Земледелие на территории Южной Сибири в эпоху бронзы (по материалам Хакасско-Минусинской котловины

2) охота в  зимнее время;

3) в летнее  – рыболовство;

4) разведение  домашнего скота, который содержали ещё в небольшом количестве: при доме, в оградах (охота, как и скотоводство, имела ещё важное значение в хозяйстве афанасьевцев, так как в многих могилах встречены почти в равном количестве кости домашних животных (коровы, лошади, овцы), диких (зубр, марал, косуля, лисица, бурундук) и даже рыб).

5) производство  небольших посевов полезных растений [Киселев, 1951].

       Таким образом, прямых указаний  на занятие афанасьевских племен  земледелием нет, но наличие  одной из ранних форм его мы должны предполагать, так как обычно оно развивается параллельно с ранними формами скотоводства. Вполне возможно, по мнению М.П. Грязнова, что находимые в могилах каменные песты и предполагаемые к ним деревянные ступы, а также каменные и роговые колотушки служили для обработки продуктов земледелия. С.В. Киселев считал, что некоторые каменные колотушки афанасьевской культуры носят «горняцкий» характер [Киселев, 1951].

Большим достижением  в хозяйственной жизни афанасьевских  племен стало занятие скотоводством. Это подтверждается многочисленными находками костей домашних животных (лошади, коровы, овцы). «В соотношении же этих животных в стаде говорить пока нельзя». Мнение С.В.Киселева до сих пор остается в силе [Косарев, 1991].

Как земледелие, так и  скотоводство афанасьевских племен были ещё крайне примитивны и представляли собой одну из ранних форм производящего хозяйства, но это уже была сложившаяся форма хозяйства, дающая некоторое постоянное обеспечение продуктами питания наряду с охотой и рыболовством.

В древнейший период истории Хакасско-Минусинской котловины выдающееся место занимает окуневская культура, которая датируется началом II тыс. до н.э. Этой культуре предшествовала не менее яркая неолитическая культура с оригинальными каменными изваяниями, наскальными писаницами, предметами из меди. Археологические материалы подтверждают, что основными занятиями племен окуневской культуры являлись охоты, рыболовство, собирательство и скотоводство. Прямых данных о занятии земледелием не представлено. Однако костные остатки (например, поселение Кадат VI) и петроглифы на скалах и отдельных плитах свидетельствуют о наличии у окуневцев коров, лошадей и овец [Кызласов, 1992].

   Следующая за окуневской андроновская культура (II тыс. до н.э.) является предметом исследования археологов. Комплексное скотоводческо-земледельческое хозяйство с охотой и рыболовством в качестве подсобных промыслов продолжало сохраняться в Южной Сибири в период развития бронзы и в раннем железном веке.

Андроновцы, по мнению Л.Р. Кызласова, жили в небольших землянках с утепленными загонами для скота. Основным занятием их было разведение крупного рогатого скота, а также овец и коз параллельно население занималось мотыжным земледелием и охотой [Кызласов, 1992].

На вопрос о существовании  земледелия в Хакасско-Минусинской котловине Г.А. Максименков, опубликовавший огромный материал, как по погребальным памятникам, так и по поселениям, сообщает, что «о развитии земледелия в андроновское время на Енисее никаких прямых свидетельств нет» [Максименков, 1978].  В его же работе приведены весьма яркие примеры о занятии населения этого времени скотоводством. Наряду с коровой, лошадью, овцой в стаде андроновцев зафиксирована коза. Скотоводство в хозяйстве обитателей Алексеевского поселка играло очень важную роль. Из 1206 костей, найденных главным образом в землянках и зольниках, только 12 были определены Н.А. Сугробовым как остатки именно диких животных, добытых на охоте. Также на территории пяти жилых землянок были найдены остатки 8 лошадей, 12 коров и быков, 23 овец и коз [Максименков, 1978].

Однако совершенно отрицать наличие земледелия у андроновских племен Енисея не совсем верно, т.к. андроновцы Казахстана и Приуралья были не только замечательными скотоводами и металлургами, но и земледельцами [Сунчугашев, 1989]. Опираясь на данные Алексеевского поселения, С. В. Киселев полагал, что «земледелие, получив большое распространение, вызывало больше внешних, чем внутренних перемен… Земледелие в своей первоначальной форме могло вновь усилить хозяйственное значение женщины» [Киселев, 1951]. Земледелие играло на самом деле наряду со скотоводством большую роль в хозяйстве. На его наличие указывают, прежде всего, находки в двух землянках Алексеевского поселка каменных мотыг. Они подтреугольной формы, с выемками по бокам. В выемках помещался ремень, привязывавший мотыги к рукоятке. В землянке №4 был найден бронзовый серповидный нож, или «секач». В. В. Гольмстен предположила, что эти орудия являются не серпами, а косарями для расчистки под посевы пойменных участков, обычно поросших тальником и другими кустарниками [Гольмстен, 1933].

Серпов на Алексеевском поселении  найдено не было. Однако по форме  их можно судить по находке бронзового серпа в женском погребении №3 андроновского могильника, раскопанного Б. Н. Граковым у аула Тулайкина [Киселев, 1951]. Найденная близ Чкалова каменная литейная форма, приспособленная для одновременной отливки трех серпов такого типа, свидетельствуют о большей потребности у местного андроновского населения в этих земледельческих орудиях. Особенно ярким доводом в пользу значения земледелия в хозяйстве Алексеевского поселка служат находки на жертвенном холме, расположенном на северо-западной его окраине. Здесь в специальных ямках обнаружены остатки жертвоприношений. Лишь в двух случаях сожжены кости животных. Во всех остальных ямках стояли один или два горшка типичной андроновской формы и орнаментации (их найдено 56). Однако особый интерес представляют пять жертвенных ям на восточном склоне холма. В них, так же как и в ямах с остатками сожжения мяса, не было горшков. Зато на дне их были найдены остатки сожжения хлеба в виде пережженных зерен и стеблей пшеницы [Сунчугашев, 1989]. Такое повторенное несколько раз применение пшеницы в культовом обряде, несомненно, говорит, по словам Я.И. Сунчугашева, в пользу значительности роли андроновского земледелия.

О его распространенности у жителей поселка говорят  и находки во всех алексеевских землянках пестов, мотыг, зернотерок и курантов к ним.

В итоге, как считает Киселев, земледелие заняло важное место в  андроновском хозяйстве. Именно с ним связываются и многие андроновские особенности – оседлость, проявляющаяся не только в жилище, но и в плоскодонности сосудов, появление деревянных конструкций и др. Андроновский культурный этап не был изолированным. Исследования В.А. Городцова, О.А. Граковой, А.И. Тереножкина, М.И. Артамонова, А.П. Круглова, Г.В. Подгаецкого показали сходство андроновских памятников со срубными нижневолжских, донских, донецких степей и указали на значительную роль земледелия в хозяйстве их обитателей [Киселев, 1951].

В конце бронзового века в Южной Сибири расцвела карасукская  культура (XIII – VIII вв. до н.э.), у её представителей было развито скотоводство. Разводили они преимущественно крупный рогатый скот, лошадей, овец и верблюдов. Но также они возделывали пашни и сеяли хлеб, охотились [Кызласов, 1993].

До сих пор весьма ценными  для понимания земледелия в карасукское  время остаются положения, высказанные  С.В. Киселевым, «земледелие у карасукцев шагнуло вперед сравнительно с предыдущим временем», далее, говоря о серпах карасукского времени, он отмечал «есть среди минусинских бронз такие серпы, которые отличаются и от андроновских, и от тагарских. Они уже не черешковые, как андроновские. Для прикрепления к рукоятке в них имеется отверстие, как у тагарских. Но от последних их отличает небрежность отливки и большие размеры отверстий и своеобразные формы» [Киселев, 1951]. Указанные С.В. Киселевым серпы хранятся в Минусинском музее. Там же имеется и каменная, песчаниковая, форма для литья указанного типа серпов. Вместе с ней было найдено несколько медных обломков меди. Вероятно, уже в карасукское время появились литейщики, занимавшиеся изготовлением сельскохозяйственных орудий.

В землянках, раскопанных  М.П. Грязновым (Каменный Лог I) были выявлены небольшие помещения, вероятно, служившие кладовыми для запасов, а также десятки ямок, заполненные костями животных, черепками посуды, вещами. Главное, что там же найдены обломки зернотерок, колотушки, обломки глиняных литейных форм [Вадецкая, 1986].

Археологом Минусинского музея Н.В. Леонтьевым в слое карасукского поселения найдены фрагменты орудий для обработки зерна: хорошо выраженные обломки зернотерок из розового и серого песчаника.

В 1976 году археологом Хакасского областного музея Э.А. Севастьяновой  раскопано поселение карасукской культуры (XIII – XII вв. до н.э.) в 6 км от ж\д станции Аскиз, у горы Тунчух. Поселение занимает около 45000 км2 со значительным культурным слоем, где, наряду с типичной карасукской керамикой, была найдена половина зернотерки из плотного серого песчаника длиной 30 см., шириной 24 см. при толщине 3 – 5 см. (рис. 3) В целом зернотерка имела длину не менее 60 см. Это первая хорошо датированная зернотерка каракуского времени [Сунчугашев, 1989].

Неподалеку от указанного карасукского поселения археологом Государственного исторического музея (Москва) Е.Е. Филипповой был исследован карасукский могильник Хара-Хая. Таким образом, правый берег реки Аскиза был занят родовыми общинами карасукской культуры. Е.Е. Филиппова среди находок памятника Хара-Хая отмечает ящик №14, в плитах покрытия и северо-восточной стенке которого были выбиты изображения животных, людей, колесниц. Наличие именно колесниц, по её мнению, позволяет предполагать, что при пахоте в качестве тягловой силы могла быть использована лошадь, что может быть свидетельством  использования в карасукское время земледельцами примитивной деревянной сохи, не имевшей, по словам Е.Е. Филипповой, металлического наконечника [Филиппова, 1973].

В кургане карасукского могильника на реке Бее около станции Уйбат найден кельт пещерного типа (рис. 4), но есть также и низкие простые клиновидные кельты, они найдены в Старшем Томском могильнике и в погребении на Базаихе около Красноярска. С.В. Киселев считает, что, скорее всего, многие из них относятся и к более позднему (тагарскому) времени, однако впервые они появились в карасуке. Распространены они главным образом в Минусинской котловине [Киселев, 1951].

Затем по литейной форме, найденной в Старшем Томском  могильнике, к концу карасукского времени можно относить клиновидные гладкие кельты с ушком на широкой грани. К карасукским можно отнести и сверху овальные кельты типа Базаихи, отличающиеся наличием выпуклости на плоской грани [Киселев, 1951].

Однообразие форм содержат серпы карасукского времени. Но есть среди минусинских бронз такие серпы, которые отличаются и от андроновских, и от тагарских. Они уже не черешковые, как андроновские. Для прикрепления к рукоятке в них имеется отверстие, как у тагарских. Но от последних их отличает небрежность  отливки, большие размеры отверстий и своеобразные формы. Они, так же как и тагарские, заострены на конце, но конец этот несколько отогнут. Благодаря такой особенности эти серпы напоминают западноевропейские бронзового века, а главное, они сближаются с вогнутообушковыми карасукскими ножами. Незначительное количество находок таких серпов, скорее объясняется меньшим значением земледелия в Минусинской котловине в карасукскую эпоху [Сунчугашев, 1975].

В литературе по археологии Южной Сибири содержатся косвенные свидетельства о том, что карасукцы были первыми ирригатами в долине реки Аскиз. Об этом свидетельствуют древнейшие оросительные каналы (в настоящее время они полностью нарушены пашнями или по их трассе проведены современные каналы), описанные в конце XIX века Н.Ф. Катановым [Сунчугашев, 1989].

Ко времени  деятельности тагарских племен (700 – 100 л. до н.э) в Хакасско-Минусинской котловине земледелие сложилось уже хорошо. Были созданы основные земледельческие орудия, установись взаимоотношения земледельцев с группами населения, занимавшегося в главном случае скотоводством, охотничьим промыслом и горно-рудным делом. Разновидности орудий зависели прежде всего от обрабатываемых почв. Человек тагарской эпохи не представлял себе земледелие без орошения. Ю.С. Гришин полагает, что материалы для воссоздания комплекса земледельческих орудий весьма скудны [Гришин, 1960]. Он и другие археологи полагают, что земледелие в тагарскую эпоху было мотыжным, хотя нет никаких оснований говорить об отсутствии в то время примитивного плуга или сохи.

           Почвообрабатывающие орудия земледелия тагарцев представлены мотыгами. С.В. Киселев писал, что они дошли до нас лишь в ритуальных воспроизведениях из бронзы: можно предполагать, что рабочие мотыги делались из рога, кости, или из камня [Киселев, 1951]. Предположения о костяных мотыгах или о роговых можно считать правильным, так как в тагарскую эпоху были встречены большое количество костных и роговых орудий [Сунчугашев, 1989]. Они были распространены при рытье могильных ям, каналов, горных выработок.  Сохранились изображения человека с мотыгой на каменной плите, фигуры (рис. 5), где человек держит предмет, очень похожий на мотыгу с длинной ручкой и характерным наконечником, а также где человек держит орудие с короткой ручкой  типа корнекопалки (озуп) с металлическим наконечником [Патачаков, 1958].

Тагарские земледельцы  уборку урожая производили довольно массивными бронзовыми серпами, 83%  всех датированных серпов были найдены в степной полосе правого берега Енисея (Минусинская степь, по реке Тубе, Сыде, Ое и Енисея). Возможно, серпами также заготавливали сено. Каждое хозяйство, занимающееся земледелием, имело бронзовые серпы. Они найдены на правом и левом берегах Енисея. Земледельческий клад, найденный в деревне Брагино (рис. 6), содержит набор орудий исключительно земледельческий, особо ценны в кладе серпы, кельты. [Сунчугашев, 1989]. 

Тагарские земледельческие  орудия найдены в разное время  около населенных пунктов Бея, Сабинка, Кала, Бондарево.  Этот регион имел в  прошлом наибольшую площадь орошаемых земель в Хакасии.

Наличие у древнего населения  земледелия подтверждают находки каменных орудий для обработки зерна. К ним относятся зернотерки, жернова, ступы деревянные, служившие для очищения зерна от шелухи, которые, к сожалению не сохранились.

Орудия труда, как правило, не являются обязательным инвентарем в погребальных памятниках. Обычно большее их количество представляется в долговременных или временных  поселениях при медеплавильных или  на медных рудниках тагарской эпохи, т.е. там, где проживали рудокопы и плавильщики в течение лета. Иногда плиты зернотерок разбивались, и их осколки выбрасывались в отвал вместе с обломками кухонной посуды, костями домашних животных и диких [Сунчугашев, 1989].