Ирландский архетип в сюжете о Тристане и Изольде

       Задача № 2: сопоставить «Роман о Тристане и Изольде» с некоторыми ирландскими сагами, которые традиционно признаются учеными как основные источники легенды о Тристане и Изольде, а также выявить сходство сюжетных линий, образов и мотивов между этими сагами и романом, чтобы сделать вывод о степени влияния кельтских сказаний на «Роман о Тристане и Изольде». Нас интересуют следующие ирландские саги: «Изгнание сыновей Уснеха» (в письменной форме зафиксирован около 10 века), «Повесть о Байле Доброй Славы» (время возникновения трудно определить. Она сложилась еще в Средние века и является одной из наиболее ранних ирландских саг) и «Преследование Диармайда и Грайне» (очень древняя сага, датируется примерно 10 веком). Сопоставление вышеперечисленных текстов с «Романом о Тристане и Изольде» (по книге Жозефа Бедье) «способствует архетипическому обнажению глубинных мифологем» (Е. М. Мелетинский)⁸. Таким образом, мы должны выявить ирландский архетип в «Романе о Тристане и Изольде». Эта часть работы будет освещена благодаря статьям А.Д. Михайлова.

       Задача № 3: проследить дальнейшую судьбу сюжета о Тристане и Изольде в литературе Средневековья на примере творчества известнейшего поэта и трувера Кретьена де Труа. Его новое осмысление концепции любви отразилось в пяти крупных сочинениях, созданных между 1160-1190 гг. Роман «Клижес» интересен нам как антироман о Тристане и Изольде. Мы не ставим своей целью глубоко исследовать дальнейшее развитие сюжета в условиях феодальной Европы, однако сопоставление «Романа о Тристане и Изольде» с романом «Клижес» Кретьена де Труа, который был написан примерно в тоже время, что и романы Тома и Беруля, прольет дополнительный свет на архаичный смысл сюжета о Тристане и Изольде.

       Данная работа в структурном  отношении состоит из:

введения,

параграфов: «Роман о Тристане и Изольде» Жозефа Бедье. Его литературные источники. Два взгляда на труд Бедье»,

«Архаичная концепция любви, заложенная в сюжете о Тристане и Изольде»,

«Фольклорно-мифологическая архетипичность образа Тристана», «Фольклорно-мифологическая архетипичность образа Изольды»,

«Образ короля Марка»,

«Символика флоры  и фауны в сюжете о Тристане и Изольде»,

«Концепция любви  Кретьена де Труа. Роман «Клижес» как  новое осмысление сюжета о Тристане и Изольде»,

заключения

списка использованной литературы.  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

«Роман  о Тристане и Изольде» Жозефа Бедье.

Его литературные источники. Два взгляда на труд Бедье 

       Несмотря на колоссальный успех романа о Тристане и Изольде, до нас не дошло ни одного целого текста. Роман сохранился в двух неполных вариантах, записанных нормандскими труверами Тома (70-80-е гг. 12 века) и Берулем (90-е гг. 12 века), однако восходят они к более ранним редакциям и опираются на кельтскую эпико-мифологическую традицию. Первый, древнейший роман о Тристане и Изольде погиб целиком. Но тут пришел на помощь научный анализ. Этой работой занялся видный французский ученый начала 20 века Жозеф Бедье (1864-1932 гг.). Будучи профессиональным литературоведом-филологом, он реконструировал роман Тома и, учитывая версию Беруля, сделал талантливое изложение легенды. Так в 1900 году возник «Роман о Тристане и Изольде», который послужил толчком для пристального изучения легенды и для ее широко распространения среди читателей. В данной работе «Роман о Тристане и Изольде» используется как основная версия легенды. Однако роман Бедье не заменяет собой конкретных литературных памятников Средневековья и не способен вместить в себя все противоречивые версии легенды. Например, у Бедье Тристан — круглая сирота, т.к. его отец Ривален погиб за три дня до рождения сына, а его мать Бланшефлер скончалась с горя по любимому супругу сразу же после родов. Поскольку младенец был рожден в печальных событиях, Бланшефлер нарекла ему имя Тристан, что созвучно с французским словом «triste» — печальный. По другой, не менее распространенной версии, Тристан жил при дворе своего отца Мелиадука и злой мачехи. Королева умирает, даруя жизнь Тристану, а король вскоре вторично женится. Между Тристаном и мачехой складываются отношения наподобие античных Ипполита и Федры: мачеха влюбляется в пасынка, но, получив отказ, клевещет на него перед отцом, в результате Тристан вынужден бежать в другую страну, а уже по достижении совершеннолетия отправляется служить ко двору своего дяди короля Марка.

       Разнообразны и варианты растительности, появившейся на могилах Тристана и Изольды. Бедье выбирает наиболее глубокий символ — терновник (см. подробнее в параграфе «Флора и фауна»). По другим вариантам Тристан уподобляется орешнику, а Изольда — жимолости (вспомним лэ Марии Французской «Жимолость», которая обвивается вокруг орешника). Существует версия о двух прекрасных розовых кустах с белыми цветками на могиле Изольды Белокурой и с красными — на могиле Тристана-воина. У Беруля действие любовного напитка длится три года, тогда как у Тома такого ограничения нет (Бедье идет вслед за этой идеей).

       По-разному трактуется тот момент, когда Изольда возвращается к королю Марку после скитания по лесу Моруа. В романе Бедье говорится о добровольном и обоюдном решении Тристана и Изольды с королем Марком о примирении. В другом варианте счастье влюбленных длилось до тех пор, пока Марк силой не увез Изольду в отсутствие Тристана. Все эти версии, безусловно, ценны, поскольку каждая обогащает легенду, добавляя новый смысл или психологический нюанс в хорошо известную нам историю. Однако еще раз повторюсь: данная работа строится на изыскании ирландского архетипа в легенде о Тристане и Изольде по книге Бедье как едином, завершенном, высокохудожественном тексте, который в максимально полном объеме соединил два важнейших источника — романы Беруля и Тома. «Роман о Тристане и Изольде» в изложении Бедье стал уже каноническим текстом, наиболее точно передающим этот сюжет. Несомненно, Бедье проделал серьезную научную работу, чтобы открыть для широкого круга читателей восхитительную историю любви с захватывающей коллизией, которую на протяжении многих и многих веков оттачивали мастера слова всех европейских языков. До Бедье не было единого текста, но существовали в значительном количестве варианты (и их редакции) этого сюжета. Заслуга Бедье состоит в том, что он изучил все эти источники⁹. Прежде всего, англо-нормандские романы Беруля (ок. 1180 г.), Тома (ок. 1160-1170 гг.), немецкий роман Эйльгарта фон Оберге (1190-1200 гг.), немецкую поэму Готфрида Страсбургского (начало 13 века), небольшую английскую поэму «Sir Tristram» (конец 13 века), скандинавскую сагу о Тристане (1226 г.), эпизодическую французскую поэму «Folie Tristan» (ок. 1170 г.), французский прозаический роман о Тристане (ок. 1230 г.). Затем сопоставил источники между собой и на их основе создал «Роман о Тристане и Изольде». При небольшом объеме произведение весьма насыщенно с точки зрения происходящих в нем событий. Это объясняется тем, что Бедье основательно подошел к своей работе: в «Роман…» он включил все сюжетные ходы, взятые из средневековых источников, при условии, что они создают целостную повествовательную картину. Таким образом, заслуга Бедье очевидна — благодаря его работе мы имеем единый текст, максимально точно приближенный к своим источникам. Этот текст настолько профессионально сделан, что позволяет нам опираться на него при разговоре о сюжете о Тристане и Изольде, чем мы и займемся в данной работе.

       Однако в отечественной науке сформировалось два взгляда на труд Бедье. Предметом спора стал вопрос о прототипе «Романа о Тристане и Изольде». А.А. Смирнов дает такой взгляд на проблему. На протяжении 12-14 вв. в Западной Европе возникло огромное количество литературных обработок этой легенды в форме как законченных романов, так и эпизодических поэм. Уже доказано, что все эти версии (немецкие, английские, скандинавские, чешские, итальянские и др.) прямо или косвенно восходят к сохранившимся или не дошедшим до нас англо-нормандским романам на эту тему. Что же касается французских редакций (их около десяти), то еще в конце 19 века господствовало мнение, что их авторы, за исключением частичных взаимовлияний, в основном работали независимо друг от друга и каждый брал материал из общей массы кельтских преданий о Тристане, имевших хождение во Франции и Англии (которая была в 12-13 вв. областью французского языка и культуры) в виде разрозненных устных рассказов и преданий. Этому воззрению в самом начале 20 века был нанесен чувствительный удар Жозефом Бедье, который, по мнению А.А. Смирнова, выдвинул следующую гипотезу. Все французские поэтические версии легенды о Тристане и Изольде восходят к одной, не дошедшей до нас французской (или англо-нормандской — что одно и тоже) поэме, возникшей около середины 12 века и названной Бедье «прототипом». Все остальные французские авторы, по мнению Бедье, лишь с большей или меньшей свободой варьировали материал, полученный ими из прототипа, или же добавляли свои измышления. Таким образом,  с точки зрения А.А. Смирнова, Бедье аналитически восстановил сюжетную схему прототипа на основании сличения всех известных версий, т.е. так называемый прототип существовал.

       Иную позицию занимала О.М. Фрейденберг. Она не признавала существование некого прототипа. Это объясняется ее принадлежностью к семантической школе, основоположником которой был академик Н.Я Марр. Из его взглядов исходила такая концепция школы «Там, где видели заимствование, палеонтологический анализ обнаруживал одинаковую идеологическую продукцию, вызванную одинаковым этапом общественного развития; где факт считался самостоятельно рожденным, палеонтология вскрывала его долгое пребывание в неоформленном или совершенно измененном виде… Я не вижу в «Тристане и Исольде» той необыкновенной, изумительной, являющейся исключением мировой поэмы, какую в ней видят многие исследователи. Более того, она как раз-таки очень типологична и удобна для изучения своей многовековой истории становления»¹⁰.

       Это вопрос остается не решенным, т.к. имеются убедительные аргументы у обеих сторон.  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Архаичная концепция любви, заложенная

в сюжете о Тристане и Изольде. 

       Любовь Тристана и Изольды трагична, поскольку изначально связана со смертью и смертельным риском. Это и убийство Морхольта, и поединок с драконом. Оба нанесли Тристану смертельную рану, и только благодаря искусным врачеваниям Изольды он возвращается к жизни, чтобы снова и снова испытывать свою судьбу. Трижды жизнь Тристана была в руках Изольды: первый раз, когда она лечила его под видом жонглера, второй раз — как победителя дракона, а в третий раз она помиловала Тристана, уже зная, что он убил ее горячо любимого брата Морхольта. Но совсем скоро она пожалела о своем великодушии, потому что после выпитого зелья они стали томиться любовью друг к другу! В романе постоянно подчеркивается идея «трудной» любви: герои изначально сознают незаконность и трагическую безысходность своего чувства. Они то безумно предаются страсти, то тщетно борются с ней, стремясь ее преодолеть. Они ищут выход в бегстве, в расставании, но их рок — вечное возвращение, чтобы в смерти соединиться уже навсегда, ибо действие напитка вечно. Герои гибнут, потому что не способны долго существовать в разлуке, но жить вместе они также не могут, т.к. на земле у них есть свои строго определенные социальные функции: Изольда — законная жена короля Марка, а Тристан — прежде всего его вассал. Невзирая на близкое родство Тристана с Марком, его связь с Изольдой является оскорбительным для короля адюльтером. Таким образом, законного счастья на земле у героев быть не может, как и не могут они преодолеть своей страсти, а потому становятся преступниками. Казалось бы, у Тристана и Изольды есть смягчающее их вину обстоятельство — нечаянно выпитый по недосмотру Бранжьены любовный напиток. Но наивно было бы полагать, что цепочка трагических событий, приведших к смерти героев, — результат такой вот оплошности. Нет, любовный напиток надо понимать как некий символ. Символ жестокой несправедливости жизни, когда счастью влюбленных препятствует их социальное положение, непредсказуемой сложности человеческой души и неодолимой силы любви. Той любви, которая облагораживает героев, дает им отчаянную до самозабвения смелость, и которая влечет их к трагическому концу. Бранжьена восклицает: «В проклятой чаше вы испили любовь и смерть». Представление о любви как о стихии, которой сопутствует смерть, но которая в итоге побеждает ее, исходит из древней мифологической концепции любви как роковой и разрушительной силы, необоримой пагубы, неожиданно обрушивающейся на человека и подчиняющей его себе. Любовь и смерть становятся рядом и преследует героев до их земного конца. Такой мотив любовной магии не был выработан авторами 12 века и сам по себе противоречил куртуазным идеалам, потому был оспорен Кретьеном де Труа, но пришел из древнейших кельтских сказаний и определил смысл сюжета о Тристане и Изольде. Они полюбили друг друга вовсе не потому, что, скажем, Тристана пленила красота Изольды, а ее — доблесть Тристана, но потому, что герои выпили символический любовный напиток, он сам есть материальное воплощение стихии любви. По представлениям наших далеких предков, эта стихия таит в себе темное начало. Она иррациональна и всепоглощающа, она не признает сословных границ, она выбирает себе двух жертв и не отпускает их до конца. Такая концепция любви делает роман принципиально докуртуазным произведением по той причине, что куртуазная любовь может быть сколько угодно драматичной, но она не трагична: она всегда радость, а не горе, всегда обладает гармонизирующей силой. В «Романе о Тристане и Изольде», наоборот, любовная страсть вторгается в светлый мир социального миропорядка и грозит разрушить его до основания. В этом столкновении двух непримиримых принципов уже заложена потенциальная возможность трагедийного исхода. Архаичное обоснование такой концепции любви мы находим в статье И.Г. Франк-Каменецкого¹¹. В глубинной основе сюжета о Тристане и Изольде заложена антитеза любви-смерти, которая реализует себя в обреченности героев в их взаимном влечении друг к другу, бесстрашии влюбленных не только перед нравственными и физическими мучениями, но и перед смертью. Палеонтологический анализ предлагает нам увидеть в поэтических образах легенды космический кругооборот жизни: схождение/расхождение, любовь/вражда двух сил — солнца-огня и неба-воды. Под стихией огня традиционно понимается мужское начало (в лице Тристана), а Изольда мыслится как женское божество воды. Точным эпиграфом к истории Тристана и Изольды звучат слова библейской «Песни песней». «Любовь сильна, как смерть; ревность жестока, как преисподняя; стрелы ее — стрелы огненные, она — пламень Еговы: многие воды не в силах потушить любовь и реки не зальют ее». В метафорическом объединении понятий любви-смерти с водой и огнем обнаруживаем архаичное пониманию природы любви как столкновение мужского и женского начал в виде противостояния огненной и водной стихии. Любовь, как и ревность, есть божественное пламя, а невеста в той же «Песни песней» характеризуется как «запечатанный источник», как «колодец живой воды», да и за пределами этого памятника «пить воду из своего колодца» означает любовное соединение в браке. Вспомним, что Тристан и Изольда впервые соединились на море. Мировоззрение, в котором любовное чувство ставится выше жизни и смерти, выражает идеологию господствующего класса феодального общества. Так рождается конфликт между устремлением сердца, воспринимаемого как высшее назначение жизни, и непреложностью традиционных социальных устоев общества с закостеневшей иерархией отношений между его членами. При чтении средневекового романа о Тристане и Изольде у читателя складывается мнение, будто в гибели героев виновна не любовь как таковая, а ее запретный характер, вследствие чего они вынуждены нарушить долг и совершить измену, а впоследствии — трагически погибнуть. Таким образом, читатель склонен перекладывать вину за их смерть на окружающих: на завистливых вассалов Марка, на его нерешительность, на ревнивую Изольду Белорукую, т.е. видят причину внешнюю. Однако, по мнению И.Г Франк-Каменецкого, такое понимание проблемы лежит совсем на поверхности, а слоем глубже обнаруживается иная стадия развития сюжета и там совсем иная логика событий, стоящая в резком противоречии с реалистической мотивировкой средневекового романа. Дело в том, что Тристан смертельно ранен еще до того, как узнал Изольду. Его болезнь, представленная как мнимая смерть на море, является поводом для встречи с Изольдой. Она исцеляет его, но только для того, чтобы своим даром любви снова лишить жизни. Умирающий Тристан отдан во власть водной стихии, которая в ипостаси любовного напитка делает его участником любви и одновременно сулит скорую погибель. В таком контексте любовный напиток роднится с фольклорной живой и мертвой водой, только с той разницей, что живую и мертвую воду приносили для воскрешения героев в двух разных сосудах, а в любовном напитке стихии жизнь-смерть (=любовь-смерть) синкретично связаны между собой изначально. Действие сюжета разворачивается на фоне пестрого многообразия фольклорных мотивов, которые автор статьи квалифицирует как наносной элемент, заимствованный со стороны, либо произвольно созданный творческой фантазией. И.Г. Франк-Каменецкий полагает, что вдумчивый исследователь должен признать в Тристане образ солнца, преображенного в героя любви. Связь героев с растительным миром отчетливо проявляется в мотиве выросших на могилах растений, любовно переплетающихся ветвями. Огненная природа героя дана в мотиве костра, и то, что он избежал сожжения, лишний раз подчеркивает семантическую важность огня в структуре сюжета. Интересно посмотреть на тождество семантологических отношений, лежащих в основе любовной лирики Ветхого Завета и средневековой поэмы о Тристане и Изольде. Небо-вода, солнце-огонь, растительность — все это метафоры любви, равнозначные образу смерти. Воздержание Тристана от связи с супругой поразительным образом перекликается с воздержанием Онана от связи с Тамарью. Генетически этот мотив принадлежит космическому представлению о томлении зимней природы в ожидании весеннего расцвета. К мифу о богине Астарте генетически восходит основной сюжет истории Тристана и Изольды, связанный с добыванием невесты. Идеология феодального общества рассматривает любовь и ревность как причину трагической судьбы героев. Однако в условиях патриархально-родовых отношений мы имеем дело с мотивом брака. В обоих случаях добывание невесты связано с победой героя над злым демоном, драконом или змеем. Антитеза жизни и смерти дана в метафоре любовного или брачного соединения. На стадии матриархата отсутствует форма индивидуального брака. Космическая фабула воплощена в образе богини Астарты, обрекающей своих возлюбленных на смерть. В сюжете о Тристане и Изольде отложены все перечисленные стадии, но отдельные мотивы и их сочетания переоформлены с точки зрения идеологии феодального общества. Так божества, олицетворяющие космические силы, стали художественным воплощением героев рыцарского романа. Богиня матриархальной стадии, первоначально не связанная узами брака, превратилась в смелую и своенравную Изольду, которая проявила сознательную волю в выборе мужчины, отдав предпочтение молодому Тристану перед законным супругом. Любовное соединение, пройдя стадию патриархального брака, в средневековой поэме приняло форму адюльтера. В результате Тристан, племянник и вассал короля Марка, становится названым супругом Изольды. Двойная связь Изольды с Тристаном и Марком представляет собой последнее звено в ряде стадиальных переоформлений одного сюжета. По фабуле романа Изольда изменяет Марку с Тристаном, однако стадиально она была супругой Тристана раньше, чем стала женой Марка, поскольку по космическому представлению наших архаичных предков любовный союз заключают между собой божества огня и воды, а их воплощениями на более поздней стадии развития человечества стали как раз-таки Тристан и Изольда. Король Марк тоже выполняет свою космическую функцию в этом сюжете, но этому вопросу будет отведена отдельный параграф (см. «Образ короля Марка»).

       В продолжение изучения темы обратимся к другому роду источников — ирландским сагам¹². Исследователи уже не раз отмечали тот факт, что именно мифологические любовные истории кельтов породили основной круг идей рыцарских романов средневековой Европы. Старинные гэльские истории о любви часто несут на себе печать романтической прелести, не встречающейся в других памятниках ранней кельтской литературы. В них, как ни в каких других литературных памятниках той эпохи, мы находим совершенно рыцарское отношение к противнику (легенда о поединке Кухулина и Фердиада) или поразительное по своей деликатности обращение к женщине, например диалог между Кухулином и Эмер. Женщины могли сами выбирать себе возлюбленных и пользовались большим уважением у своих поклонников.

       Представление о любви как роковой силе чрезвычайно роднит роман с некоторыми ирландскими сагами. Прежде всего, нам будет интересна «Повесть о Байле Доброй Славы». Напомню незатейливый сюжет этой фантастической саги о гэльских Ромео и Джульетте, которых разлучили чары злых духов. Прекрасный и достойный во всех отношениях юноша Байле Доброй Славы полюбил девушку Айлен, и она ответила ему взаимностью. Они сговорились встретиться на берегу реки, чтобы там заключить союз любви. Каждый направился из своего дома навстречу другому, как вдруг «некий страшный образ человека», стремительно несущийся к Байле, сообщает ему ложную весть о гибели Айлен (на нее якобы напали воины). Зачем этот некто говорит неправду? А потому что предсказано друидами и ведунами: не быть им вместе в жизни, но что в смерти они соединятся на века! После известия Байле падает на землю бездыханным. На его могиле вырастает тисовое дерево с верхушкой, похожей на голову Байле. Затем «страшный образ» направляется к Айлен и ей сообщает уже истинную весть о смерти Байле. Девушка тут же умирает, а на могиле вырастает яблоня с верхушкой в виде ее головы. Поэты из стволов этих деревьев вырезали таблички и на них записали истории трагической любви. Совершенно очевидно, что в «Романе о Тристане и Изольде» задействованы некоторые сюжетные ходы этой саги. Ложное известие о том, что Изольда не плывет на корабле, убивает Тристана, а уже его смерть вызывает ее немедленную кончину, ибо суждено им быть всегда вместе. В обеих ситуациях ложь провоцирует гибель влюбленных. В случае с Тристаном и Изольдой все объясняется тривиальной ревностью Изольды Белорукой, а в саге ту же самую роль выполняет символический образ некоего «страшного человека». Этот некто является мистическим исполнителем предсказания о том, что влюбленным не позволено быть вместе на земле, но что соединятся они в смерти, и потомки будут воспевать их имена в песнях о самой сильной любви. Снова перед нами мотив любви, которая оказывается сильнее смерти. В «Романе о Тристане и Изольде» символом самой любви выступает любовный напиток, а в саге разрушительную природу любви воплощает этот некто. Также из саги взят сюжетный ход, связанный с вырастанием на могилах некой растительности. Я нашла два перевода этой саги. Согласно одному переводу, сделанному А.А Смирновым¹³, на могиле Байле вырос тис с кроной в виде его головы, а на могиле Айлен — яблоня, напоминающая ее голову. Второй вариант нам предложен в энциклопедии кельтской мифологии¹⁴: на могиле Байле раскинул ветви старый тис, в очертаниях которого угадывается облик Айлен, а на могиле девушки выросла яблоня, и ее плоды напоминают лик Байле. Голова у кельтских племен имела особое почитание. Для них она значила больше, чем сердце, столь ценимое в других архаических цивилизациях. Кельты считали голову обиталищем души и даже полагали, что голова способна существовать сама по себе. Последняя версия наиболее точно передает идею глубины чувств героев. Вероятно, эта легенда — часть общеарийского наследия — бытует в фольклоре народов, населяющих обширные территории от Ирландии до Индии. Гэльская версия, однако, содержит концовку, не встречающуюся в других вариантах легенды. Два дерева, с которыми она была связана, срубили, и друиды сделали из них таблички, на которых барды вырезали историю любви героев. И даже этим безмолвным свидетелям любви Байле и Айлен не суждено было разлучиться. Два века спустя верховный король Ирландии повелел перенести их в свой дворец, и, как только таблички соприкоснулись, они тотчас срослись друг с другом, что не было ни силы, ни возможности их разделить! Тогда король приказал хранить их наравне с другими реликвиями в своем дворце. В «Романе о Тристане и Изольде» король Марк сходным образом соединяет души влюбленных, когда принимает решение построить часовню, и в ней захоронить Тристана и Изольду. Также Марк проявляет благородную волю в запрете срезать терновник, который с могилы Тристана врастает в могилу Изольды. Ни одна из подобных историй не приобрела столь широкой известности, как эта. Она сохранилась в гэльском фольклоре во множестве вариантов, наиболее ранний из которых был нами рассмотрен. Таким образом, «Роман о Тристане и Изольде» роднит с «Повестью о Байле Доброй Славы» общий идейный смысл и ряд важнейших сюжетных линий.