Гамлет как "христианский воин"

Не долг ли мой - тому, кто погубил  

Честь матери моей и жизнь отца,  

Стал меж избраньем  и моей надеждой,  

С таким коварством удочку закинул  

Мне самому, - не правое ли дело  

Воздать ему  вот этою рукой?  

И не проклятье  ль - этому червю  

Давать кормиться  нашею природой. 
 

         Другое дело, что ему это не  удалось, что и его погубил  Клавдий. Но преступника он  сумел все же покарать, а потому  последние его распоряжения о  судьбах королевства, на трон  которого он прочит молодого  Фортинбраса.

  

Я умираю;

Могучий яд затмил мой дух; из Англии

Вестей мне  не узнать. Но предрекаю:

Избрание падет  на Фортинбраса;

Мой голос умирающий - ему;

Так ты ему скажи  и всех событий

Открой причину. Дальше - тишина. 

-------------------------

26 Аникст А.А.  Послесловие к "Гамлету". С. 615.  

27 Тургенев И.С.  Гамлет и Дон Кихот. С. 344.  

28 Чернов Андрей. "Гамлет". Поэтика загадок // Шекспир Уильям. Гамлет. Трагедия  Гамлета, принца [атского. Перевод  Андрея Чернова. М.: Изографус, 2003. С. 285.

43 
 

         Это распоряжение Государя. Государя, каким он стал всего лишь на несколько минут. Но вернемся к теме мести. Мстил он Клавдию или казнил преступника и узурпатора? А также к теме активности Гамлета. 
 

          Итак, мы возвращаемся к вопросу,  который возник после явления Призрака. Месть или наказание? Это очень смутило B.C. Соловьева: "Но заметьте, что хотя драма происходит после многих веков христианства, она имеет смысл только на почве чисто языческого понятия о родовой мести как нравственном долге. Центр драмы именно в том, что Гамлет считал своей обязанностью отомстить за отца, а его нерешительный темперамент задерживал исполнение этой мнимой обязанности. Но ведь это только частный случай; нет никакой общей и существенной необходимости, чтобы человек, исповедующий религию, запрещающую мстить, сохранял понятия и правила, требующие мести" 29. Не забудем, что Гамлет - христианин. Он проверил слова Призрака, убедился в их справедливости, по-прежнему не решается именно на месть. Понятно, что суд он в этих условиях не соберет, народное восстание (как Лаэрт), чтобы захватить трон, не поднимет. Задача его проста - обезопасить себя, как наследника престола и покарать короля Клавдия в момент совершения смертных грехов. Его равнодушное отношение к убийству Полония (пусть и непредумышленное) вполне королевское, государя, владыки над жизнью и смертью своих подданных. И христианского воина, карающего зло. С позиций сегодняшнего гуманизма (хотя где он есть, этот гуманизм!) поступок его - преступление. Но не в контексте той эпохи. Тем более, что и Полоний, по его мнению, заслуживал наказания как пособник убийства Гамлета-отца. 
 

Что до него,

(Указывает на  Полония)

То я скорблю; но небеса велели,

Им покарав  меня и мной его,

Чтобы я стал бичом их и слугою (III, 4). 
 

         Он теперь вполне осознает себя воином небес, их слугою. Гамлет не в конфликте с небом, его задача другая. Как справедливо замечал Бицилли: "Шекспировский конфликт - конфликт личностей, а не личности с какой-либо сверхличной величиной". Он воюет с людьми, нарушившими волю небес. 
 

          Но может ли христианский воин  быть безвольным и бездейственным? Даже не считавший Гамлета  подлинным христианином, а только  лишь стоящим на пути к христианству, Флоренский писал: «С первой  строчки - заглавия - когда мы прочли: "Трагическая история Гамлета, принца датского" и видим, что пьеса должна быть трагедией, и до последней, когда мы, закрывая книгу, помимо всякой рефлексии и анализа произведения говорим: это есть трагедия, - через все произведение тянется как основное настроение - настроение трагического, трагическим пафосом дышит пьеса. <...> Трагедия прежде всего требует всего действия. Если рассматриваемое произведение есть трагедия, - а оно таково, - то в нем должно быть действие, и точка, куда направляются все события, реальный центр отпора этим событиям, герой - Гамлет. Он должен действовать» 31. 
 

        Конечно, можно изобразить Гамлета  и злодеем. Сегодня при постмодернистской  изощренности ума это несложно. Шекспир ясен, более того, высмеивал  современное ему плетение словес хотя бы в образе Озрика, который совершенно не понимает, что приглашает Гамлета не на состязание, а на смерть. Но постмодерн всегда вне контекста. В весьма интересной статье, опубликованной в "Вопросах философии" десять лет назад, проблема трагической борьбы подменяется игрой соотнесения уха и глаза. 

------------------------------

29 Соловьев B.C. Жизненная  драма Платона // Соловьев B.C. Собр. соч. в 10 т. Т. 9. СПб.: Просвещение,  б.г. С. 212.

30 Бицилли П.М.  Место Ренессанса в истории  культуры. С. 157. 31  

31 Флоренский  П.А. Гамлет // Флоренский П.А. Сочинения.  В 4-х т. Т. 1. М.: Мысль, 1994. С. 262. 

44 
 

           В результате получается следующее: "Гамлет всматривается в лица  живых, и это означает, что они  скоро погибнут. Так происходит  и с Офелией, и с Гертрудой, и с Клавдием. Казалось бы, убей Гамлет своего врага и делу конец 32. Однако выходит по-другому: Клавдий погибает последним, да и то почти случайно. Зато сам принц отправляет на тот свет одного за другим всех главных действующих лиц. Своей рукой он убивает Полония и Лаэрта. Из-за него гибнут Офелия и королева. Вместо него погибают Розенкранц и Гильденстерн. Наконец, покончив со всеми, Гамлет умирает сам, будто успокоившись, что в живых никого больше не осталось" 33. 
 

         Что ж, попробуем принять такое издевательство над Гамлетом. Но посмотрим без гнева и пристрастия, справедливо ли оно. 
 

         Лаэрта он не убивает (это  случайность, вина самого Лаэрта), Офелию и королеву пытается  спасти. Полония убивает, думая,  что казнит преступного государя своей рукой, рукой законного государя и христианского воина. Но, увидев ошибку, не раскаивается, ибо Полоний тоже заслуживал казни. У него нет суда и присяжных, он вынужден сам проводить расследование, а затем по праву государя карать виновных. 
 

          После восклицания королевы, что  она отравлена, Гамлет выступает  как государь, как законный король, требуя королевского суда: 
 

О злодеянье! - Эй! Закройте двери!  

Предательство! Сыскать! 
 

         Но тут же узнает, что он  сам отравлен, и времени царить у него нет, что он по-прежнему христианский воин, так и не ставший христианским государем. Поэтому, как и положено рыцарю, воину, он не убивает из-за угла, а вступает в прямой бой с убийцей. Умирающий Лаэрт объясняет принцу, что происходит: 
 

Гамлет, ты убит;

Нет зелья в  мире, чтоб тебя спасти;  

Ты не хранишь  и получаса жизни;  

Предательский снаряд - в твоей руке,  

Наточен и отравлен; гнусным ковом  

Сражен я сам; смотри, вот я лежу,  

Чтобы не встать; погибла мать твоя;  

Я не могу... Король... король виновен. 
 

Гамлет

Клинок отравлен тоже! -Ну, так за дело, яд!

(Поражает короля.) 
 

         Он казнит короля. Но поскольку  он понимает, что пойдут слухи  (и, скорее всего, лживые), принц  не разрешает Горацио выпить  яд, чтобы последовать за другом, возлагая на него важнейшую миссию: 
 

Когда меня в  своем хранил ты сердце  

То отстранись на время от блаженства,  

Дыши в суровом  мире, чтоб мою  

Поведать повесть. 
 

         Стоит сказать, что Горацио  - это человек, рассказывающий  нам историю принца Датского, выполняя волю друга. От Шекспира до Томаса Манна, у которого в "Докторе Фаустусе" историю композитора Адриана Леверкюна рассказывает его друг, гуманист и книжник Серенус Цейтблом, этот прием отделения рассказчика от автора достаточно часто употребляем. Причем в рассказчики выбирается человек, которому

----------------------------- 

32 Однако сказать  так, значит, не понять движения  пьесы, просто уничтожить ее. Просто  убить мог бы одноклеточный  язычник, но никак не христианский  воин, не студент Виттенбергского университета.  

33 Карасев Л.В.  Флейта Гамлета // Вопросы философии. 1997. № 5. С. 65.

45 
 

зритель и читатель вполне доверяют, человек, который сам  мог бы быть героем истории, мыслитель, способный осознать происходящее. Условно  говоря, это мог бы быть Эразм Роттердамский, применивший свои теоретические взгляды к реальному случаю. Об этом заметил как-то Ю.К. Олеша: "А Горацио? Ведь это Эразм Роттердамский. И Гамлет учит его! Вот кто он такой, насколько он выше всех!"34 Добавим, что при этом Гамлет еще и воин, боец, заслуживший и воинские почести. 
 

         Существенно, что именно Фортинбрас  понимает воинский пафос датского  принца, приказывая: "Пусть Гамлета  поднимут на помост, / Как воина,  четыре капитана". Любопытно, что  Флоренский оценил этот жест Фортинбраса, даже не признавая принца христианином: "И если хороший язычник Фортинбрас сумел почтить память дорогого нам Гамлета и величавой отходной с пушечными выстрелами проводил его в место, где он найдет разрешение своих тяжелых обстоятельств, то неужели мы откажем всем Гамлетам, жившим и живущим, в том единственном даре, который в нашей власти - в молитве?"35 Почему, кстати, Флоренский называет Фортинбраса язычником, не совсем понятно. 
 

          Но и Гамлет не нуждается  в наших молитвах, ибо он до конца выполнил свой долг христианского воина. Он ушел от бренного шума жизни, ушел в небесную тишину. Тишину, правда, особого рода, тишину, лишенную посторонних и фальшивых звуков. В конце пьесы он слышит хор ангелов, означающих его примирение с небом. Горацио говорит, глядя на умершего: "Почил высокий дух. - Спи, милый принц. / Спи, убаюкан пеньем херувимов!" Потом этот прием повторен в завершающем акте "Фауста", где поющие ангелы поднимаются в небо и уносят "бессмертную сущность Фауста" ("Sie erheben sich, Faustus Unsterbliches entfiihrend"). 
 

         Но хор ангелов звучит в  потустороннем мире. А здесь, в  земном мире победы нет. Мир  неисправим. Государь может покарать (и Гамлет карает), но вправить  веку суставы ему не дано. Фортинбрас - храбрый и справедливый, но он не взыскует высоких идеалов. И Гамлет отдает ему свой голос для избрания на трон, отдает, по сути дела, трон. Это трагедия о невозможности христианского государя в этом мире. И неизбежной, неминуемой гибели христианского воина, живущего в парадигме Христа. Ибо окончательная победа христианства не здесь. Здесь нужно государство, справедливый государь, но не затем, чтоб установить мир гармонии и счастья на земле, а чтобы, по слову B.C. Соловьева, зло не разбушевалось окончательно. Задача государства и права, писал русский философ, "вовсе не в том, чтобы лежащий во зле мир обратился в Царство Божие, а только в том, чтобы он до времени не превратился в ад" 36. 
 

         Поэтому честный и неглубокий  Фортинбрас - реальный наследник  датской короны, он тоже христианин, хотя и без сверхзадач Гамлета об исправлении мира. Но это и есть реальность. Шекспир трагичен и реалистичен. Возможно, в этом и заключается его величие.

------------------------

34 Олеша Юрий. Ни дня без строчки // Олеша  Юрий. Зависть. Три толстяка. Ни дня без строчки. М.: Худож. лит., 1989. С. 391.

35 Флоренский  П.А. Гамлет. С. 280.

36 Соловьев B.C. Оправдание  добра // Соловьев B.C. Собр. соч. В  10 т. Т. 9. СПб.: Просвещение, б.г.  С. 413.