Западники и славянофилы

     Итак, по Чаадаеву, результатом  иди Бога является духовное  бытие, которое предвосхищает  материальное и вещественное. Оно  влияет на «бытие природы», раскрывая  в нем всеобъемлющую силу высшего  разума, и сливается в ним в воплощении социального, исторического бытия в силу того, что человек и разум настолько близки друг другу.

     Наиболее ярко взгляды  Чаадаева на способность человека  познавать окружающий мир выражены  в «Философических письмах», а  также в «Отрывках» 1829–1831 годов.  Некоторые вопросы затрагиваются  и в «Апологии сумасшедшего»,  помимо статей и переписки.

     Чаадаев отводил разуму  первую роль в познании. По  его убеждению, наука не может  существовать без философии и  теории. Он был убежден, что  в процессе познания человек  пользуется мировым разумом, поскольку  отдельный разум человека не  способен охватить и изучить  всю сущность бытия. Столкновение  сознаний виделось им как средство  для познания, поскольку оно ведет  к отсеиванию лишних, не ведущих  к истине, мыслей, и способствует  слиянию верно направленных теорий. Таким образом, теории Чаадаева  о том, что любая мысль человека  есть не его мысль, а рода  человеческого, и о том, что   «сознание человека – продукт  общественного разумения» производят  впечатление известной противоречивости.

     Исходя из этих  идей, Чаадаев пытался определить  особенности и различия национальных  сознаний двух противоположных  миров – Востока и Запада. Он  подразумевал под нацией некоего  совокупного индивида, а потому  приписывал этому образу не  только индивидуальный разум,  но и индивидуальный дух. По  его представлениям, в Китае и  Индии разум смешан с воображением, в Германии разум занят отвлеченными  теориями, в Англии проявляются  наружу лишь действенные и  активные побуждения, а спокойные  хранятся внутри сознания.

     Что до русского  менталитета, то Чаадаев считал, что в России чувства всегда  главенствуют над разумом, сознание  русского человека пользуется  скорее интуицией, чем логикой  и характеризуется отсутствием  традиций. Недостатки дворянства  он видел именно в этих особенностях  русского менталитета. 

     Оригинальность концепции  религиозных воззрений Чаадаева, составляющая неотъемлемую часть  его философских взглядов, достойна  отдельного рассмотрения. В них  отчетливо прослеживается связь  с идеями французской католической  философии. Чаадаев считает, что  истинный путь истории возникает  лишь с момента возникновения христианского общества. В христианстве он видит идею единства, символом которого является Римский Папа. Институт папства для Чаадаева видится благодетельным со следующих позиций: непрерывность передачи божественной истины между следующими друг за другом первосвященниками является залогом устойчивости западного мира; разделение духовной и светской власти обеспечивает как организующий смысл, так и большую духовную независимость, определяя активную социальную позицию католичества .

     Однако по отношению  к католичеству применительно  к реальности русской жизни  Чаадаев придерживался двоякой  позиции. Католичество виделось  им как единственно истинная  форма религии, поскольку основывалась  на единстве. Но внедрение католицизма  в России он не приветствовал,  так как своей задачей видел  скорее пробуждение в России  веры вообще. При этом конечной  целью он видел слияние православия  и католицизма.

   Исторические воззрения Чаадаева

 Одной из важнейших тем для Чаадаева была проблема характеристики самосознания России и будущего страны. В связи с этим он рассматривал и остальные проблемы, в том числе религиозные и философские. Несмотря на всю его вовлеченность в изучение этих тем, они все же оставались прикладными к основной проблеме.

     Чаадаевское видение России обозначается следующим: Россия является аномальной страной, чье развитие складывается вопреки законам развития наций. Положительные стороны российской действительности не занимают его внимания, поскольку Чаадаев увлечен в основном выявлением пороков и несовершенств русского народа.

     Своеобразность России  понимается Чаадаевым с помощью  антитез ее истории и современности определенным законам, которым следует история человечества. Причиной изолированности русской цивилизации он называет обособленное географическое положение страны, которое не дает ей причислить себя ни к Востоку, ни к Западу, тем самым оставляя ее вне времени, вне пространства и даже вне исторического прогресса.

     Условия жизни в  Росси видятся ему невозможными  для нормального существования  человека, безрадостными, лишенными  смысла, обесценивающими личностное  начало человека. Бурные эпохи  перехода от юности к зрелости  в своем развитии пережили  все общества, кроме России, в  которой ничего не меняется. «Мы  растем, но не созреваем, движемся  вперед, но по кривой линии;  то есть такой, которой не  ведет к цели».

     Однако Чаадаев отмечает, что в прошлом таковое движение  имело место, но вслепую, без  ориентиров и преимущественно  в направлении усиления рабства.  Сначала, по его мнению, Россия  являлась представителем дикого  варварства, затем – глубочайшего  невежества, после длительное время  находилась под властью не  менее варварского и невежественного  завоевателя, от которого и  наследовала дух тирании. Освободившись  от татаро-монгольского ига, Россия  создала для себя новый вид  рабства – крепостничество. Русская  история «была заполнена тусклым  и мрачным существованием, лишенным  силы и энергии, которое ничего  не оживило кроме злодеяний  ничего не слисшего, кроме рабства» .

     Подводя итог своим  теориям, Чаадаев заключает: «Про  нас можно сказать, что мы  составляем исключение среди  народов. Мы принадлежим к тем  из, иных, которые как бы не  входят составной частью в  род человеческий», и добавляет;  «а существуют лишь для того, чтобы преподать великий урок  миру: то есть, урок того, как и  почему народ выпадает из рода  человеческого и как вновь  войти в его состав» .

     Он полагает, что внимание  провидения, отмеренное другим народам,  обошло Россию стороной. Она не  подпадает под действие закона  о единстве народа, поскольку  не наблюдается ни единства  внутри самого русского менталитета,  ни среди сообщений России  с другими нациями. Говоря о  роли религии, то есть христианства, в истории Запада и России, он видит, что после католицизма  Запад освободился от крепостничества,  а русский народ, напротив, именно  после христианизации и попал  в новое рабство. Это заставляет  его усомниться в православии,  которое не возражало светской  власти.

     Устранение этой аномальности видится Чаадаевым путем внедрения западного воспитания. Это своеобразно идеалистичная позиция. Приветствуя реформаторские меры Петра I, Чаадаев пишет: «Ничто великое или плодотворное в порядке общественном не появляется, если оно вызвано настоятельной потребностью, и социальные реформы удаются лишь при том условии, если они отвечают этой потребности» . Деятельное начало, реформаторство и преобразовательная деятельность во имя прогресса считаются им благими деяниями. Однако, по его мнению, даже одаренные от природы умы в России не имеют возможности для развития. Общество, лишенное убеждений даже в предметах ежедневности, не способно процветать и развиваться. Его истинное общественное развитие не может начаться, поскольку за все время его существования первые годы жизни цивилизации почти неотличимы от современных Чаадаеву. «Мы живем в каком - то равнодушии ко всему, в самом тесном горизонте без прошлого и будущего. Если ж иногда и принимаем в нем участие, то не от желания, не с целью достигнуть истинного, существенно нужного и приличного нам блага, а по детскому легкомыслию ребенка, который подымается и протягивает руки к погремушке, которую завидит в чужих руках, не понимая ни смысла её, ни употребления» .

История русского народа видится Чаадаевым  как череда сплошных отречений от прав и благ в пользу властителей. Именно это обстоятельство и побуждает  Чаадаева доискиваться до причин порабощения  и России, и соседних народов. Особенную  горечь вызывает в нем то обстоятельство, что истины, давно известные другим народам, в Росси только-только открываются, и не вошли еще в жизнь, рассматриваясь исключительно как теоретическое  умствование.

     Чаадаевская концепция считается в исторической науке пессимистической. Однако в его теории есть место и оптимизму. Он осознанно заявляет, что не считает, будто в России одни только пороки, а на Западе – только добродетели. Его мнение однозначно: «Настанет пора рассуждений, мы вновь обретем себя среди человечества, хотя трудно сказать когда» . Хоть и в весьма парадоксальной форме, но он указывает, что Росси предопределено соединить в себе два главных начала, духовное и материальное, и предсказывает России объединении всей цивилизации в единую нацию, единую историю земного шара. По его мнению, русские одарены природным умом, и называет великой общечеловеческую роль русского народа. Он верит, что роль России в разрешении вопросов, волнующих все человечество, в том, чтобы стать умственным сосредоточием Европы, и ее грядущее могущество будет превосходить нынешнее. Он ждет от народа прогрессивных, истинных идей справедливости, права, порядка. Тем самым он завуалировано дает понять, что по его мнению, в истории России нет пока ничего даже близко подобного, однако сказать об этом в открытую в то время было бы безрассудством.

     Современники Чаадаева  были поражены настолько шокирующим  осмыслением исторического пути  и предназначения России. Принципы  новейшей европейской историософии были впервые применены к России. Чаадаев выявил парадоксальные факты того, что весь путь России не укладывался ни в одну философскую модель, одни факты противоречили другим, а те закономерности, которые присутствовали в жизни европейских стран, полностью отсутствовали в России. Чаадаев увидел Россию в хаосе, неорганизованных и детских подражаниях Западу, которые не затрагивали основных положений вещей.

     Слава первого русского  критика неспроста укрепилась  за ним. Он обладал обширными  познаниями в области всемирной  политической истории, что и  давало ему достаточную пищу  для оценок и рассуждений. В  ответ на множество обвинений  в политическом пессимизме Чаадаев  пишет: «У меня есть глубокое  убеждение, что мы призваны  решить большую часть проблем  социального порядка, завершить  большую часть идей, возникших  в старых обществах, ответить  на важнейшие вопросы, которые  занимают человечество. Но прежде  чем Россия станет «совестным  судом» по тяжбам человеческого  духа, она должна понять свое  прошлое, признать свои собственные  заблуждения, раскаяться в них,  сделать плодотворные выводы  на будущее» .

     Значение духовной  жизни постоянно подчеркивается  Чаадаевым. Его заботят в первую  очередь именно умственный прогресс, продвижение в образовании, распространение  духовных идей и их внедрение  в повсеместную жизнь. Здесь  он встает на позиции западного  развития России, однако при этом  предостерегает от слепого, бездумного  копирования западной модели, заимствования  всех попавшихся под руку идей.

     Критикуя славянофилов, Чаадаев возражает им, говоря, что  Росси предстоит изменить мировое  общество никак не военными  методами, подразумевая период военных  кампаний в Крыму. Он приветствует  в первую очередь просветительское  реформаторство, исправление и перенаправление  идей, витающих в обществе, и именно  на Россию он возлагает ответственность  за инициативу проведения великодушных  и гуманистических мыслей, поскольку  она не обременена привязанностями  и страстями Европы.

     По мнению Чаадаева, земная власть не сможет помешать  миру идти вперед. России предназначено  идти вперед и наращивать духовную  мощь, поскольку влияние нации  зависит не от внимания к  ней других народов, а от  духовной мощи и нравственного  влияния. Эту же цель, то есть  нравственное облагораживание общества, он ставил и конкретно перед  собой. Политические учения виделись  ему ограниченными средствами  для достижения наилучшего образа  жизни, используя для этого  лишь воспитание мудрости и  ответственности в правителях. При  этом, критикуя обстоятельства, исторически  сделавшие Россию отсталой в  развитии, Чаадаев именно в них  видит надежду на будущие преимущества. По его мнению, русское общество  должно начать движение вперед  и образовать связующую нить  с Западом, основываясь на присущем  русскому народу пренебрежении  к природе той власти, которая  им управляет. В этом он видит  счастливое положение, позволяющее сказать, что Россия опередила западные страны.  «Мы пришли позже других, а значит сможем сделать лучше их» ,  если в силах русского общества будет верно оценить свое преимущество и использовать свой опыт без ошибок, промедления и суеверий.

     Особенности развития  России, обусловившие ее отсталость, невозможно осознать без понимания  социальной концепции «Философических  писем», которые заключали в себе  начало будущей горячей полемики  о судьбах России, первой полноценной  философией русского исторического  процесса. Мнение Чаадаева о том,  что возрождение Росси должно  начаться с возрождения и реконструкции  веры, с придания обществу истинно  христианского импульса можно  назвать самым оторванным от  реальности. Он полагал, что все  самое лучшее и продвинутое  в западном обществе создано  с помощью христианства и исключительно  под его довлеющим началом.  Православие же обрекает Россию  на отсталое плетение в хвосте  Европы, замыкание в религиозном  обособлении. Он приводил в  пример католичество, пронизанное  идеей единства, как единственно  верный образец для подражания, определивший развитие западного  мира, его политику, науку, философию  и литературу, установивший высокие  нравственные нормы и предопределивший  возникновение свободы личности.