Младотурецкая революция

Процесс развития частновладельческой земельной собственности в Турции в конце XIX - начале XX в. за счет государственных и крестьянских земель может служить конкретным подтверждением вскрытой В.И. Лениным закономерности, что в эпоху развития капитализма «феодальная или крепостническая земельная собственность дворянства продолжает обнимать громадное большинство всей частной поземельной собственности, но развитие идет явственно к созданию буржуазной частной собственности на землю. Возрастает частное землевладение, приобретаемое просто-напросто за деньги. Убывает власть земли, растет власть денег».[2]

Вакфы, т. е. разного рода недвижимость, крупные земельные массивы, сады, виноградники, постройки (бани, гостиницы, здания для медресе и др.), а также денежный капитал, принадлежали мечетям, монастырям, медресе и другим религиозным учреждениям или находились под их контролем.

Крупные землевладельцы, стремясь превратить духовенство в свою опору, дарили религиозным учреждениям часть своих поместий. «Жертвовали» в вакф свои земли и многие крестьяне-собственники, а также мелкие помещики с целью оградить себя от конфискации со стороны феодалов, от тяжелых государственных податей. По условию дара, даритель сохранял за собой право наследственной аренды. В случае вымирания рода прямых наследников участок переходил в неограниченную собственность религиозного учреждения, в результате чего в распоряжении духовенства оказывалось значительное количество земель, ранее принадлежавших отдельным владельцам. По данным Риза Кязима, к концу XIX в. около 50% всех пригодных к обработке земель принадлежало религиозным учреждениям.

Вакфные земли, так же как и мюльки, обрабатывались крестьянами-издольщиками и являлись источником обогащения духовенства.

Следует отметить, что рост вакфов за счет таких «пожертвований» сопровождался резким сокращением налоговых поступлений в государственную казну. Во второй половине XIX вв. связи с ухудшением финансового положения Турции в результате ее превращения в полуколонию западных держав султанское правительство было вынуждено стать на путь ограничения вакфов. В 1867 г. в земельном законе 1858 г. был сделан ряд изменений, установивший семь колен наследования государственных и вакфных земель. В 1873 г. султан Абдул Азиз поднял вопрос об ограничении вакфов. Однако попытки сократить доходы духовенства не дали ожидаемых результатов вследствие сопротивления как самого духовенства, так и тех, кто «пожертвовал» земли религиозным учреждениям.[3]

Такие формы землевладения, как меват и метруке, юридически находились в компетенции государства, но сколько-нибудь значительной роли они не играли.

В некоторых районах страны, как, например, в Восточной Анатолии, особенно в Турецком Курдистане, сохранились даже феодально-крепостнические отношения.

Во многих странах, покоренных Турцией и входивших в состав империи, земли находились в основном в руках их прежних владельцев — местных феодалов и духовенства. Это было обусловлено стремлением султанской власти создать себе внутреннюю опору в этих странах. Так, например, на Балканском полуострове большая часть земель принадлежала феодалам, предки которых отуречились, приняв ислам. Крестьяне же здесь продолжали исповедовать христианство. «Помещики в Македонии (так называемые спаги 2),— писал В. И. Ленин,— турки и магометане, крестьяне же — славяне и христиане. Классовое противоречие обостряется поэтому религиозным и национальным».[4]

В арабских странах значительная часть земли принадлежала вождям арабских, берберских племен — шейхам и эмирам. Здесь десятки и сотни деревень находились в зависимости от одного бея, как правило, потомка старого турецкого феодала — бейлербея.

Наиболее отсталые отношения существовали среди скотоводов — юрюков, у которых сохранились даже патриархально-родовые пережитки.

Характерной особенностью производственных отношений, господствовавших в сельском хозяйстве империи в конце XIX — начале XX в., являлось преобладание докапиталистических методов эксплуатации крестьянских масс — издольщины, испольщины, а в ряде районов и барщины. По мнению большинства турецких исследователей-экономистов (И. Хюсрев, О. Дж. Сардж, О. Л. Баркан, Ш. Ариф и др.), издольщина в Турции в исследуемый период повсеместно была распространена. Ею охва­чены были почти все более или менее крупные владения в стране. Самой распространенной была издольщина (ортакджылык), которая имела разные формы в зависимости от географических условий и наличия у издольщика средств.

В Западной Анатолии, например, крупные землевладельцы сдавали в аренду обычно не только землю и семена, но предоставляли издольщику-крестьянину и некоторые орудия труда в виде живого и мертвого инвентаря, возлагая на него основные трудовые операций. Такая форма издольщины развивалась, как правило, в районах посевов технических культур (хлопок, табак и т.п.), предназначенных, главным образом, для экспорта. В прибрежных районах встречалась также форма денежной аренды, когда землевладелец получал свою долю не натурой, а деньгами. Наличие и постепенное распространение названных выше форм земельной аренды отражало уже эволюцию в сторону капиталистических отношений в сельском хозяйстве Западной Анатолии.

Издольщина имела множество форм и типов так же в зависимости «от рода производимых продуктов». Иногда в одном и том же районе можно было встретить разные формы земельной аренды. Так было, например, в обширных районах Центральной Анатолии и Восточной Фракии.

Однако самые тяжелые и архаичные типы издольщины - мурабаджылык, кесимджилик, ярыджылык и т. п. действовали в Восточной и Юго-Восточной Анатолии. Согласно издольщине мурабаджылык (четвертина), владелец земли предоставлял издольщику землю, семена, живой и мертвый инвентарь, а получал три четверти всего урожая. Это привело к тому, что издольщик, на долю которого приходилась всего лишь четвертая часть урожая, был обречен на полуголодное существование и постоянно оставался в неоплатном долгу у помещика или кулака.

Величайшим бедствием для крестьян наиболее отсталых в экономическом отношении районов страны — Восточной Анатолии и Верхней Месопотамии  была средневековая форма эксплуатации — барщина. Здесь почти все земли, пригодные к обработке, и пастбища принад­лежали беям феодалам, которые, как и 500 лет назад, держали крестьян в крепостническом повиновении. Само собой разумеется, что при существовании архаической системы землепользования издольщик-крестьянин про­являл полное равнодушие к усовершенствованию орудий труда, он совершенно не был заинтересован в повышении агротехнического уровня земельных угодий, на которых он трудился, ибо знал, что в любое время может быть согнан оттуда землевладельцем[5].

Таким образом, издольщина являлась главной причиной отсталости сельского хозяйства Османской империи, консервировала уже сложившиеся производственные отношений, Приводила к резкому сужению внутреннего рынка, тормозила развитие производительных сил в стране.

Тяжелым бременем для крестьянских масс было ростовщичество, которое, по словам К. Маркса, лишь низводило «существующий способ производства до более жалкого состояния». В роли ростовщиков выступали как помещики, так и торговцы — скупщики сельскохозяйственных продуктов, тесно связанные с иностранным капиталом. Процент ростовщической ссуды был необычайно высоким — минимум 100% годовых.[6]

Представители торгово-ростовщического капитала, так называемые комиссионджы (комиссионеры), кредитовавшие крестьян деньгами и продуктами под их будущий урожай, устанавливали через своих многочисленных агентов-скупщиков разорительные цены на высокока­чественные технические и продовольственные товары. В результате засилья торгово-ростовщического капитала определенная часть крестьянства попадала «в перманентную задолженность ростовщику, так что каждый год она начинала всегда со старого долга» и, лишившись последних пожитков, наконец, вынуждена была продавать за бесценок и весь свой земельный надел.[7]

В связи с ростом товарно-денежных отношений и связанной с этим заменой некоторых натуральных налогов денежными гнет ростовщика над крестьянами еще более усилился. Феодальная эксплуатация крестьян, таким образом, дополнялась и углублялась ростовщической кабалой.

Налоговый гнет являлся бичом турецкого крестьянства. Основным налогом, взимавшимся с крестьян, был натуральный налог — ашар, формально составляющий одну десятую часть урожая3. При этом налоговую разверстку, они осуществляли по собственному усмотрению, заранее обеспечив себе поддержку местных властей с помощью «бакшиша».[8] Кроме того, на основе земельного закона 1858 г. мюльтезимы получили право перепродавать свои права на откуп субарендаторам; те же права имели и последние. Таким образом, между крестьянином-налогоплательщиком и казной стояло несколько промежуточных инстанций — откупщики, субарендаторы и т. п.

Ашар в действительности составлял почти одну третью часть урожая Кроме него крестьяне платили поземельный налог («верги» или «дёнюм акчеси») в размере 4% стоимости земельного участка, налог со скота («ресми агнам») — до 40 пиастров с головы, налог за летнюю («ресми отлак») и зимнюю («ресми кышлак») стоянку скота, со строений, за дом в селе, за пчелиные ульи («ресми кован»), налог на мельницу («ресмидегирмен»), школьный сбор («ресми мектеб») и др. Чтобы уплатить налоги, долги и проценты по ним, турецкий крестьянин вынужден был продавать свой урожай деревенскому ростовщику, откупщику и скупщику по устанавливаемой ими цене.[9]

Турецкий профессор Явуз Абадан пишет, что при султане Абдул Хамиде II «земля и ее обработка усилила только одно сословие; налоговая система была далека от справедливости».

По закону все мужское население империи обязано было четыре дня в году нести дорожную повинность или вносить деньгами соответствующий налог («ресми иол»). Чиновники султана зачастую присваивали собранные в качестве налога суммы, а в экстренных случаях заставляли крестьян безвозмездно ремонтировать дороги. В результате этого крестьяне были вынуждены одновременно платить дорожный налог и нести дорожную по­винность.

Феодальные пережитки, развитие товарно-денежных отношений, засилье ростовщического и иностранного капитала привели к массовому обезземеливанию крестьян, а это в свою очередь — к росту наемного труда в турецкой деревне. Применение наемного труда особенно заметно было в Западной Анатолии и на Аданской равнине, где выращивались трудоемкие технические культуры — хлопок, табак, виноград, опийный мак и другие — предназначенные, главным образом, для экспорта. Широко было распространено отходничество. Крестьяне, в большинстве случаев из бедных районов страны, стекались в Западную и Юго-Западную Анатолию. Отходни­чество особенно усиливалось в летние периоды («яз тутмасы»). Основными районами отлива крестьян-отходников были Центральная, Восточная и Северо-Восточная Анатолия, т. е. районы, где господствовала система из­дольщины. Прав турецкий экономист Т. Сельджук, когда он называет эти районы Малой Азии «краем отходников испокон веков».

В районах прилива отходников из года в год увеличивался спрос на наемный труд, землевладельцы-помещики, тесно связанные с внешним, капиталистическим рынком, стали проявлять большой интерес к примене­нию сельскохозяйственной техники и удобрений в своих хозяйствах, которые являлись верным залогом повышения товарности. В таких хозяйствах, по выражению К. Маркса, «земельный собственник ведет обработку за собственный счет, владеет всеми орудиями производства и эксплуатирует труд батраков, — несвободных или свободных, оплачиваемых натурой или деньгами».[10]

Главной особенностью такого развития капитализма в сельском хозяйстве Турции в конце XIX — начале XX в. было то, что помещичье хозяйство в ряде районов страны стало на путь медленного перерастания в капиталистическое, обрекая крестьян на долгие годы самой мучительной экспроприации и кабалы, при этом незначительное количество мелких и средних производителей становились батраками.[11]

В конце XIX — начале XX вв. Турции капиталистическая аренда («иджаре») получила небольшое распространение. Она имела место, как правило, при аренде земель либо у государства, либо у частных лиц — поме­щиков и кулаков. В то же время в результате превращения Турции в аграрно-сырьевой придаток империалистических держав и ее втягивания в мировой товарооборот происходила, хотя и медленно, отраслевая специализация отдельных, главным образом прибрежных сельскохозяйственных районов империи. Здесь на смену натуральному хозяйству пришло товарное; личная зависимость крестьянина от землевладельца стала сочетаться с зависимостью от капиталистического рынка и его законов. В этих районах, несмотря на разрушительную деятельность иностранного капитала, наблюдался рост разделения труда, некоторое увеличение посева технических культур. Так, площадь под табаком с 1884 по 1903 г. увеличилась в 3,3 раза, сбор хлопка с 1896 по 1908г. - в 32 раза.

Процесс сплетения докапиталистических методов эксплуатации и развивающихся капиталистических отношений, разделения труда в сельском хозяйстве прибрежных районов страны, - все это привело к заметному усилению классовой дифференциации в деревне. На одном полюсе оказались десятки и сотни тысяч разорившихся крестьян, на другом - обуржуазившиеся помещики и кулаки, по-прежнему эксплуатировавшие труд крестьянских масс.

Сочетание полуфеодального гнета с произволом бюрократического государственного аппарата вело к разрушению крестьянского хозяйства - базиса Османской империи.

Внешняя торговля Османской империи на рубеже XIX и XX вв. носила ярко выраженный зависимый, полуколониальный характер. Турция экспортировала главным образом сельскохозяйственное и промышленное сырье, а импортировала предметы широкого потребления, фабрично-заводское и транспортное оборудование и многие другие промышленные изделия по сильно взвинченным ценам. Основными внешнеторговыми контрагентами Турции были крупные капиталистические страны Европы -Германия, Англия, Франция, Австро-Венгрия и Италия. Доля России и США во внешней торговле Османской империи была незначительной. Но и эти державы умело пользовались привилегиями, которые были предоставлены иностранцам по режиму капитуляций, т. е. правами свободной торговли с уплатой мизерной пошлины.