День светского человека (по "Евгению Онегину")

Автор: Пользователь скрыл имя, 09 Января 2012 в 17:46, курсовая работа

Описание работы

В данной работе будут преследоваться несколько целей. Одна из них - попытка проанализировать нормы светской жизни и рассмотреть то, как Пушкин воплотил их в своем романе. Другая же заключается в том, чтобы представить главных персонажей романа как ярких представителей высшего общества, в полной мере раскрыть особенности их повседневной жизни.

Содержание

Введение………………………………………………………………………1
Глава 1. Что такое «светское общество»? ………………………………….3
Глава 2. Этикет ………………………………………………………………6
Глава 3. Кто такие «денди»?……………………………………………...…9
Глава 4. Роман «Евгений Онегин» - энциклопедия «светской» жизни….12
4.1 Развлечения…………………………………………………....13
4.2 Бал……………………………………………………………...16
4.3 Дуэль…………………………………………………………..20
Заключение………………………………………………………………….26
Список литературы………………………………………………………..28

Работа содержит 1 файл

Курсач.doc

— 133.50 Кб (Скачать)

        Мазурка раздалась. Бывало,

        Когда гремел мазурки гром,

        В огромной зале все  дрожало,

        Паркет  трещал под каблуком,

        Тряслися, дребезжали рамы... (5, XLII, 1-7).

     Далее следовал котильон. Котильон – вид  кадрили, один из заключающих бал  танцев – танцевался на мотив вальса и представлял собой танец-игру, самый непринужденный, разнообразный и шаловливый танец.

     «...Там  делают и крест, и круг, и сажают даму, с торжеством приводя к ней  кавалеров, дабы избрала, с кем захочет  танцевать, а в других местах и  на колена становятся перед нею; но чтобы отблагодарить себя взаимно, садятся и мужчины, дабы избрать себе дам, какая понравится <...> Затем следуют фигуры с шутками, подавание карт, узелков, сделанных из платков, обманывание или отскакивание в танце одного от другого, перепрыгивание через платок высоко...» 13.

     Танцы являлись не только основным элементом бала как общественно-эстетического действа, они также служили организующим стержнем вечера, задавали тип и стиль беседы. «Мазурочная болтовня» требовала поверхностных, неглубоких тем, но также занимательности и остроты разговора, способности к быстрому, эпиграмматическому ответу.

     Бальный разговор был далек от той игры интеллектуальных сил, который культивировался  в литературных салонах Парижа в XVIII столетии и на отсутствие которого в России жаловался Пушкин. Тем  не менее, он имел свою прелесть – оживленность свободы и непринужденность беседы между мужчиной и женщиной, которые оказывались одновременно и в центре шумного празднества, и в невозможной в других обстоятельствах близости («Верней нет места для признаний...» – 1, XXIX, 3).

     Обучение  танцам начиналось рано – с пяти-шести  лет. Раннее обучение танцам было мучительным  и напоминало жесткую тренировку спортсмена или обучение рекрута  усердным фельдфебелем. Составитель  «Правил», изданных в 1825 г., Л. Петровский, сам опытный танцмейстер, так описывает некоторые приемы первоначального обучения, осуждая при этом не самое методу, а лишь ее слишком жесткое применение:

     «Учитель  должен обращать внимание на то, чтобы  учащиеся от сильного напряжения не потерпели  в здоровье. Некто рассказывал мне, что учитель его почитал непременным правилом, чтобы ученик, несмотря на природную неспособность, держал ноги вбок, подобно ему, в параллельной линии <...> Как ученик имел 22 года, рост довольно порядочный и ноги немалые, при том неисправные; то учитель не могши сам ничего сделать, почел за долг употребить четырех человек, из коих два выворачивали ноги, а два держали колена. Сколько сей не кричал, те лишь смеялись и о боли слышать не хотели – пока, наконец, не треснуло в ноге, и тогда мучители оставили его <...> Я почел за долг рассказать сей случай для предостережения других. Неизвестно, кто выдумал станки для ног; и станки на винтах для ног, колен и спины: изобретение очень хорошее! однако и оно может сделаться небезвредным от лишнего напряжения»14.

     Длительная  тренировка придавала молодому человеку не только ловкость во время танцев, но и уверенность в движениях, свободу и независимость в  постановке фигуры, что определенным образом влияло и на психический  строй человека: в условном мире светского общения он чувствовал себя уверенно и свободно, как опытный актер на сцене. Изящество, проявляющееся в точности движений, являлось признаком хорошего воспитания.

       Выбор себе пары воспринимался как знак интереса, благосклонности или (как истолковал Ленский) влюбленности.

     Бал был не единственной возможностью весело и шумно провести ночь. Альтернативой  ему были

          ...игры  юношей разгульных, 
          Грозы дозоров караульных

     (VI, 621) -

     холостые  попойки в компании молодых гуляк, офицеров-бретеров, прославленных «шалунов» и пьяниц.

     Бал, как приличное и вполне светское времяпровождение, противопоставлялся этому разгулу, который, хотя и культивировался  в определенных гвардейских кругах, в целом воспринимался как  проявление «дурного тона», допустимое для молодого человека лишь в определенных, умеренных пределах.

     Балы  заканчивались под утро. Уставшие, полусонные, но довольные гости разъезжались по домам: 
 

          Что ж мой Онегин? Полусонный

          В постелю с бала едет он:

          А Петербург неугомонный

          Уж  барабаном пробужден.(1, XXXV,1-4) 

     4.3 Дуэль 

     Дуэль – поединок, происходящий по определенным правилам, парный бой, имеющий целью восстановление чести, снятие с обиженного позорного пятна, нанесенного оскорблением. Таким образом, роль дуэли социально-знаковая.

     Дуэль представляет собой определенную процедуру по восстановлению чести и не может быть понята вне самой специфики понятия «честь» в общей системе этики русского европеизированного послепетровского дворянского общества. Естественно, что с позиции, в принципе отвергавшей это понятие, дуэль теряла смысл, превращаясь в ритуализованное убийство.

     «Регулярное государство» Петра I рассматривает поведение дворянина на войне как служение государственной пользе, а храбрость его – лишь как средство для достижения этой цели15. Особенно ярко это проявляется в отношении к дуэли: опасность, сближение лицом к лицу со смертью становятся очищающими средствами, снимающими с человека оскорбление. Если оскорбление было более серьезным, таким, которое должно быть смыто кровью, дуэль может закончиться первым ранением (чьим – не играет роли, поскольку честь восстанавливается не нанесением ущерба оскорбителю или местью ему, а фактом пролития крови, в том числе и своей собственной). Наконец, оскорбленный может квалифицировать оскорбление как смертельное, требующее для своего снятия гибели одного из участников ссоры.

     Существенно, чтобы оценка меры оскорбления –  незначительное, кровное или смертельное  – соотносилась с оценкой со стороны  окружающей социальной среды (например, с полковым общественным мнением): человек, слишком легко идущий на примирение, может прослыть трусом, непропорционально кровожадный – бретером.

     Взгляд  на дуэль как на средство защиты своего человеческого достоинства  не был чужд и Пушкину, как показывает его биография. 
Несмотря на негативную, в общем, оценку дуэли как «светской вражды» и проявления «ложного стыда», изображение ее в романе не сатирическое, а трагическое, что подразумевает и определенную степень соучастия в судьбе героев. Для того чтобы понять возможность такого подхода, необходимо прокомментировать некоторые технические стороны поединка тех лет.

     Прежде  всего, следует подчеркнуть, что  дуэль подразумевала наличие  строгого и тщательно исполняемого ритуала. Только пунктуальное следование установленному порядку отличало поединок от убийства. Но необходимость точного соблюдения правил вступала в противоречие с отсутствием в России строго кодифицированной дуэльной системы. Никаких дуэльных кодексов в русской печати, в условиях официального запрета, появиться не могло, не было и юридического органа, который мог бы принять на себя полномочия упорядочения правил поединка. Конечно, можно было бы пользоваться французскими кодексами, но излагаемые там правила не совсем совпадали с русской дуэльной традицией. Строгость в соблюдении правил достигалась обращением к авторитету знатоков, живых носителей традиции и арбитров в вопросах чести. Такую роль в «Евгений Онегин» выполняет Зарецкий.

     Дуэль начиналась с вызова. Ему, как правило, предшествовало столкновение, в результате которого какая-либо сторона считала себя оскорбленной и в качестве таковой требовала удовлетворения (сатисфакции). С этого момента противники уже не должны были вступать ни в какое общение – это брали на себя их представители – секунданты. Выбрав себе секунданта, оскорбленный обсуждал с ним тяжесть нанесенной ему обиды, от чего зависел и характер будущей дуэли – от формального обмена выстрелами до гибели одного или обоих участников. После этого секундант направлял противнику письменный вызов (картель).

     Роль  секундантов сводилась к следующему: как посредники между противниками, они, прежде всего, обязаны были приложить максимальные усилия к примирению. На обязанности секундантов лежало изыскивать все возможности, не нанося ущерба интересам чести и особенно следя за соблюдением прав своего доверителя, для мирного решения конфликта. Даже на поле боя секунданты обязаны предпринять последнюю попытку к примирению. Кроме того, секунданты вырабатывают условия дуэли.

     Условия поединка Онегина и Ленского были очень жестокими, хотя причин для  смертельной вражды здесь явно не было. Поскольку Зарецкий развел друзей на 32 шага, а барьеры, видимо, находились на «благородном расстоянии» (6, ХХХIII, 12), то есть на дистанции в 10 шагов, то каждый мог сделать 11 шагов. Однако не исключено, что Зарецкий определил дистанцию между барьерами менее чем в 10 шагов. Требования, чтобы после первого выстрела противники не двигались, видимо, не было, что подталкивало их к наиболее опасной тактике: не стреляя на ходу, быстро выйти к барьеру и на предельно близкой дистанции целиться в неподвижного противника. Именно таковы были случаи, когда жертвами становились оба дуэлянта. Требование, чтобы противники остановились на месте, на котором их застал первый выстрел, было минимально возможным смягчением условий.

     Зарецкий  был единственным распорядителем дуэли, и тем более заметно, что, «в дуэлях классик и педант» (6, XXVI, 8), он вел дело с большими упущениями, вернее, сознательно игнорируя все, что могло устранить кровавый исход. Еще при первом посещении Онегина, при передаче картеля, он обязан был обсудить возможности примирения. Перед началом поединка попытка покончить дело миром также входила в прямые его обязанности, тем более что кровной обиды нанесено не было и всем, кроме 18-летнего Ленского, было ясно, что дело заключается в недоразумении. Вместо этого он «встал без объяснений <...> имея дома много дел» (6, IX, 9-11).

     Зарецкий  мог остановить дуэль и в другой момент: появление Онегина со слугой вместо секунданта было ему прямым оскорблением (секунданты, как и  противники, должны быть социально равными; Гильо – француз и свободно нанятый лакей – формально не мог быть отведен, хотя появление его в этой роли, как и мотивировка, что он, по крайней мере, «малый честный», являлись недвусмысленной обидой для Зарецкого), а одновременно и грубым нарушением правил, так как секунданты должны были встретиться накануне без противников и составить правила поединка. Наконец, Зарецкий имел все основания не допустить кровавого исхода, объявив Онегина неявившимся.

     «Заставлять ждать себя на месте поединка крайне невежливо. Явившийся вовремя обязан ждать своего противника четверть часа. По прошествии этого срока явившийся первым имеет право покинуть место поединка и его секунданты должны составить протокол, свидетельствующий о неприбытии противника»16.

     Онегин  опоздал более чем на час. Таким образом, Зарецкий вел себя не только не как сторонник строгих правил искусства дуэли, а как лицо, заинтересованное в максимально скандальном и шумном – что применительно к дуэли означало кровавом – исходе.

     Свидание Зарецкого и Гильо состоялось лишь на поле боя, но Зарецкий не остановил поединка, хотя мог это сделать.

     Онегин  и Зарецкий – оба нарушают правила  дуэли. Первый, чтобы продемонстрировать свое раздраженное презрение к истории, в которую он попал против собственной воли и в серьезность которой все еще не верит, а Зарецкий потому, что видит в дуэли забавную историю, предмет сплетен и розыгрышей...

     Поведение Онегина на дуэли неопровержимо  свидетельствует, что автор хотел  его сделать убийцей поневоле.

     Возникает, однако, вопрос: почему все-таки Онегин стрелял в Ленского, а не мимо? Во-первых, демонстративный выстрел в сторону являлся новым оскорблением и не мог способствовать примирению. Во-вторых, в случае безрезультатного обмена выстрелами дуэль начиналась сначала и жизнь противнику можно было сохранить только ценой собственной смерти или раны, а бретерские легенды, формировавшие общественное мнение, поэтизировали убийцу, а не убитого.

     Надо  учитывать также еще одно существенное обстоятельство. Дуэль с ее строгим ритуалом, представляющая целостное театрализованное действо – жертвоприношение ради чести, обладает строгим сценарием. Как всякий жесткий ритуал, она лишает участников индивидуальной воли. Остановить или изменить что-либо в дуэли отдельный участник не властен. Эта способность дуэли, втягивая людей, лишать их собственной воли очень важна в понимании образа Онегина. То есть герой романа, отстраняющий все формы внешней нивелировки своей личности в шестой главе романа «Евгений Онегин» изменяет себе: против собственного желания он признает диктат норм поведения, навязываемых ему Зарецким и «общественным мнением», и тут же, теряя волю, становится куклой в руках безликого ритуала дуэли.

     Основным  механизмом, при помощи которого общество, презираемое Онегиным, все же властно управляет его поступками, является боязнь быть смешным или сделаться предметом сплетен. В «онегинскую» эпоху нерезультативные дуэли вызывали ироническое отношение.

     Человек, выходивший к барьеру, должен был  проявить незаурядную духовную самостоятельность, чтобы сохранить собственный тип поведения, а не принять утвержденные и навязанные ему нормы. Поведение Онегина определялось колебаниями между естественными человеческими чувствами, которые он испытывал по отношению к Ленскому, и боязнью показаться смешным или трусливым, нарушив условные нормы поведения у барьера.

     Любая, а не только «неправильная» дуэль  была в России уголовным преступлением. Каждая дуэль становилась в дальнейшем предметом судебного разбирательства. И противники, и секунданты несли уголовную ответственность. Суд, следуя букве закона, приговаривал дуэлянтов к смертной казни, которая в дальнейшем для офицеров чаще всего заменялась разжалованием в солдаты с правом выслуги. Онегин, как неслужащий дворянин, вероятнее всего, отделался бы месяцем или двумя крепости и последующим церковным покаянием. Однако, «судя по тексту романа, дуэль Онегина и Ленского вообще не сделалась предметом судебного разбирательства. Это могло произойти, если приходской священник зафиксировал смерть Ленского как последовавшую от несчастного случая или как результат самоубийства. Строфы XL-XLI шестой главы, несмотря на связь их с общими элегическими штампами могилы «юного поэта», позволяют предположить, что Ленский был похоронен вне кладбищенской ограды, то есть как самоубийца»17.

Информация о работе День светского человека (по "Евгению Онегину")