Гамлет как "христианский воин"

         Увидев Призрак, Гамлет, как и  положено христианину, взывает  к помощи Господа: 
 

Да охранят  нас ангелы Господни! - 

Блаженный ты или  проклятый дух,  

Овеян небом  иль геенной дышишь,  

Злых или добрых умыслов исполнен, - 

Твой образ  так загадочен, что я  

К тебе взываю: Гамлет, повелитель,  

Отец, державный  Датчанин, ответь мне. 
 

          Он не боится Призрака, поскольку  верит в спасение своей души 
 

Чего бояться?

Мне жизнь моя  дешевле, чем булавка,  

А что он сделает  моей душе,  

Когда она бессмертна, как и он? 
 

         Призрак бессмертен, как и душа  Гамлета. Но хранить душу - задача христианина. Гамлет идет на встречу с Призраком, вооружившись помощью "ангелов Господних". Надо защищать крепость своей души, ибо любой христианин должен был опасаться именно ее погибели. Эразм писал: "Телу по природе суждено погибнуть; даже если его

----------------------------- 

8 Эразм Роттердамский.  Воспитание христианского государя. С. 28.

35 
 

никто не убивает, оно не может не умереть. Смерть души - это предел несчастий" 9. И Гамлет видит смерть отцовской души, ибо  смерть души - это попадание ее в ад. А Гамлету явился именно вестник из ада. Задолго до гетевского Мефистофеля и черта Достоевского в высокую мировую литературу вводится существо из ада.  

  

          Именно с этого сообщения о  своей сущности начинает речь  Призрак: 
 

Уж близок час мой,

Когда в мучительный  и серный пламень

Вернуться должен я. 
 

          Это ощущение ада, вышедшего  на землю, фокусируется в знаменитой  фразе офицера Марцелла: "Подгнило  что-то в Датском государстве". Отсюда прямой путь до великого  романа Достоевского, где ад тоже злодействует в земной реальности, где является черт, до фразы семинариста-карьериста Ракитина "Смердит у вас", обращенной к Алеше Карамазову 10. 
 

          В "Карамазовых" ищется убийца  отца, в "Гамлете", напротив, отец (или некто в его облике) призывает сына к мести. Не к суду, а к мести (revenge), все время подсказывая это слово сыну. Заметим еще, что в протестантизме (об этом применительно к "Гамлету" напомнил И. Шайтанов) отсутствует Чистилище, стало быть и Призрак не искупает свои грехи, а искушает принца. 
 

          Когда принца расспрашивают друзья  о разговоре с Призраком, он  отвечает словами, которые кажутся  Горацио "дикими, бессвязными". На самом деле они слишком  серьезны: 
 

Ведь есть у  всех желанья и дела  

Те иль другие; я же, в бедной доле,  

Вот видите ль, пойду  молиться. 
 

         А как же быть человеку, которого  посетил посланец Ада? Он должен  просить совета у Бога. Надо  сказать, что "согласно доктрине  протестантизма, утвердившейся в  Англии после реформации в  церкви, привидения с того света были наваждением самого дьявола"11. 
 

         Гамлет упрекает себя в конце  2 акта, уже после появления актеров,  полных игрушечных страстей, что  он, "влекомый к мести небом  и геенной", отводит душу словами.  Но тут же поясняет свою  позицию, снимает все самоупреки, понимая, что его ум и душу, охваченную печалью и подозрительностью, дьявол может убедить в чем угодно. Нужна проверка посюсторонняя: 
 

Дух, представший  мне,  

Быть может, был  и дьявол; дьявол властен  

Облечься в  милый образ; и возможно,  

Что, так как  я расслаблен и печален, - 

А над такой  душой он очень мощен, - 

Меня он в  гибель вводит. Мне нужна  

Верней опора. Зрелище - петля,  

Чтоб заарканить совесть короля. 
 

         А.А. Аникст справедливо связывает  завязку пьесы с явлением Призрака. Но вряд ли он прав, полагая, что призрак инициирует действие пьесы. "Воля Призрака, пришедшего с того света, является источником и началом трагедии"12. Возможно, подобная воля могла бы являться завязкой и смыслом трагедии у другого драматурга. Другой бы герой

---------------------- 

9 Эразм Роттердамский.  Оружие христианского воина, с. 94 

10 Я.Э. Голосовкер  вообще считал черта главным  действующим лицом "Братьев  Карамазовых" 

11 Аникст А.А.  Послесловие к "Гамлету" // Шекспир  У. ПСС. В 8 т. Т.6. М., 1960, с. 611 

12 Аникст А.  Трагедия Шекспира "Гамлет". М., 1986, с. 32 

36 

другого драматурга немедленно начал бы суетиться, пытаться убить короля. Гамлет тоже сразу  начинает действовать, но его действие направлено, прежде всего, на проверку слов призрака. И это не случайно. Как пишут английские исследователи о Призраке: «Судя по его воинственному облачению и грубой речи, очевидно что это злой дух. По словам Марцелла, он "вздрогнул, точно провинился и отвечать боится ...он стал тускнеть при пеньи петуха", что позволяет в соответствии с христианской традицией предположить именно присутствие зла. Его голос все время доносится из-за сцены, здесь он, очевидно, ведет себя как дьявол, хотя этот эпизод никогда не интерпретировался подобным образом. Нетрудно заметить, что второе его появление мешает Гамлету помочь Гертруде прийти к раскаянию (и таким образом спасти ее от проклятия) и настойчиво подводит его к единственной мысли о мести Клавдию»13. 
 

           Надо сказать, что в России  Шекспир, а особенно "Гамлет", были в постоянном поле размышлений русской культуры. Его темами пронизаны весьма многие русские произведения, о нем писали великие русские мыслители и писатели. Известно, что Павла I современники называли русским Гамлетом. Владимир Соловьев в молодости хотел перевести "Гамлета" на русский, и эта была бы для отечественных философов весьма важная трактовка текста, к сожалению, не состоявшаяся. Но все же в одной из последних своих статей он сравнил Гамлета с самим Платоном, указав тем самым уровень размышлений датского принца. Парафразы героев Шекспира в великих романах Достоевского настолько очевидны, что и упоминать об этом не совсем ловко. С анализа текстов Шекспира начал свое философское творчество Лев Шестов. Образы Гамлета и Офелии появляются почти у всех больших русских поэтов (от Блока и Ахматовой до Пастернака, Самойлова, Высоцкого). 
 

          Английский шекспировед и бывший  посол Великобритании в России  даже написал об этом специальную  статью, в которой прозвучала  и шутка (что Шекспир - это сбежавший от тирании Грозного русский дьяк), и упоминания, как звучали шекспировские темы у русских писателей, и даже тот факт, что единственный издевавшийся над Шекспиром великий русский писатель (Лев Толстой) закончил жизнь почти как король Лир, персонаж английского драматурга. И свой текст он заканчивает словами: "По своему размаху и богатству, по тому, как его слова ложатся в ваш язык, по тому, как его персонажи прижились на ваших сценах и улицах, - по крайней мере, часть его -русская. Так что я отдаю вам его - русского Шекспира" 14. Конечно, Россия присвоила Шекспира, как положено великой культуре присваивать высшее в других культурах (скажем, как Запад усвоил античность), но все же воспользуемся любезностью английского посла, увидевшего, что Шекспир оказался настолько воспринят русской культурой, что любая его трактовка в России есть в то же время и трактовка русских проблем, заполняемость русского контекста, который каждый раз заново пытается увидеть, прочитать и усвоить эту важнейшую часть западноевропейской культуры. Именно Шекспира называл своим духоводителем Достоевский, через его творчество прикасаясь к возможности христианского искусства: "Вся действительность не исчерпывается насущным, ибо огромною своею частию заключается в нем в виде еще подспудного, невысказанного слова. Изредка являются пророки, которые угадывают это Цельное слово. Шекспир - это пророк, посланный Богом, чтобы возвестить нам тайну, о человеке, души человеческой" 15. Правда, такого уровня понимание Шекспира мы находим лишь у Достоевского. И это не случайно. Поскольку Достоевский такой был 

------------------------

13 Квиннел Питер  и Хамиш Джонсон. Кто есть  кто в творчестве Шекспира (пер.  с англ. Е.В. Лягушина). Лондон-Нью-Йорк: Рутледж; М.: Дограф, 2000. С. 61.

14 Брентон Энтони. Шекспир - русский (пер. с англ. И. Шайтанова) // Вопросы литературы. 2000.  

15 Достоевский  Ф.М. Поли. собр. соч. в 30 т. Т. 11. Л.: Наука, 1974. С. 237.

37 
 

в России один, ибо  тоже искал возможность в России создания христианского воина. Потому ему так важен был опыт английского драматурга 16. 
 

         Интересно, что именно те писатели-мыслители,  которые видели неспособность  к действию русских героев, именно  так и читали образ Гамлета.  Заметив, что "первое издание  трагедии Шекспира "Гамлет" и  первая часть сервантесовского "Дон-Кихота" явились в один и тот же год 17, в самом начале XVII столетия" 18, И.С. Тургенев резко разводит два этих типа, полагая Дон Кихота символом действия, а Гамлета - символом бездействия. Он сближает по времени два великих текста, однако не чувствует, не понимает, что в обоих случаях изображен рыцарь, борец, воин, христианский воин, не понимаемый миром. Причем их сходство подчеркивается невольно их книжностью. Дон Кихот - "книжный рыцарь", а Гамлет - студент, книжный "христианский воин" из Виттенберга. Только католик Сервантес изобразил христианского воина в рыцарском облике, причем с намеком на Христа, который является перед глазами современников как посмешище в качестве юродивого и сумасшедшего. Протестантский Гамлет суров, он не кажется сумасшедшим, он притворяется сумасшедшим, но только так и в том, и в другом случае можно бороться с этим миром. Однако внутреннюю параллель Гамлета с Христом угадал Пастернак в стихотворении "Гамлет": 
 

Гул затих. Я  вышел на подмостки. 

Прислонясь к дверному косяку,  

Я ловлю в  далеком отголоске,  

Что случится на моем веку.  

На меня наставлен  сумрак ночи  

Тысячью биноклей на оси.  

Если только можно, Авва Отче,  

Чашу эту мимо пронеси. 
 

         Для Тургенева религиозный вопрос  Гамлета абсолютно невнятен. По его мнению, герой Шекспира - "анализ прежде всего и эгоизм, а потому безверье. Он весь живет для самого себя, он эгоист; но верить в себя даже эгоист не может; верить можно только в то, что вне нас и над нами. Но это я, в которое он не верит, дорого Гамлету. Это исходная точка, к которой он возвращается беспрестанно, потому что не находит ничего в целом мире, к чему бы мог прилепиться душою; он скептик - и вечно возится и носится с самим собою; он постоянно занят не своей обязанностью, а своим положением. Сомневаясь во всем, Гамлет, разумеется, не щадит и самого себя; ум его слишком развит, чтобы удовлетвориться тем, что он в себе находит: он сознает свою слабость, но всякое самосознание есть сила; отсюда проистекает его ирония, противоположность энтузиазму Дон-Кихота. <...> Он не верит в себя - и тщеславен" 19. 
 

        Стоит, однако, прислушаться к  протестанту Гегелю, который понимал  бездействие Гамлета как сущностное  религиозное действие по обезврежению  возможного адского искушения: "Вначале мы видим Гамлета мучающимся смутным чувством, что произошло нечто чудовищное. После этого ему является дух отца и открывает совер-

-----------------------

16 В "Братьях  Карамазовых" прокурор посмеивается  над Митей Карамазовым: «Я не  знаю, думал ли в ту минуту Карамазов, "что будет там", и может ли Карамазов по-гамлетовски думать о том, что там будет? Нет, господа присяжные, у тех Гамлеты, а у нас еще пока Карамазовы!» Но Достоевский именно среди Карамазовых находит "христианского воина", которого старец Зосима посылает "в мир" на борьбу. Я говорю об Алеше, о преображении которого в воина ясно сказано в главе "Кана Галилейская": "С каждым мгновением он чувствовал явно и как бы осязательно, как что-то твердое и незыблемое, как этот свод небесный, сходило в душу его. Какая-то как бы идея воцарялась в уме его - и уже на всю жизнь и на веки веков. Пал он на землю слабым юношей, а встал твердым на всю жизнь бойцом и сознал и почувствовал это вдруг, в ту же минуту своего восторга. И никогда, никогда не мог забыть Алеша во всю жизнь свою потом этой минуты" (курсив мой. - В.К.).

17 Это мелкая, но ошибка. "Гамлет" появился  на два года раньше.

18 Тургенев И.С.  Гамлет и Дон Кихот // Тургенев  И.С. Поли. собр. соч. и писем  в 30 т. Т. 5. М.: Наука, 1980. С. 330.

19 Там же. 

38 
 

шенное преступление. Мы ожидаем, что после этого открытия Гамлет тотчас же приступит к наказанию  преступника, и считаем, что он имеет  полное право мстить. Однако он все  медлит и медлит. Эту бездеятельность  Гамлета ставили в упрек Шекспиру и порицали его за то, что в трагедии отчасти нет движения. <...> Но <...> Гамлет медлит, потому что он не верит слепо призраку. <...> Здесь мы видим, что призрак как таковой не распоряжается беспрекословно Гамлетом. Гамлет сомневается, и прежде чем предпринять какие-нибудь меры, он хочет сам удостовериться в действительности преступления".20 И все же именно от Гегеля идет представление о Гамлете, как бездеятельном герое: "Гамлет - прекрасная благородная душа. Не будучи внутренне слабым, он, однако, не обладает сильным чувством жизни; охваченный тяжелой меланхолией, он бродит печально и бесцельно. У него тонкое чутье. Нет никакого внешнего признака, никакого основания для подозрений, но ему чудится что-то неладное, не все идет так, как должно быть. Он предчувствует, что свершилось нечто чудовищное. Дух его отца сообщает ему подробности. Быстро рождается в его душе решение отомстить. Он всегда помнит о долге, который ему предписывает собственное сердце. Но он не позволяет, подобно Макбету, увлечь себя, не убивает, не беснуется, не наносит удар прямо, подобно Лаэрту, а продолжает оставаться в состоянии бездеятельности, свойственном прекрасной, погруженной в свои переживания душе, которая не может сделать себя действительной, не может включить себя в современные отношения. Он выжидает, ищет объективной уверенности, следуя прекрасному чувству справедливости, однако не приходит к твердому решению. Даже обретя эту уверенность, он предоставляет все внешним обстоятельствам. Далекий от действительности, он не разбирается в том, что его окружает, и убивает старого Полония вместо короля, действуя опрометчиво там, где требуется рассудительность. Он погружен в себя, когда требуется проявить настоящую энергию, пока наконец в этом сложном потоке обстоятельств и случайностей помимо его деятельности не осуществляется судьба целого и его собственного, вновь возвратившегося в себя, чувства" 21.