Россия в Первой мировой войне

    Можно сказать, что если на Западноевропейском фронте противники состязались в  мужестве и технике, то на Восточном  Россия могла противопоставить агрессорам только мужество и кровь.

    Что касается радикально-либеральной общественности, то она пришла к "приятию войны" не сразу и не без колебаний. Для  примера можно рассмотреть, как  менялась позиция газеты " Речь " (либеральная политическая партии). Она ярко характеризует метания и противоречия заблудившейся либеральной мысли.

    В начале июля газета протестовала против "русских и французских вооружений", как "тяжелых жертв, приносимых на алтарь международного воинствующего  национализма".  25  июля  требовала     "локализации сербского вопроса  и воздержания от какого бы то ни было поощрения по адресу Сербии". Но после австро-венгерского ультиматума газета признала его "традиционной политикой уничтожения Сербии", а сербский ответ -       "пределом уступок". В день объявления войны "Речь" была закрыта властью Верховного главнокомандующего, а 4-го августа появилась вновь, определив в первой же статье свое новое направление следующими словами:

    " "В грозный час испытания  да будут закрыты внутренние  распри, да укрепится еще сильнее  единение царя с народом". "Эти  знаменательные слова высочайшего  манифеста точно указывают задачу  текущего момента"...

    Вопрос  о приятии войны вызвал раскол в социалистическом лагере. Часть  социалистов считала, что " путь, ведущий к победе, ведет к свободе ". Большевики твердо заняли " пораженческую " позицию, желая превратить мировую  войну в мировую революцию.

    Однако  эти колебания и пестрота позиций  были лишь отдельными пятнами на фоне общего патриотического подъема  России. В противоположность тем  настроениям, которые существовали в стране в начале русско-японской компании, Первая мировая война была принята всем народом, как отечественная.

    Немецкий  план ведения войны заключался в  том, чтобы первоначально быстро расправиться с Францией, нанеся главный  удар через нейтральные Люксембург и Бельгию, армии которых были слабы и не могли представлять серьезной силы, которая могла бы сдержать немецкий натиск. А на Восточном фронте предполагалось оставить только заграждение против русских войск (в данном случае Германия рассчитывала на внезапность удара и долгую мобилизацию в России). Для этого первоначально планировалось сосредоточить на западе в 7 раз больше сил, чем на востоке, но позже из ударной группировки были выведены 5 корпусов, 3 из которых были направлены для охраны Эльзаса и Лотарингии, а 2 - позже в Восточную Пруссию для остановки наступления Самсонова и Ренненкампфа. Таким образом Германия планировала исключить войну на два фронта и, разбив Францию, бросить все силы на только что отмобилизовавшуюся Россию.

    Немцы нанесли удар по Бельгии. Маленькая  и слабая бельгийская армия отчаянно сопротивлялась, и вместо 3 дней, за которые Германия рассчитывала выйти  к границам Франции, немецкие войска сделали это только за 15. Несмотря на такой срок французы совершенно не подготовились к удару со стороны Бельгии и развернули почти все свои армии вдоль восточной границы. 16 августа немцы взяли Льеж и легко отбросили бельгийскую армию к морю (Антверпен). Слабые атаки французских войск в Эльзасе и Арденнах успеха не имели. 4 английские дивизии потерпели серьезное поражение, и генерал Клук, главнокомандующий германской ударной группировкой, стал приближаться к Парижу.

    Французское правительство эвакуировалось в  Бордо и обратилось к русскому со странной и неисполнимой просьбой перебросить во Францию 4 русских  корпуса морем, через Архангельск. Вместе с тем французский президент  Пуанкаре, генерал Жофр и Палеолог ( французский посол в России ) требовали скорейшего перехода в наступление наших войск.

    Согласно  русско-французской договоренности, в случае нанесения немцами главного удара по Франции, русский Северо-Западный фронт должен был начать наступление  на 14-й день мобилизации, а Юго-Западный - на 19 день. Это легкомысленно данное обещание ставило наши войска в очень  тяжелое положение. Мобилизационная  готовность Северо-Западного  фронта  была  на 28-й день, когда мы имели  бы 30 пехотных и 9,5 кавалерийских дивизий, к началу же наступления ( 17 августа ) у нас оказалась только 21 пехотная дивизия и 8 кавалерийских. Причем к войскам не успело подойти достаточное количество транспортов и хлебопекарен, а некоторые дивизии во 2-й армии не имели даже дивизионных обозов.

    Во  главе фронта стоял генерал Жилинский, карьера которого в военных кругах вызывала недоумение. Поэтому его  провал, как главнокомандующего фронтом, выпустившего совершенно из рук управление войсками и направлявшего их не туда, куда следовало, не был неожиданным. Но армиями фронта командовали опытные  генералы ( 1-й - Ренненкампф, 2-й - Самсонов), вынесшие блестящую боевую репутацию из русско-японской войны.

    Вот как описывает Ренненкампфа генерал  Деникин: "Генерал Ренненкампф  был природным солдатом. Лично  храбрый, не боявшийся ответственности, хорошо разбиравшийся в боевой обстановке, не поддававшийся переменчивым впечатлениям от тревожных донесений подчиненных во время боя, умевший приказывать, всегда устремленный вперед и зря не отступавший...".

    Армии Северо-Западного фронта вторглись  в Германию с целью отрезать немецкие корпуса от Вислы и овладеть Восточной  Пруссией. Они наступали по обе  стороны Мазурских озер, имея между  собой большой интервал.

    Командующий 8-й германской армией генерал Притвиц  развернул один корпус заслоном против Самсонова, а двумя ударил по Ренненкампфу. Произошел бой у Гумбинена  ( 20-го августа ), у противников оказались почти равные силы, но у немцев большое превосходство в артиллерии: 500 германских орудий против 380 русских. В бою у Гумбинена Ренненкампф нанес немцам тяжелое поражение, корпуса их, понеся большие потери, отступали на юг. Ввиду неожиданности столь раннего русского наступления и поражения под Гумбиненом, генерал Притвиц отдал приказ своей армии отойти к нижней Висле, чем вызвал гнев Вильгельма, и был сменен Гинденбургом с начальником штаба Людендорфом, который и стал фактическим руководителем намечавшейся операции. Новое командование немедленно отменило приказ об отходе, применив контрманевр, который имел большие шансы на успех уже потому, что все наши карты оказались открыты: по непонятному и преступному недомыслию русских штабов, директивы фронта и армии передавались войскам радиотелеграммами в незашифрованном виде.

    На  усиление 8-й армии немцы спешно двинули с французского фронта 2 корпуса, 1 кавалерийскую дивизию  и новые формирования, созданные  внутри страны. Тем временем, вместо согласованных действий наших 1-й  и 2-й армий, не управляемых надлежаще  свыше, армии продолжали расходиться  и интервал между ними увеличился.

    Ренненкампф, у которого было всего 6,5 дивизий, обнаружив  отступление немцев, стал продвигаться вперед, но медленно, ввиду утомления  войск и расстройства тыла. Придерживаясь  полученной от Жилинского задачи, он шел  на запад, чтобы отбросить немцев к морю и блокировать Кенигсберг. Самсонов, вместо движения на север, для  совместных действий с 1-й армией, уклонялся  все более к западу, растянув свою армию в одну линию на 210 километров, без резервов.

    Гинденбург, оставив небольшой заслон против Ренненкамфа, всеми силами ударил на Самсонова, и тот был жестоко  разбит. Два русских корпуса погибли  полностью, а остатки армии отступили  к Нареву. Самсонов в критический  момент боев отправился со своим штабом на передовую; там, в дремучем лесу, запутавшись в немецком окружении, он потерял связь со штабом фронта и своими корпусами. Считая для себя позором неминуемый плен, он в ночь на 30 августа застрелился.

    Ренненкампф получил приказ Жилинского идти своим  левым флангом на помощь Самсонову  лишь 27 августа. В это время расстояние между армиями было 95 километров. 1-я армия выступила 28-го, а в  ночь на 30-е получила приказ остановиться, т. к. 2-я армия была уже разбита  и отступала.

    Между тем Гиндербург, сильно подкрепленный  новыми корпусами, частью сил преследовал 2-ю армию, а главный удар направил против Ренненкампфа. Его армию, ввиду  создавшегося положения, следовало  бы отвести к русской границе, но Ставка приказала: "Ни шагу назад". Последовал ряд тяжелых боев, в  которых Ренненкампф, постепенно отступая и не имея поддержки 2-й армии, нес  очень тяжелые потери и к середине сентября отошел к среднему Неману.

    Итак, захватить Восточную Пруссию  нашим войскам не удалось. Но русское  командование выполнило свои обязательства  перед союзниками, выполнило их дорогой ценой и отвлекло силы, средства и внимание противника от англо-французского фронта. Немцы перебросили два корпуса на русский фронт и тем самым дали французам возможность выиграть сражение на Марне. И не раз за эту войну наши действия руководствовались соображениями помощи союзникам, наши войска гибли, выигрывая сражения для них. Союзники же никогда не предпринимали "срочных" наступлений, а если и устраивали операции в помощь России, то они были либо безуспешны (Галлиполийская операция) и не приносили ощутимой пользы, либо начинались слишком поздно. Таким образом союзники никогда не приносили таких жертв для России, как наши войска во имя Франции и Великобритании. Однако французский маршал Фош имел благородство сказать впоследствии: " Если Франция не была стерта с лица Европы, то этим прежде всего мы обязаны России ".

    После окончания операции Жилинский обвинил  в провале Ренненкампфа, заявив, что тот "совсем потерял голову". Великий князь Николай Николаевич, назначенный верховным главнокомандующим, послал своего начальника штаба генерала Янушкевича проверить  "состояние  Ренненкампфа".  Ответ  его  был  короток: "Ренненкампф остался  тем, кем был". Жилинский был  заменен генералом Рузским.

    Общественное  мнение обвинило Ренненкампфа в предательстве. Многих на эту мысль наводило немецкое происхождение его фамилии. Оправдания для него были невозможны, т. к. все  военные операции были облечены строгой  тайной. Погиб он в Таганроге, где  разнузданная толпа солдат-дезертиров убила его, подвергнув предварительно жестоким пыткам.

    По  стране понеслась волна злобы  против немцев, большей частью давно  обрусевших, но только сохранивших  свои фамилии. Кое-где это вылилось в погромы. Вероятно, под напором  общественного мнения, в начале 1915г. состоялось массовое увольнение немцев с гражданских постов, а в армии был получен секретный приказ немцев в штабы не определять, а отчислять в строй.

    Несомненно, во всей этой истории пострадало много  вполне патриотичных людей, но нельзя не признать, что в Прибалтийских  губерниях германофильские симпатии, совершенно чуждые коренному населению (эстонцам, латышам), проявлялись в немецком населении городов и прибалтийском дворянстве. И это не взирая на то, что последние в течение нескольких веков пользовались в России привилегированным положением и благосклонностью династии. Эти симпатии обнаружились впоследствии, после занятия германской армией прибалтийского края, когда в местной немецкой печати и в воззваниях предводителей дворянства позвучали неожиданные мотивы:

    1. Признание, что "с горячей  симпатией и пламенным восторгом       (дворянство) следило за успехами германского оружия и болело душой, что не имело возможности на деле доказать свой германизм" (Ф. Деллингсраузен - Этсляндское дворянство).

    2. Радость, что "столь долго  желанное отделение от России  стало, наконец, действительностью" (Ф. Эттинген - Лифляндское дворянство).

    3. Призыв "пожертвовать самым дорогим  - послать своих сыновей в германскую  армию, чтобы они сражались  вместе со своими освободителями" ( Барон фон Раден - Курляндское дворянство ).

    Хотя  эти призывы практического значения не имели и в армии, где служило  много прибалтийских дворян, отклика  не получили, но появление их не могло  не отразиться на усилении неприязненного отношения к немцам русского общества и народа.

    В то время, когда происходили описанные  события в Восточной Пруссии, Россия получила большую моральную  компенсацию от разгрома австро-германской армии на полях Галиции.

    Юго-Западный фронт, в составе 4-х армий, имел задачей  охват с обоих флангов австро-германцев, с целью отрезать их от Днестра и Кракова. Западная группа, более слабая (4-я и 5-я армии), должна была наступать между Вислой и Бугом в общем направлении на Перемышль, а восточная группа (3-я и 8-я армии), развернувшаяся в районе Ровно и Проскурова, - в направлении на Львов. Группы были не полностью укомплектованы, но вновь во исполнение франко-русского договора перешли в наступление.