Столыпинская аграрная реформа

Деятельность Крестьянского  банка вызывала растущее раздражение  среди помещиков. Это проявилось в резких выпадах против него на III съезде уполномоченных дворянских обществ в марте-апреле 1907 г. Делегаты были недовольны тем, что банк продает землю только крестьянам (некоторые помещики были не прочь воспользоваться ею услугами как покупатели). Их беспокоило также то, что банк не совсем еще отказался от продаж земли сельским обществам (хотя он старался продавать землю в основном отдельным крестьянам цельными участками). Общее настроение дворянских депутатов выразил А.Д.Кашкаров: "Я полагаю, что Крестьянский банк не должен заниматься разрешением так называемого аграрного вопроса... аграрный вопрос должен быть прекращен силой власти".

В это же время крестьяне  весьма неохотно выходили из общины и укрепляли свои наделы. Ходил слух, будто тем, кто выйдет из общины, не будет прирезки земли от помещиков.

Только после окончания  революции аграрная реформа пошла  быстрее. Прежде всего правительство  предприняло энергичные действия по ликвидации земельных запасов Крестьянского банка. 13 июня 1907 г. этот вопрос разбирался в Совете министров, было решено образовать на местах временные отделения Совета банка, передав им ряд важных полномочий.

Отчасти в результате принятых мер, а также вследствие изменения общей обстановки в стране дела у Крестьянского банка пошли лучше. Всего за 1907-1915 гг. из фонда банка было продано 3909 тыс. дес., разделенных примерно на 280 тыс. хуторских и отрубных участков. До 1911 г. объем продаж ежегодно возрастал, а затем начал снижаться.

Это объяснялось, во-первых, тем, что в ходе реализации указа 9 ноября 1906 г. на рынок было выкинуто большое количество дешевой надельной "крестьянской" земли, а во-вторых, тем, что с окончанием революции  помещики резко сократили продажу своих земель. Оказалось, что подавление революции, в конце концов, не пошло на пользу созданию хуторов и отрубов на банковских землях.

Вопрос о том, как  распределялись покупки банковских хуторов и отрубов среди различных  слоев крестьянства, исследован недостаточно. По некоторым прикидкам, богатая верхушка среди покупателей составляла всего 5-6 %. Остальные принадлежали к среднему крестьянству и бедноте. Ее попытки закрепиться на землях банка объяснялись довольно просто. Многие помещичьи земли, из года в год сдававшиеся в аренду одним и тем же обществам, стали как бы частью их надела. Продажа их Крестьянскому банку ударила в первую очередь по малоземельным хозяевам. Между тем банк давал ссуду в размере до 90-95 % стоимости участка. Продажа укрепленного надела обычно позволяла уплатить первый взнос. Некоторые земства оказывали помощь по обзаведению на хуторах. Все это толкало бедноту на банковские земли, а банк, имея убытки от содержания купленных земель на своем балансе, не был разборчив в выборе клиентов.

Ступив на банковскую землю, крестьянин как бы восстанавливал для себя те изнурительные и бесконечные  выкупные платежи, которые под давлением  революции правительство отменило с 1 января 1907 г. Вскоре появились недоимки по банковским выплатам. Как и прежде, власти вынуждены были прибегать к рассрочкам и пересрочкам. Но появилось и нечто такое, чего крестьянин раньше не знал: продажа с молотка всего хозяйства. С 1908 по 1914 г. таким путем было продано 11,4 тыс. участков. Это, по-видимому, было прежде всею мерой устрашения. И основная часть бедноты, надо думать, осталась на своих хуторах и отрубах. Для нее, однако, продолжалась та же жизнь ("перебиться", "продержаться", "дотянуть"), какую она вела в общине.

Впрочем, это не исключает  того, что на банковских землях появились и достаточно крепкие фермерские хозяйства. С этой точки зрения землеустройство на банковских землях было перспективнее, чем на надельных.

Главными органами по проведению землеустройства

Уездные землеустроительные комиссии являлись главными органами по проведению землеустройства на местах. Они состояли из уездного предводителя дворянства, председателя уездной земской управы, лица, назначенного главным управлением землеустройства и земледелия, уездного члена окружного суда, члена от удельного ведомства, податного инспектора, земского начальника, трех членов от уездного земского собрания и трех представителей от крестьян, избираемых волостными сходами, столь же антидемократичными и антикрестьянскими были губернские землеустроительные комиссии, заседавшие под председательством губернатора и включавшие в свой состав председателя губернской земской управы, управляющего местными отделениями Крестьянского и Дворянского банков, а также других высокопоставленных лиц царской чиновной бюрократии.

Общее руководство названными комиссиями осуществлял комитет  по землеустроительным делам, учрежденный  при главном управлении землеустройства  и земледелия. В руки комиссий, состоявших в основном из помещиков, отдавалось все землеустройство. Чтобы усилить ретивость чиновников землеустроительных комиссий, подтолкнуть их на более активное проведение реформы, главное управление землеустройства и земледелия учредило в 1912 г. Наградный знак «За труды по землеустройству», который выдавался «за особые заслуги» - фактически за наиболее разнузданное и жестокое насилие и произвол над крестьянской массой. В помощь землемерам придавались так называемые землемерные помощники, или техники. Землемеры и техники получали высокое жалование, им щедрой рукой раздавались награды и поощрения. Это делалось для того, чтобы покрепче привязать чиновников землеустроительных комиссий к столыпинской колеснице, заставить верой и правдой служить царизму и помещикам. Только в Минской губернии в 1912 г. на содержание землеустроительного аппарата и хозяйственные расходы было ассигновано 56,4 тыс.р.

Значительную роль в осуществлении реформы сыграли земские учреждения. «Земство – кусочек конституции, - писал В.И.Ленин. – Пусть так. Но это именно такой кусочек, посредством которого русское общество отманивали от конституции. Это – именно такая, сравнительно очень маловажная позиция. Которую самодержавие уступало растущему демократизму, чтобы сохранить за собой главные позиции…» В. И.Ленин называл земство пятым колесом в самодержавной бюрократической повозке.

Хотя земство не играло самостоятельной роли, тем не менее оно способствовало хозяйственному прогрессу, отстаивало и защищало интересы капиталистов.

Одну из особенностей созданных земских учреждений составляло то, что в состав губернского и уездного земских собраний автоматически включался управляющий местного отделения Крестьянского поземельного банка или лицо им уполномоченное, если банк владел в губернии или уезде землею, обложенной сбором на земские повинности. Таким путем деятельность земства увязывалось с политикой крестьянского банка и землеустроительных учреждений, служивших орудием проведения аграрной реформы.

Земства ассигновывали  средства на оказание агрономической помощи крестьянскому населению, занимались огнестойким строительством, создавали сельскохозяйственные склады, снабжали помещиков и кулаков новейшей  земледельческой техникой, машинами, улучшенными семенами и т.п. Иными словами, земства оказывали помощь правительственным комиссиям в осуществлении новой аграрной политики. Если землеустроительные комиссии выполняли роль главных правительственных рычагов земельной реформы, непосредственных исполнителей и организаторов столыпинского землеустройства, то земские учреждения были «общественными», т.е. буржуазными подсобными органами, обеспечивавшими достижение той же цели. Они осуществляли финансово-экономические задачи поддержки реформы. Деятельность тех и других переплеталась и дополняла одна другую.

Большинство депутатов  во II Думе еще  более  твердо,  чем  в  I  Думе,

выступали  за  передачу  крестьянам  части  дворянских  земель.   П.Столыпин

решительно отверг подобные проекты: “Не напоминает ли это  историю  тришкина кафтана: “ обрезать полы, чтобы сшить из них рукава?”  Разумеется,  II  Дума не проявила желания одобрить столыпинский указ от 9 ноября.  Среди  крестьян связи с этим ходили  упорные слухи,  что выходить  из  общины  нельзя  -вышедшим не достанется помещичьей земли. В марте 1907 года император Николай II  в  письме  к  матери  замечал: «Все было бы хорошо, если бы то,  что  творится  в  Думе,  оставалось  в  ее стенах. Дело в том, что всякое слово, сказанное там,  появляется  на  другой день во всех газетах, которые народ с жадностью  читает.  Во  многих  местах уже опять заговорили о земле и ждут, что скажет  Дума  по  этому  вопросу...Нужно  дать  ей  договориться  до  глупости  или  до  гадости  и   тогда   -хлопнуть».[6]

Манифест 3 июня 1907г.

Позиция II  Думы  в  земельном  вопросе  стала  основной  причиной  ее

роспуска 3 июня 1907 года.

Ни у кого не было сомнений, что II Дума обречена. Искали только предлог и вскоре нашли. С помощью двух провокаторов, агентов охранки, Бродского и Шорниковой, было состряпано обвинение социал-демократической фракции II Думы в подготовке ею военного заговора. На этом основании Столыпин 1 июня потребовал немедленного отстранения от участия в заседаниях 55 депутатов социал-демократов и лишения 16 из них депутатской неприкосновенности, чтобы их можно было немедленно арестовать. Дума ответила на это требование созданием специальной комиссии под председательством кадета (и историка) А.А. Кизеветтера. Представленные правительством документы с первого же взгляда убеждали в подлоге и подтасовках. Это было очевидно не только для комиссии, но и для широкого общественного мнения. Факты, приведенные в прессе, не оставляли сомнения в том, что речь шла о полицейской провокации, санкционированной судебными властями.

О том, что обвинение  социал-демократической фракции  было ложным, знал не только Столыпин, знали все министры. Правая рука премьера, товарищ министра внутренних дел, главный разработчик всех проектов избирательных законов, включая и закон 3 июня, С.Е. Крыжановский в своих воспоминаниях с похвальной откровенностью записал: когда правительство решило, что жить дальше со II Думой невозможно, «вдруг, как по щучьему велению, возникло среди левого крыла Думы преступное сообщество для ниспровержения государственного строя...». Несколько лет спустя Шорникова публично выступила с признанием, что «заговор» был организован ею и Бродским по заданию охранки. На основании этого признания, подхваченного прессой, социал-демократическая фракция III Думы внесла соответствующий запрос. Правооктябристское большинство Думы сорвало обсуждение запроса, дав согласие рассматривать его только в закрытом заседании. Это означало фактическое отклонение, так как стенограммы закрытых заседаний Думы публикации не подлежали, а все дело заключалось именно в доведении этого обсуждения до широкой публики.

Новый этап в деятельности П.А. Столыпина был открыт манифестом 3 июня 1907 г. о роспуске II Думы, одновременно с которым было опубликовано Положение о выборах в Думу, т. е. новый избирательный закон. В манифесте указывался также и срок открытия новой Думы — 1 ноября 1907 г.

Акт 3 июня был справедливо  назван государственным переворотом: он был совершен в нарушение манифеста 17 октября 1905 г. и Основных законов 1906 г., согласно которым ни один новый закон не мог быть принят без санкции Государственной думы.

Царь и Столыпин, встав на путь государственного переворота, опирались на поддержку не только черносотенцев и поместного дворянства, но и большей части цензовой «общественности», включая не только октябристов с их лидером Гучковым, публично одобрившим введение военно-полевых судов, но и группу прогрессистов, хотя они предпочитали свое сочувствие взятому правительством курсу открыто не афишировать.

В первых числах мая 1907 г. начались секретные заседания Совета министров, на которых даже не велось протоколов. Об их итогах Столыпин устно  докладывал царю. Обсуждался только один вопрос: техника и срок государственного переворота. Крыжановский разработал три проекта избирательного закона. Тот, который был принят, сами министры прозвали «бесстыжим». Когда об этом сказали царю, он рассмеялся и сказал, что тоже стоит за «бесстыжий».

В день, когда был опубликован  новый избирательный закон, на соединенном  заседании членов октябристского ЦК вместе с думской фракцией, а также  октябристов — членов Государственного совета, проходившем под председательством А.И. Гучкова, было принято воззвание, в котором говорилось, что, хотя акт 3 июня издан способом, не предусмотренным основными законами, т. е. признавался сам факт государственного переворота, «оценку этого акта мы считаем преждевременной, а необходимость его прискорбной».

Дума «крестьянская» превращалась в Думу «господскую». Это было достигнуто путем коренного перераспределения квот выборщиков в пользу помещиков и буржуазии за счет крестьян и рабочих, лишения избирательных прав целых народов и территорий, уменьшения общего числа членов Думы с 524 до 442 и других ограничений.

Землевладельческая курия  увеличила по новому закону число  выборщиков почти на 33%, крестьянская же потеряла 45, а рабочая — 46% выборщиков. В результате по землевладельческой курии один выборщик приходился на 230 человек населения, по крестьянской — на 60 тыс., по рабочей — на 125 тыс. человек. Число городов с прямыми выборами было уменьшено с 26 до пяти. Ранее единая для них избирательная курия делилась на два разряда: в первой выделялась особая избирательная группа купцов, домовладельцев и др., т. е. крупная буржуазия, во второй — средний класс (лица, уплачивающие квартирный налог), причем один выборщик от первого разряда приходился на 1 тыс. населения, а от второго — на 15 тыс.

Полностью были лишены представительства в Думе десять областей и губерний азиатской части России, ранее посылавшие 22 депутата, под предлогом, что население Семиреченской, Ферганской, Закаспийской и других областей не достигло «достаточного развития гражданственности». Однако и поляки десяти польских губерний, вполне этого уровня достигшие, тем не менее потеряли 24 мандата из 36. Кавказу было оставлено 10 мест вместо прежних 29 и т. д. Одно из антидемократических ограничений носило просто издевательский характер. По старому закону крестьянские выборщики в губернских избирательных собраниях Европейской России выбирали одного обязательного крестьянского депутата из своей среды сами, без участия других выборщиков. Теперь же обязательный депутат-крестьянин избирался всем составом губернских выборщиков. Ясно, что выборщики-помещики, получившие преобладание по новому закону в большинстве губернских избирательных собраний, выбирали не тех, кого хотело избрать большинство выборщиков-крестьян, а, наоборот, тех, которые были для последних неприемлемы. В этом заключалась одна из главных причин, что большинство избранных таким образом депутатов-крестьян как в III, так и в IV Думу осело на скамьях правых фракций. Новый избирательный закон имел еще массу всяких ограничений вплоть до всяких технических уловок, которые с предельной откровенностью были направлены против демократического избирателя. Если к этому прибавить разливанное море полицейского произвола во время избирательной кампании, с запрещением собраний и предвыборной агитации (кроме черносотенной) в крестьянской и рабочих куриях, массовыми отменами выборов, с арестами и устранениями неугодных выборщиков и т. д., то нетрудно себе представить, какой эта Дума вышла из рук ее творцов.