Богатство этикетных возможностей разговорной речи

      Обращения выполняют и этическую функцию, то есть служат знаками вежливости: Многоуважаемый Иван Петрович.

      Обращения к собеседнику «могут быть не только эмоционально окрашены, но и социально  мотивированы»[Казарцева, 2001:250]. Многие формы обращений несут в себе коммуникативную значимую информацию о возрасте, поле, уровне общей культуры, образования и воспитания, месте постоянного или длительного проживания, профессии или роде занятий адресанта, о характере взаимоотношений между адресантом и адресатом (равный, высший, низший по социальному положению, равный, старший, младший по возрасту; знакомый, малознакомый, незнакомый; свой, чужой) и даже об историческом времени. Мамаша, это ваш ребенок? Проходи, Петрович. Гражданин, не задерживайте! Слышь, браток? Привет, земеля! Тятенька, идите обедать. Я, ваше благородие, робею-с.

      Обращения, будучи единицами прежде всего синтаксическими, выполняют не только коммуникативную, но и номинативную, то есть назывную функцию. Обращаясь, мы всегда делаем выбор  названия человека (группы лиц) из существующих в языковой системе (точнее – в нашем словарно-фразеологическом запасе) форм. Особенностью номинации обращения является то, что номинативная функция обращения являются специализированные вербальные знаки, то есть слова и устойчивые выражения, существующие в языке исключительно или преимущественно как обращения: браток, голубчик, голубушка, дружище, моя радость, моя прелесть; субстантированные прилагательные: дорогой, любезнейший, почтеннейший; вокативные (звательные) словоформы: ма, мам, па, пап, дядь, теть, ба, баб, дед, Маш, Нин, Зин, Валь и т.п.

      Есть  все основания говорить и о  прагматической функции обращений, то есть о функции воздействия  на адресата. Проявление этой функции  особенно заметно в обращениях-комплиментах в ситуациях просьбы, извинения, утешения, сочувствия: Красавица, дай погадаю, всю правду скажу. Милый, дорогой мой Иван Алексеевич, простите меня! Ушибся, бедненький, ну, иди ко мне, моя лапочка (мама – упавшему малышу).

      В реализации прагматических значений и  функций обращения важную роль играет мимика, интонация и порядок слов. Обращение – синтаксически независимая конструкция, оно не входит в структуру предложения, не является членом предложения; его местоположение относительно свободно, но нередко весьма значимо.

      Теперь  нам необходимо рассмотреть, какую роль могут играть знаки речевого этикета в художественных произведениях. 
 
 
 
 

       

2.2. Речевая этикетная  формула «Слава  Богу» в контексте  романа И. С.  Тургенева «Отцы  и дети».

 

      В традициях русского общения на этикетные  вопросы: «Как поживаете? Как здоровье? Как дела? и т.п. не принято отвечать в слишком розовых тонах, тем более самодовольно и эмоционально распространяться о своих успехах и удачах. Не принято и плакаться всем знакомым о своих житейских трудностях. Обычно отвечают: Ничего. Так себе. Живем помаленьку. Нормально. По-всякому. Или ограничиваются стереотипной шуткой: Живем, хлеб жуем. Дела, как сажа бела. Как в Польше… Жизнь только держись. Лучше всех, да никто не завидует и т. п. В народном речевом этикете, особенно среди христиан, принято отвечать: Слава Богу.

      Устойчивое  сочетание Слава Богу восходит к  словам Евангельских текстов и многих молитв[Одинцов, 1988: 65]. По христианской этике человеку следует за все и постоянно благодарить Бога. С давних пор это выражение вошло в повседневный речевой обиход.

      Слава Богу, - говорят, выражая радость, успокоение, удовлетворение при миновании житейских  трудностей, опасностей. Ночь была нехороша для Базарова… Жестокий жар его  мучал. К утру ему полегчало. Василий  Иванович оживился немного. – Слава  Богу! – твердил он. – Наступил кризис… прошел кризис. И. С. Тургенев. Отцы и дети.

      Частое  стереотипное употребление ответа Слава  Богу приводило если не к полной десемантизации, то к переосмыслению («хорошо, благополучно»), а это уже  затеняло изначальный смысл и  в некоторых ситуациях могло граничить с суесловием. Возможно, поэтому в простонародном речевом обхождении появляется и закрепляется третий компонент диалогического единства: этикетный отзыв на ответ Слава Богу – Слава Богу – лучше всего, выражающий единодушие согласие, одобрение именно такой формы ответа. «А сами вы здоровы?» - «Здорова, слава Богу». – Слава Богу – лучше всего. А вы? – прибавил Базаров, обращаясь к Дуняше. И. Тургенев. Отцы и дети. 

      Последний пример из романа И. С. Тургенева «Отцы  и дети» заслуживает того, чтобы на нем остановиться.

      Почему  патриархально-архаичное, диалектное выражение Слава Богу которое, казалось, уместнее было бы в устах сельского  священника, крестьянина или крестьянки, Тургенев вложил в уста молодого нигилиста  Базарова?

      Первый ответ, который лежит на поверхности и напрашивается сам собой, - это одна из иллюстраций (речевых деталей) к эпизоду спора Базарова с Павлом Петровичем Кирсановым о русском народе и о том, кто из них, аристократ, англичан Кирсанов или лекарский сын, нигилист Базаров лучше знает свой народ.

      - Нет, вы не русский после  всего, что вы сейчас сказали!  Я вас за русского признать  не могу.

      - Мой дед землю пахал, - с надменной  гордостью отвечал Базаров. –  Спросите любого из ваших мужичков, в ком из нас – в вас  или во мне – он скорее признает своего соотечественника. Вы и говорить-то с ними не умеете.

      Доказательств тому, что среди крестьян Базаров  более соотечественник, чем Кирсанов, в романе немало. Одним из самых  весомых доказательств является речь Базарова. Особенно это видно в сцене знакомства Фенечки и Базарова, где и встречается заинтересовавшая нас этикетная реплика.

      - Позвольте представиться, - начал  он [Базаров] с вежливым поклоном. – Аркадию Николаевичу приятель и человек смирный.

      Фенечка приподнялась со скамейки и глядела на него молча.

      - Какой ребенок чудесный! – продолжал  Базаров. – Не беспокойтесь, я  еще никого не сглазил. Что  это у него щеки такие красные?  Зубки, что ли, прорезаются?

      - Да-с, - промолвила Фенечка, - четверо  зубков у него прорезались,  а теперь вот десны опять припухли.

      - Покажите-ка… да вы не бойтесь,  я доктор.

      Базаров взял на руки ребенка, который, к удивлению  и Фенечки и Дуняши, не оказал никакого сопротивления и не испугался.

      - Вижу, вижу… Ничего, все в порядке:  зубастый будет. Если что случится, скажите мне. А сами вы здоровы?

      - Здорова, слава Богу.

      - Слава Богу – лучше всего.  А вы? – прибавил Базаров, обращаясь  к Дуняше.

      Дуняша, девушка очень строгая в хоромах  и хохотунья за воротами, только фыркнула ему в ответ

      - Ну и прекрасно. Вот вам ваш богатырь.

      Фенечка приняла ребенка к себе на руки.

      - Как он у вас тихо сидел, - промолвила она вполголоса.

      - У меня все дети тихо сидят, - отвечал Базаров, - такую штуку  знаю.

      - Дети чувствуют, кто их любит, - заметила Дуняша.¹

      Как видим, Базаров не пытается казаться своим. Он и есть свой.

      В обращении к Фенечке у Базарова все как положено. Он представляется вежливо, с мягкой шуткой (Аркадию  Николаевичу приятель и человек  смирный), но не манерно и не развязно; уверенно, но не высокомерно. Его уверенность основана на хорошем знании правил простонародного обхождения. Говорит Фенечке комплимент, лучший и желанный для молодой матери, держащей на руках своего первенца: - Какой ребенок чудесный! В то же время знает, что даже взгляд, тем более прямая похвала незнакомого, «чужого» в адрес младенца всегда пугает мать (это опасно, могут сглазить), поэтому спешит успокоить: Не беспокойтесь, я еще никого не сглазил. И чтобы окончательно успокоить и расположить к себе, продолжает разговор как внимательный и опытный доктор: Что это у него щеки такие красные? Зубки, что ли, прорезаются? Это вопрос своего. Мать тоже никогда не скажет, что у малыша «зубы режутся», а только «зубки». - Да-с, - промолвила Фенечка, - четверо зубков у него прорезались, а теперь вот десны опять припухли. - Да-с, - промолвила Фенечка, - четверо зубков у него прорезались, а теперь вот десны опять припухли. Вижу, вижу… Ничего, все в порядке: зубастый будет. Если что случится, скажите мне. А сами вы здоровы? - Здорова, слава Богу. («слава Богу» - непременное прибавление, оберег, чтобы не сглазить и не выглядеть самонадеянной, самодовольной). - Слава Богу – лучше всего – отзывается Базаров. Обычный простонародный вежливый отзыв на вежливый ответ «Слава Богу». Для Фенечки и Дуняши, которая тоже не обделена вниманием интересного собеседника, это тоже знак «своего». И вновь комплимент. - Ну и прекрасно. Вот вам ваш богатырь.

      Женщины выражают свое расположение тем, как  могут похвалить только женщины: - - Дети чувствуют, кто их любит (кого любят дети, того любят и женщины).

      Не  вполне понятно, почему из многообразных  колоритных крестьянских слов и выражений  Тургенев использует Слава Богу –  лучше всего, только ли для того, чтобы показать знание Базаровым  местного наречия и правил простонародного  обхождения? Только ли как одну из этих возможных простонародных фраз, пришедших к случаю?

      Думаю, что не случайно.

      У настоящего писателя, тем более у  такого мастера, знатока и ценителя русского языка, как Тургенев, найти  случайные слова и сочетания  весьма затруднительно, почти невозможно, ибо настоящий писатель стремится, как говорил Л. Н. Толстой, «к единственно нужному расположению единственно нужных слов».

      Базаров ведь не карикатурная «эмансипе» Кукшина, которой все равно, что сказать:

      - Ну, вот он взялся меня проводить. Слава Богу, я свободна, у меня нет детей… Что это я сказала: слава Богу! Впрочем, это все равною – Евдоксия взяла папироску своими побуревшими от табаку пальцами, провела по ней языком, пососала ей и закурила.

      Эта обмолвка Кукшиной окончательно убеждает, что в романе нет незначимых деталей и что ключи к более глубокому пониманию базаровской реплики следует искать в контексте всего романа, а не только в вышеприведенном фрагменте.

      Мы  еще раз убедились, что этикетная  формула, одно выражение помогает по-новому взглянуть на героя. Речь персонажа часто говорит о том, что хочет донести до нас автор. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Заключение.

 

      Русский речевой этикет как культурно-исторический и лингвистический феномен является неотъемлемой частью русской национальной культуры и, следовательно, достоянием мировой цивилизации.

      Речевой этикет очень нуждается в активном сохранении, то есть в собирании, изучении, описании языкового и речевого материала, в широком распространении научных знаний и культивировании лучших национальных традиций и форм доброжелательного обхождения в современном обществе.

      Системное изучения языка русской вежливости в его современном состоянии и динамике – актуальная научная и социальная проблема, находящаяся в сфере семиотики, лингвистики, этики, истории, социологии, этнографии, культурологии и психологии.

      Специфика этикетных выражений (знаков) обусловлена тем, что они принадлежат одновременно двум семиотическим системам: системе национального языка и системе национального этикета.

      В языке вербальный знак вступает в  системные отношения с другими  языковыми знаками (лексемами, фраземами, синтаксемами) и выполняет определенные коммуникативные или номинативные функции. Эти отношения и функции формируют его семантические, грамматические и стилистические и стилистические признаки как единицы языка.

      Этикетные выражения – это «аббревиатуры  смыслов»[Курочкина, Черник, 1994: 58] и коды социального поведения. Они не только хранят в себе информацию о нормах поведения, принятых в том или ином обществе в тот или иной исторический период, но и при определенных условиях способны моделировать поведение будущих поколений, расширяя диапазон и корректируя оттенки доброжелательного общения.