Страхование как социальная политика

  Второе. Недопустимо,  вызывающе велика  дифференциация доходов.  Каждый восьмой  гражданин России  все еще живет  за официальной  чертой бедности. 

  Третье. За первое  десятилетие XXI века  принципиально изменилось  представление о  нормальных потребностях  и возможностях  средней российской  семьи. Всего 10 - 12 лет назад речь  шла главным образом  о том, чтобы  не скатиться за  грань нужды, а  целые социальные  категории, прежде  всего пенсионеры, были вынуждены  существовать за  этой гранью. Теперь  же основная масса  населения предъявляет  запросы совершенно  иного порядка.  Социальная сфера  не успела адаптироваться  к этому. Население,  и в первую очередь  «средний класс», образованные и  хорошо зарабатывающие  люди, в своей массе  остается неудовлетворенным  уровнем социальных  услуг. Несмотря  на рост бюджетного  финансирования образования  и здравоохранения,  сохраняется низкое  качество, не остановлено  расползание принудительной  платности в этих  сферах. Далеки от  решения задачи  создания комфортной  среды проживания. 

  Четвертое. В условиях  значительного сокращения  численности населения  трудоспособного  возраста и увеличения  старшего возраста  неотложным становится  кардинальное повышение  эффективности социальных  расходов. Если мы  хотим сохранить  и тем более  качественно улучшить  ситуацию - другого  выхода у нас  просто нет. 
 

Социальная сфера  общественных отношений включает в  себя формы регулирования трудовых отношений, участие трудящихся в  управлении производственным процессом, коллективные договоры, государственную  систему социального обеспечения  и социальных услуг (пособия по безработице, пенсии), участие частных капиталов  в создании социальных фондов, социальную инфраструктуру (образование, здравоохранение, обеспечение жильем и т.д.), а также  реализацию принципа социальной справедливости.

Итак, субъект  социальной политики (социальные группы, имеющие в своих руках власть в социальной сфере), обеспечивая  достижение благосостояния а обществе (общество - совокупность исторически сложившихся форм совместной деятельности людей), реализует принцип социальной справедливости, который, по моему мнению, как наиболее общий, является целью деятельности социальной сферы общественных отношений. Социальная политика призвана гарантировать населению минимальный доход; социально защищать население от болезней, инвалидности, безработицы, старости. При этом обеспечение государством минимальных условий жизни касается только тех, кто не может это сделать самостоятельно. 

Социальная политика государства реализуется через  механизм государственных программ социального обеспечения и системы  социальных услуг. 
 
 

    Основным  средством построения теоретических  моделей, объясняющих сущностные черты  политических процессов, является метод. «Теория без метода, контролирующего  и расширяющего ее, – писал К. Бойме, – бесполезна, а метод без теории, которая приводит к его осмысленному использованию, бесплоден». В принципе не существует строгого соответствия теории и метода. Так, один и тот же метод может лежать в основе множества теорий, а одна теоретическая конструкция способна использовать множество методов описания и анализа политических явлений. В то же время существуют теории, формирующиеся по преимуществу на основе какого-то определенного метода. 

    Понимаемый  в самом общем виде как способ познания, метод чаще всего включает в себя две переменные: определенные принципы, выражающие то или иное понимание  политики и тем самым обусловливающие основные подходы к постановке и решению политических проблем, а также сумму определенных приемов, техник и процедур познания, применение которых зависит от уровня и характера изучаемых явлений, от стоящих перед учеными задач и условий текущего исследования. В силу сложности и многомерности политических объектов при их изучении, как правило, применяется не какой-то один, а определенное сочетание, комбинация различного рода методов, которые совпадают друг с другом лишь в самом общем толковании природы политики. В свою очередь, способы и приемы, используемые при описании и изучении политических явлений, служат одним из важнейших показателей развития политической науки в целом. 

    Несколько упрощая положение вещей, можно  сказать, что история становления  политической науки продемонстрировала вполне определенную эволюцию методов  познания, выявив широкие исторические этапы, на каждом из которых доминировали определенные способы политического  анализа. С этой логико-исторической точки зрения хорошо видно, как политические исследования постепенно переходили от одного этапа своего развития к другому. Так, безраздельно господствовавшие на протяжении I тысячелетия философско-нормативные  и теологические способы познания, основанные на метафизических и априорно-дедуктивных  подходах, постепенно утратили свою лидирующую роль к наступлению Нового времени, уступив место более рационализированным  формально-юридическим, институциональным  и историко-сравнительным приемам  познания политики. Последние со второй половины XIX столетия стали активно  использоваться наряду или вместе с  социологическими приемами изучения политической жизни, в основе которых лежали разнообразные  правила и принципы индуктивной  логики. В конце прошлого столетия это инициировало так называемую «бихевиоральную революцию», возвестившую ориентацию политических исследований на исключительно эмпирические методики, занимавшие практически монопольные позиции в науке с 20-х по 60-е гг. XX в. Во второй половине XX столетия, ознаменовавшей наступление постбихевиорального периода, было предложено более сложное сочетание традиционных и новых, количественных и качественных способов исследования политики. 

    Конечно, с содержательной точки зрения динамика методов никогда не была прямолинейной. Так, еще Аристотель наряду с этико-философскими способами познания политики использовал  и элементы сравнительного (компаративного) анализа, который стал одним из ведущих  исследовательских принципов во второй половине XX столетия. В то же время и современные исследователи  постоянно используют аристотелевскую  методику дистрибутивного (ценностного) анализа. 

    Нелинейный  характер эволюции способов познания политики сформировал в современной  политической науке несколько точек  внутреннего напряжения, свидетельствующих  о взаимном оппонировании самых  разнообразных методов познания политики. Эти методы таковы: 

    количественные (эмпирико-аналитические, сциентистские) и качественные (нормативно-онтологические, делающие акцент на феноменологической природе политических явлений); 

    рациональные (рассматривающие рациональные мотивы в качестве единственного источника  поведения человека) и те, что  настаивают на доминировании подсознательных  мотивов в человеческом поведении; 

    персоналистские (их сторонники рассматривают политику как отношения личности и государства) и институциональные (рассматривающие институты и нормы в качестве основных единиц политической деятельности человека); 

    социально ориентированные (утверждающие социальную природу фактов политики) и технократически ориентированные (рассматривающие технику как основу создания институтов власти). 

    Среди многих причин, лежащих в основе противоречивости методов, прежде всего необходимо выделить изменение научной картины мира, произошедшее в последние полтора столетия. Так, многие методы, сформировавшиеся в прошлом веке, были неразрывно связаны с идеей прогресса, линейного развития государства и общества в истории. Сегодня же преобладают более сложные картины социального и политического миров, которые однозначно отрицают понятия какого-то определенного вектора в политической эволюции человека и общества и утверждают понимание политики как сложно организуемого социального равновесия. 

    В научном процессе многие способы  толкования и изучения политической сферы, вытекающие из того или иного  понимания мира, не только конкурировали  между собой, но и пытались занять доминирующие позиции в научных  исследованиях. Желание создать  теоретические концепты, претендующие на монопольные позиции в науке, заметно прежде всего в столкновении двух, возможно, ведущих тенденций в современной политической науке: позитивистской (технико-рационалистской, в конечном счете ориентирующей исследование политики на количественные методы и стремящейся превратить политологию в точную науку) и политико-философской в широком смысле слова (теоретической, ориентирующейся на разнообразные исторические, социокультурные, психологические, антропологические и иные аналогичные подходы и методы исследований 

    В этом смысле крайне показательна борьба указанных тенденций в XX столетии, первые два десятилетия которого знаменовали бурный натиск бихевиоризма, пришедшего в политическую науку  из психологии. А. Бентли, Э. Торндайк, Ч. Мериам, Г. Лассуэлл и их единомышленники пытались на этой основе вытеснить господствовавший до того времени теоретический формализм, институционально-юридические ограничения исследований политики. Их «научный метод» предполагал необходимость эмпирического подтверждения данных в качестве единственного основания конституциализации науки. Главным объектом исследования объявлялось поведение человека, а в качестве условий превращения теоретических исследований в научные предлагались приемы верификации (интерсубъективной, т.е. доступной для других ученых, проверки полученных выводов), квантификации (количественного измерения) и обеспечения операциональности исследований (соблюдения последовательности в применении познавательных операций). 

    С методологической точки зрения в  основе такой теоретической заявки по сути дела лежало стремление не просто минимизировать пристрастность и субъективность анализа, а элиминировать (исключить) фигуру ученого из процедуры научных  исследований. Иными словами, признавалось, что ценностные суждения ученого, его  философско-мировоззренческая позиция так или иначе влияют на получаемые им выводы, препятствуя получению объективной, научной оценки явления. Таким образом, жестко разделялись политические факты и ценности. 
 

    Оценочные суждения легче всего вытеснялись  из научных исследований при изучении тех областей политики, в которых  можно было дать количественную интерпретацию  событиям. Поэтому основным предметом  исследований сторонников бихевиоральной методологии стали выборы, деятельность партий или – в более широком смысле – индивидуальное и микрогрупповое поведение политических субъектов (акторов). Однако основополагающая формула сторонников бихевиоризма «S (стимул) – R (реакция)», утверждавшая жесткую зависимость между побуждением и характером действия индивида, оказалась слишком упрощенной для того, чтобы разгадать загадки человеческого, чрезвычайно субъективного поведения в сфере политики. Более того, данная методология была неспособна объяснить механизмы взаимодействия крупных социальных групп, дать концептуальную оценку политики в мире в целом. Возникнув как антитеза чистому теоретизированию и умозрению, бихевиоризм породил новые трудности познания, одновременно продемонстрировав и ограниченность сугубо количественных измерений политического. 

    Стремление  подвергнуть все проявления политического  количественному измерению П. А. Сорокин называл «квантофренией», которая отвлекала теорию от решения важнейших проблем и создавала методологический тупик. «Квантификация, – писали американские ученые Г. Алмонд и С. Генсо, – несомненно внесла вклад в крупные достижения в политической науке и других социальных науках. Но она также породила значительное количество псевдонаучных опытов, выпячивающих форму, а не содержание исследования». 

    Основные  современные методы изучения политики 

    Уже в 30-х п. американский теоретик Т. Парсонс, критически оценивая возможности бихевиоризма, выступил против чрезмерного эмпиризма данного метода и направления исследований политики, настаивая на том, что наука прежде всего должна руководствоваться определенной теоретической мыслью, способной объяснить совокупность фактов на основе каузальной (причинной) и нормативной зависимостей. Другой видный американский ученый Д. Истон считал, что в силу чрезвычайной сложности политики теоретическое описание событий должно базироваться на предварительных гипотезах, опирающихся на общее видение ситуации. Он подчеркивал также, что для ученого крайне важно истолковывать факты, наблюдая их в широком социальном контексте. 

    В этих условиях была востребована и  философско-нормативная традиция, дававшая критику ценностно нейтрального отношения к политике. В рамках данной традиции были заново осмыслены идеи Р. Михельса и М. Острогорского, утверждавших, что деятельность политических институтов невозможно исследовать без анализа их неформальных связей; представления Дж. Уоллеса, Дж. Коуэлла и Г. Лас-суэлла о принципиальности психологических компонентов для понимания политического поведения; мысли У. Эллиота и Ч. Бирда о наличии «идеальных целей» в государственном управлении; посттехнократические идеи Б. Турнера, настаивающего на дополнении техницистских подходов нравственными соображениями, и т.д. 

    Такая методологическая установка, ориентированная  на формирование новых способов объяснения политики, объективно стимулировала  массовый приток в политическую теорию разнообразных способов и приемов познания не только из общественных, но и естественных наук – географии, математики, системной теории, кибернетики, герменевтики и др. 

    В русле этой же традиции во второй половине XX столетия были концептуализированы важнейшие, лежащие теперь в основе политического анализа методы структурно-функционального анализа (Т. Пар-соне, М. Леви, Р. Мертон), системного (Д. Истон), информационно-кибернетического (К. Дойч), коммуникативного (Ю. Хабермас) и политико-культурного (Г. Алмонд) исследования политики.