Политика России на Кавказе в XIX веке

Таков был  этот эпизод Даргинского похода, названный  солдатами "сухарною экспедицией".

Какое впечатление  произвел исход всей большой экспедиции 1845 года на наши войска, на преданное  нам христианское население Закавказья и на враждебное мусульманское, может  себе всякий представить. О торжестве  Шамиля и горцев нечего и говорить. Таким образом, повторяю, не будь это  граф Воронцов, пользовавшийся большим  доверием и уважением государя Николая  Павловича и стоявший выше влияния  интриг даже могущественного Чернышева, вероятно с окончанием экспедиции окончилась бы и его кавказская карьерах...»¹³

После усмирения  Чечни и Дагестана сопротивление  русским продолжали оказывать горцы  Северо-Западного Кавказа. Но уже  в ноябре 1859 капитулировали основные силы черкесов (до 2 тыс. человек) во главе  с Мухаммед-Эмином. Земли адыгов перерезала Белореченская линия с крепостью Майкоп. В течение 1859-1861 здесь проводилось устройство просек, дорог и заселение отобранных у горцев земель.

В середине 1862 сопротивление адыгов усилилось. Для окончательного занятия оставшейся у горцев территории с населением около 200 тыс. человек было сосредоточено 60 тыс. солдат под командованием генерала Н. И. Евдокимова. Оттесненные к морю или загнанные в горы черкесы и абхазы были вынуждены переселяться на равнину под надзор русских властей или эмигрировать в Турцию. Всего Кавказ покинуло до полумиллиона черкесов и абхазов.

К 1864 русские  власти установили прочный контроль над Абхазией, а 21 апреля 1864 отряд  генерала Евдокимова занял последний  очаг сопротивления черкесского  племени убыхов — урочище Кбааду (ныне Красная Поляна) в верховьях реки Мзымта. Этот день принято считать последним днем Кавказской войны, хотя военные действия продолжались до конца 1864, а восстания горцев в Чечне и Дагестане имели место в 1860-1870-х годах. Пушкин писал в заключительных строках "Кавказского пленника":

                                Кавказа гордые сыны,

                                Сражались, гибли вы ужасно;

                                Но не спасла вас наша кровь,

                                Ни очарованные брани,

                                Ни горы, ни лихие кони

                                Ни дикой вольности любовь¹⁴

Началось  массовое переселение горцев, не желавших подчиняться русскому царю. И не имевших уже сил сопротивляться ему. Побережье заметно опустело. Однако отдельные очаги сопротивления  русским властям сохранялись  до 1884 года. Войну признали оконченной, но она никак не хотела кончаться.

Кавказская  война оказалась самой продолжительной  из войн Российской империи: победа была достигнута за счет многократного численного перевеса русской армии и ее подавляющего технического превосходства.

Своеобразным  памятником россиянам, погибшим в Кавказской войне 1801-1864 годов, стала книга "Сборник  сведений о потерях Кавказских войск  во время войн кавказско-горской, персидских, турецких и в Закаспийском крае 1801-1885", изданная в Тифлисе в 1901 году и  ставшая библиографической редкостью. По подсчётам составителей сборника за время Кавказских войн безвозвратные потери военнослужащих и мирного населения Российской империи, понесённые в результате боевых действий, болезни, гибели в плену, достигают не менее 77 тысяч человек.¹⁵

Так завершилась  эта кровавая затяжная война. Она  принесла много горя русскому и кавказским народам. Российская империя завладела  богатыми территориями, но горцы не были окончательно покорены. Отголоски  той войны до сих пор раздаются  в нашей стране.

Хотя  положительный эффект тоже был. Во-первых, в горах началось строительство  школ, больниц. Во-вторых, происходило  взаимное обогащение двух культур. И, в-третьих, на Северном Кавказе исчезло рабство и работорговля.

 

 

 

4. Мирная политика России на  Северном Кавказе.

После завершения Кавказской войны 1817-1864 гг., правительство принимает решение о проведении различных мер по улучшению благосостояния кавказских народов. Но для осуществления задуманного необходимо было провести разоружение, так как «вооруженное состояние кавказских мусульман признавалось постоянно главнейшим препятствием к окончательному умиротворению Кавказа и успешному ходу гражданского его развития. Поэтому общее обезоружение народностей края должно было казаться мерою в высшей степени желательною. Тем не менее осуществление этой меры, при ближайшем обсуждении, представлялось всегда до сих пор сопряженным с такими многоразличными и серьезными затруднениями, что политическая осторожность и благоразумие побуждали каждый раз кавказское начальство воздерживаться от всякого решительного шага в этом направлении»¹⁶. Ранее это было не возможно, так как власть была не прочной над «новопокоренными горцами и способно было лишить нас результатов приобретенных успехов и повести к новой войне, быть может, более кровопролитной и упорной, ежели только что тогда оконченная»¹⁷.

Относительно  громадные потери, которым подвергались восставшие при каждом столкновении с русскими войсками, должны были убедить их в совершенном несоответствии средств для борьбы с ними. Можно так же полагать, что данный им урок будет надолго памятен и что, следовательно, вооруженное состояние кавказских мусульман не будет уже так легко служить для них поводом к попыткам борьбы против русской власти.

Но если бы русское правительство решило бы полностью отобрать все вооружение кавказских горцев, это поставило  бы под угрозу безопасность южных  границ, поэтому было принято решение  о сокращении ношения и вообще употребления оружия. К сожалению, бытовые, территориальные и экономические условия жизни кавказских мусульман не дают возможности постановить полного, в этом отношении, запрещения и вынуждают допускать различные исходные условия «как постоянные, для лиц известных занятий или известного общественного положения, например, для офицеров, для служащих чинов, для пастухов, или временные, для находящихся в пути, занимающих караулы и проч. Необходимо, вообще, обставить получение права ношения оружия известными условиями и формальностями, которые, не имея характера положительного запрещения, составляли бы, во всяком случае, затруднение, для избежания которого жители предпочитали бы обходиться вовсе без оружия»¹⁸.

Рядом с  этим, весьма естественно, должно быть обращено строгое внимание на возможно большее воспрепятствование доставки в край оружия, в особенности усовершенствованных  систем, а также на запрещение выделки  пороха в крае. Нет сомнения, что все эти запретительные меры, строго обдуманные и соображенные с местными условиями и потребностями и также строго и неупустительно применяемые, должны, в весьма недалеком будущем, обнаружить заметные результаты в смысле отучения горцев от употребления оружия и, вообще, смягчения их воинственных наклонностей и число лиц, вовсе не имеющих оружия и не умеющих владеть им, сделавшееся и теперь уже весьма немалым, как это замечено при бывших восстаниях в самых воинственных племенах, будет становиться все более и более значительным.

Но, само собою разумеется, ограничиваться одними этими мерами невозможно, и ныне, в виду современных политических условий, государственный интерес по отношению к Кавказу более чем когда-либо настоятельно требует возможно более широкого развития и энергического применения к здешним народностям тех «органических цивилизационных мер, которые признаются наиболее действенными для поднятия уровня гражданского преуспения Кавказского края в смысле возможно скорейшего нравственного слияния его с Россией»¹⁹.

Была  поставлена задача сближения Кавказа с Россией устройством непрерывных железных путей и проложение таких же путей и вообще улучшение сообщений по самому краю, «в видах развития и упрочения в нем русского национального влияния и удовлетворения потребностей собственного его экономического преуспения»²⁰.

Так же необходимо было расширение и упрочение способов народного образования, расширение способов к устройству населения в поземельном отношении и улучшение личного состава и характера деятельности низшей администрации в крае.

Власти  стремились привить кавказцам те нормы, которые существовали в современном  обществе, одной из важнейших была отмена рабства и работорговли. На Кавказе существовало немало случаев издевательств над рабам, и русское правительство всячески пыталось этому препятствовать. Создавались аульные суды, на которых рассматривались различные по сложности дела. Основной функцией аульных судов было то, что они разбирали и приговаривали «к взысканию жителей, принадлежащих к сельскому обществу, за маловажные проступки, когда оные совершены в пределах самого сельского общества, против лиц, принадлежащих к тому же состоянию и без участия лиц других состояний, а также когда означенные проступки не находятся в связи с уголовными преступлениями, кои подлежат рассмотрению горского словесного суда или других судебных учреждений. Если в совершении проступка участвуют жители, принадлежащие к другому сельскому обществу, то виновных приговаривает к наказанию суд того сельского общества, в пределах которого проступок совершен».²¹

А все  «просьбы об отмене решений и приговоров сельских судов должны быть приносимы не позже, как в месячный срок со дня объявления решения или приговора суда лицам, до коих оные касаются»²².

Кроме сельских аульных судов были так же созданы  горские словесные суды. «Ведомству горского словесного суда по делам уголовным подлежат все, указанные в уставе о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, проступки, за исключением проступков, отнесенных положением о судах аульных (сельских) к ведомству сих последних»²³.

Судебная  политика российского правительства привела к созданию системы судопроизводства, являвшейся придатком административной области, зависевшей от нее и служившей для достижения главной цели — контроля над покоренным населением. Вместе с тем, следует констатировать, что идет медленный процесс включения судебных учреждений Северного Кавказа в общероссийскую имперскую систему.

Российское  правительство уделяет большое внимание созданию социальной опоры из местных феодалов, духовных и других авторитетных лиц, используя их для достижения цели - покорения горских народов и введения соответствующего режима управления. Активно использовалась местная милиция, противопоставлявшаяся своим землякам - сторонникам имамата, тем самым, сознательно вносился существенный элемент гражданской войны и раскола в среду горских народов. Используется широкий арсенал политических методов и средств (переговоры, подкуп, убийства, религиозноидеологическая пропаганда и агитация, принцип «разделяй и властвуй» и т.д.).

Во второй половине XIX века, по мере ослабления сопротивления  горцев, создается «военно-народная»  система управления, вобравшая в  себя опыт предыдущих десятилетий. По своей сути, введенное управление являлось разновидностью военно-колониального  аппарата власти, предназначенного, прежде всего для того, чтобы держать покоренное население под жестким контролем, не допускающим в будущем повторения и возникновения новых антиправительственных выступлений. Административная политика российского правительства проводилась с учетом традиционного общественного самоуправления, которое, однако, заняло низшее, подчиненное положение в системе управления. Со временем, по мере укрепления своих позиций в регионе, были  ликвидированы неугодные отжившие формы и институты (феодальные владения, наибства).

Социально-экономическая  политика правительства, органически вытекавшая из приоритетных военно-колониальных целей и задач царизма, способствовала превращению региона в аграрно-сырьевой придаток империи. Однако при всем этом проводившаяся политика, несмотря на все свои недостатки (нерешенность сословно-поземельного вопроса, медленность, половинчатость, сохранение многих старых социально-экономических пережитков и т.д.) охватывала самые разные области и способствовала в стратегическом плане развитию горских народов Северного Кавказа в новых политико-экономических условиях развивавшегося капитализма в составе Российской империи.

Культурно-национальная политика занимала подчиненное положение но сравнению с военно-политическими и социально-экономическими методами и средствам. После поражения народно-освободительного движения горцев 20-50-х гг. XIX века власти обращают большое внимание на образование и культуру, как на еще одно средство, которое должно было упрочить российскую власть на Северо-Восточном Кавказе. «Политическое» и «экономическое» завоевание должно было быть подкреплено «культурным», без которого невозможно интегрировать местные народы в имперскую систему и добиться спокойствия и порядка на Кавказе. При этом властям пришлось считаться со складывавшимися веками традиционными восточно-арабскими нормами культуры, которые невозможно было упразднить административными и насильственными методами.

 

Несмотря  на мизерные, совершенно недостаточные  средства и усилия правительства  в области образования и медицины, все же они много значили для развития северокавказского региона. Местные народы стали ощущать благотворность и необходимость развития светского образования и медицины, основы которой закладывались именно в рассматриваемый период. Однако состояние этих сфер культуры здесь было значительно слабее, чем в соседних кавказских и закавказских районах, не говоря уже о центральных российских губерниях. Весьма благотворной являлась деятельность представителей передовой российской интеллигенции, внесшей огромный вклад в развитие края.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

5. Заключение.

Многовековые  русско-северокавказские отношения  в конце XVIII— начале XIX века вступают в новую, решающую, судьбоносную для  горских народов фазу. Из краткого исторического очерка явствует, что  российская политика на Кавказе часто  объективно способствовала защите местных  феодалов и народов. Политика лавирования, которой придерживались дагестанские и другие северокавказские феодалы, имела результатом то, что данный, рассматриваемый регион, продолжал  оставаться фактически независимым  и сохранял свое местное традиционное управление.