и третья редакции). В первоначальной редакции «Повести», сверх того, он грабит исключительно казенное имущество, сколачивает капитал и бежит в Соединенные Штаты, откуда пишет покаянное письмо государю с просьбой помиловать его товарищей. Государь оказывается великодушным: повелевает не преследовать виновных и, исправляя упущение своих чиновников, основывает инвалидный капитал, гарантирующий улучшение жизни раненых. Образ Копейкина двойствен у Гоголя. С одной стороны, чиновно-полицейская Россия, бездушный бюрократический Петербург намерены без жалости уничтожить К.К., как раздавили они Башмачкина, Пискарева, Поприщина; «преступное равнодушие столицы превратило защитника родины в атамана разбойничьей шайки» (В.Маркович). Петербург сближается с библейским Вавилоном, погрязшем в грехах, идолопоклонстве, забвении заповедей (Е.Смирнова), звучит тема грядущего возмездия (ср. с Башмачкиным, срывающим шинели в эпилоге).       

    Композиционно образ строится так, что сначала, познакомившись с ним, составив о нем свое мнение, мы получаем возможность узнать, как формировался его характер. Эту композиционную особенность поэмы и ее значение очень точно комментирует Ю.В. Манн: "Хотя мы с самого начала понимаем, что являемся свидетелями аферы, но в чем состоит ее конкретная цель и механизм, становится полностью" ясным лишь в последней главе. Из этой же главы становится ясной и другая, не объявленная вначале, но не менее важная "тайна": какие биографические, личные причины подвели Чичикова к этой афере. История дела оборачивается историей характера".

    Праобразом самой повести и ее героя вполне могла быть известная всем устная легенда о солдате Копекникове (конечно, искаженная при записи на французском языке фамилия «Копейкин»), который сделался разбойником «поневоле», получив от Аракчеева отказ в помощи и отеческое наставление самому позаботиться о своем пропитании.

    Герой народных песен разбойник Копейкин, солдат «Копекников», прогнанный Аракчеевым, Ф. Орлов — инвалид-герой 1812 г., сделавшийся разбойником, сложно влились в образ капитана Копейкина. Существенна еще одна деталь отношения Копейкина к Чичикову: Копейкин, герой антинаполеоновских войн, и Наполеон — две антитетические фигуры, в совокупности характеризующие героико-романтическую эпоху 1812 г. Синтез и пародийное измельчание этих образов порождают «героя копейки» Чичикова. Можно было бы вспомнить, что и Пушкин связывал наполеоновскую эпоху и денежный век как два звена одной цепи.      "Повесть о капитане Копейкине" написана примерно в то же время, что и "Шинель" - одна из важнейших повестей Гоголя, одна из центральных в русской литературе.

      Вспомните слова Достоевского: "Мы  все вышли из гоголевской "Шинели!" Одна из основополагающих идей Гоголя,- что мера мести всегда превысит меру нанесенной обиды. В отмщении никогда не торжествует справедливость - месть ослепляет, заставляет видеть врагов во всех окружающих. Протест - тоже пробуждение живой души, мера терпения которой не безгранична. Но протест, толкающий к отмщению, побуждающий к насилию, - это страшный путь пробуждения, ведущий к пропасти, к погибели. 
      И в первом, и во втором вариантах "Повести о капитане Копейкине" сохраняется главное: власть всегда опаздывает со справедливостью. Защитник отечества (ведь капитан Копейкин герой войны 1812 года) превращается во врага отечества.

    Вывод можно сделать следующий: повесть о героическом защитнике Отечества, ставшем жертвой попранной справедливости, как бы венчает всю страшную картину поместно-чиновно-полицейской России, нарисованную в “Мертвых душах”. Воплощением произвола и несправедливости является не только губернская власть, но и столичная бюрократия, само правительство. Устами министра правительство отрекается от защитников Отечества, от подлинных патриотов, и, тем самым, оно разоблачает свою антинациональную сущность – вот мысль в произведении Гоголя.  
"Повесть о капитане Копейкине" вводит в поэму тему столицы и высших кругов власти. Исследователи отмечали, что она является одной из петербургских повестей Гоголя, как бы "вставленной" в "Мертвые души". Это верно, но появляется ощущение чужеродности повести в ткани поэмы. Действительно ли она нужна лишь для "темы Петербурга"? Нет, конечно, не только для этого, хотя сама установка Гоголя - "показать всю Русь" - требовала привлечения этой темы. 
 
 
 
 

    ЗАКЛЮЧЕНИЕ 

    В той или иной мере всякая художественная лит-ра обладает элементами реализма, так как действительность, мир  общественных отношений, является ее единственным материалом. Литературный образ, совершенно оторванный от действительности, немыслим, а образ, искажающий действительность дальше известных пределов, лишен всякой действенности. Неизбежные элементы отражения действительности могут быть, однако подчинены иного рода заданиям и так стилизованы в соответствии с этими заданиями, что произведение теряет всякий реалистический характер. Реалистическими можно назвать только такие произведения, в которых установка на изображение действительности является преобладающей. Эта установка может быть стихийной (наивной) или сознательной. В общем и целом можно сказать, что стихийный реализм свойствен творчеству доклассового и докапиталистического общества в той мере, в какой это творчество не находится в рабстве у организованного религиозного мировоззрения или не попадает в плен определенной стилизующей традиции.

    Свою  главную задачу великие реалисты видят в художественном воспроизведении  действительности, как она есть, в познании внутренних законов этой действительности, определяющих ее диалектику и разнообразие форм. «Самим историком должно было оказаться французское общество, мне оставалось только быть его секретарем»,- заявляет Бальзак, провозглашая принцип объективности в подходе к изображению действительности важнейшим принципом реалистического искусства. Но объективное отражение мира как он есть - в понимании реалистов XX в.- не пассивно-зеркальное отражение этого мира. Ибо порою, замечает  «природа являет необычные зрелища, возвышенные контрасты; они могут оставаться непонятыми для зеркала, которое бессознательно их воспроизводит». «Задача искусства не в том, чтобы копировать природу, но чтобы ее выражать!» Категорический отказ от плоскостного эмпиризма - одна из примечательных особенностей классического реализма 1830-1840-х годов. Вот почему важнейшая из установок - воссоздание жизни в формах самой жизни - отнюдь не исключает для Бальзака, Стендаля, Мериме таких романтических приемов, как фантастика, гротеск, символ, аллегория, подчиненных, однако, реалистической основе их произведений.

    Объективное отражение действительности в реалистическом искусстве всегда органически включает в себя и начало субъективное, выявляющееся прежде всего в авторской концепции  действительности.

    Художник, по мнению реалистов, не простой летописец своей эпохи. Он - исследователь ее нравов, ученый-аналитик, политик и поэт. Поэтому вопрос о мировоззрении писателя-реалиста всегда остается важнейшим для историка литературы, изучающего его творчество. Случается, что личные симпатии художника вступают в противоречия с обнаруживаемой им истиной. Специфика и сила реалиста - в умении преодолевать это субъективное во имя высшей для него правды жизни.