Место и роль женщины в формировании придворной жизни в Средние века

4. Любовь  должна  быть  платонической.  Ее  реальное содержание, смысл были не столько в самом любовном романе,  сколько в тех душевных переживаниях, которые преображают влюбленного, делают  его  совершенным,  щедрым,  благородным.    Она — источник вдохновения и военных  подвигов. "Любовь  стала полем, на котором модно было взращивать всевозможные эстетические и нравственные  совершенства.  Благородный  влюбленный... вследствие   своей страсти  становится  чистым и добродетельным". Это сила, поднимающая человека выше  рамок  жизни  земной и дающая путь к мистическому союзу с силами высшими.  Слияние образов  Прекрасной  Дамы  и  Девы  Марии  позволяет говорить   даже  об  эротическом  отношении  к   Мадонне  в  куртуазной культуре;  любовь  земная —  преддверие  любви  небесной.  Главное  в куртуазной  поэзии  есть  именно  преображающая  сила  любви —  но не женщина.  Смысл  любви   здесь   не   в   отношении к неповторимой индивидуальности Прекрасной Дамы,  не столько в объекте любви, сколько в переживаниях ее субъекта.  Не случайно в лирике  трубадуров  героиня лишена индивидуальных черт.  Ее практически нет.           .               Любовь вдохновенного поэта далеко не всегда оказывалась взаимной и только в редких случаях завершалась близостью. Таков был закон рыцарской верности, предполагавший максимальную идеализацию чувства и желательно более полный отказ от плотского наслаждения.  
Капризная Дама хотела, чтобы ей служили ради самого служения, а не ради удовольствия, которым она в силах осчастливить возлюбленного. В источниках того времени только однажды встречается история о том, как некая дама пустила воздыхателя в свои покои и, подняв юбку, накинула ее на голову рыцаря. Но и в этом случае счастливчиком оказался не бедный трубадур, а человек с положением, не затруднявший себя сочинением песен. Поведение дамы было сочтено изрядной дерзостью, и обиженный поэт, подсмотревший всю сцену в щелочку, нескромную возлюбленную осуждает.  
Впрочем, властвовавшее тогда в умах любовное право имело довольно слабое отношение к современной морали и видело мало преград для настоящей любви. Даже брак, несмотря на некоторые естественные сложности, вроде ревности, не представлял особой помехи в отношениях возлюбленных. Ведь законное супружество не имело ничего общего с любовью. Известен, например, случай, когда так называемый "суд любви" (суды, которые разбирали спорные случаи в отношении дам и их благородных воздыхателей) признал недостойным поведение дамы, отказавшей в "обычных утехах" любовнику после своего замужества. Приговор по этому делу гласил: "Несправедливо, будто последующее супружество исключает прежде бывшую любовь, разве что если женщина вовсе от любви отрекается и впредь не намерена любить".  
Вряд ли можно обвинять тех женщин и в меркантильности. Общественное мнение Средневековья весьма и весьма одобряло браки родовитых женщин с менее знатными мужчинами. А потом в трубадуре ценилось прежде всего не происхождение, а его поэтический дар и иные таланты. Ведь жизнь средневекового замка была предельно замкнута. Трубадуры, ведущие кочевой образ жизни, становились желанными гостями при любом дворе. Они часто брали на себя обязанности дворцовых распорядителей и отвечали за все, связанное с приемом гостей и развлечением хозяев.  
Иногда трубадурами становились сами господа. Например, один из первых известных нам трубадуров, Гильем Аквитанский, граф

Пуатевинский, богатством далеко превосходил самого французского короля, хотя и считался его подданным. А его молодой современник, поэт Маркабрюн, не имел ни рода, ни богатства, как гласят источники, его в младенчестве нашел у своих ворот некий господин.                         В мире рыцарской доблести и чести женщины неожиданно приобретают огромные права, возносятся в сознании мужского окружения на недосягаемую высоту - вплоть до небывалой доселе возможности вершить суд над мужчиной. Правда, все эти права и возможности осуществлялись в очень узкой сфере рыцарской эротики, но и это уже было победой женщины. Дворы знаменитых куртуазных королев того времени - Алиеноры Аквитанской (внучки "первого трубадура" герцога Гильема Аквитанского, бывшей замужем за Людовиком VII Французским, а позже - за Генрихом II Английским) или ее дочери Марии Шампанской и племянницы Изабеллы Фландрской - предстают самыми блестящими центрами рыцарской культуры конца XII века. Именно при их дворах торжественно вершились знаменитые "суды любви". 
"Суд любви" в данном употреблении нисколько не метафора. Разбирательства в области любовного права происходили с полным соблюдением всех норм морали и существовавшей тогда судебной практики. Разве только смертных приговоров "суды любви" не выносили.  
Вот классический пример решения такого суда. Некий рыцарь страстно и преданно возлюбил даму, "и лишь о ней было все возбуждение духа его". Дама же в ответной любви ему отказала. Видя, что рыцарь упорствует в своей страсти, дама спросила его, согласен ли он достичь ее любви при том условии, что будет исполнять все ее пожелания, каковыми бы они ни были. "Госпожа моя, - ответил рыцарь, - да минует меня толикое помрачение, чтобы в чем-либо я твоим перечил повелениям!" Услышав это, дама тотчас приказала ему прекратить все домогательства и перед прочими восхвалять ее не сметь. Рыцарь вынужден был смириться. Но в одном обществе сей благородный господин услышал, как даму его хулили поносными словами, не смог удержаться и защитил честное имя своей возлюбленной. Возлюбленная, услышав об этом, объявила, что навсегда отказывает ему в любви, так как он нарушил ее повеление.  
По этому делу графиня Шампанская "проблистала" таким решением: "Слишком сурова была дама в повелении своем... За любовником же нет провинности в том, что он праведным отпором восстал на хулителей госпожи своей; ибо клятву он дал с тем, чтобы вернее достигнуть любви своей дамы, и потому неправа была она в своем ему повелении более о той любви не ратовать".  
И еще одно подобное судебное разбирательство. Некто, влюбленный в достойнейшую женщину, стал настоятельно домогаться любви другой госпожи. Когда цель его была достигнута, "возревновал он об объятиях прежней госпожи, а ко второй своей любовнице спиною обратился". По этому делу графиня Фландрская высказалась следующим приговором: "Муж, столь искушенный в измышлениях обмана, достоин быть лишен и прежней и новой любви, да и впредь бы ему не наслаждаться любовью ни с какой достойной дамой, поелику явственно царит в нем буйное сладострастие, а оно всецело враждебно истинной любви". 
Как видим, в сферу влияния женщины вдруг отошла огромная область тогдашней жизни, практически все, что имело значение в отношениях полов. Впрочем, не надо обольщаться. Все свои новые права она приобрела не на пути эмансипации и не в борьбе, а благодаря все той же мужской воле, которая вдруг захотела смирения. 
Женщины не преминули воспользоваться новым своим положением. Документы сохранили огромное количество легенд, многие из них позже стали материалом для бесконечного числа обработок и переложений. Сюжетами этих легенд пользовались и Боккаччо, и Данте, и Петрарка. Ими интересовались западные романтики и русские символисты. Одна из них, кстати, положена в основу известной драмы Блока "Роза и Крест". Во всех легендах самую активную роль играют именно женщины. 
Трубадур Ричард де Барбезиль долгое время был влюблен в некую даму, жену Джуафре де Тонне. И она ему "благоволила сверх всякой меры, а он ее Всех-Лучшая величал". Но тщетно услаждал он слух любимой песнями. Она оставалась неприступна. Узнав об этом, другая дама предложила Ричарду оставить безнадежные попытки и пообещала одарить его всем, в чем ему отказывала госпожа де Тонне. Поддавшийся искушению Ричард действительно отказался от прежней возлюбленной. Но когда он явился к новой даме, она отказала ему, объяснив, что если он был неверен первой, то и с ней может поступить так же. Обескураженный Ричард решил вернуться туда, откуда ушел. Однако госпожа де Тонне в свою очередь отказалась принять его. Правда, вскоре она смягчилась и согласилась его простить при условии, что сто пар влюбленных явятся к ней и на коленях будут умолять ее об этом. Так и было сделано. 
История с противоположным сюжетом связывается с именем трубадура Гильема де Балауна. Теперь уже сам трубадур испытывает любовь дамы и, демонстрируя полное охлаждение, доводит бедную женщину до последних унижений и с побоями (!) изгоняет ее прочь. Однако же настал день, когда Гильем понял, что натворил. Дама же видеть его не захотела и "повелела гнать из замка с позором". Трубадур удалился к себе, скорбя по содеянному. Даме, видимо, было не лучше. И вскоре через благородного сеньора, взявшегося примирить возлюбленных, дама передала Гильему свое решение. Она согласна простить трубадура только при условии, что он вырвет ноготь на большом пальце и принесет его ей вместе с песней, в коей корил бы себя за содеянное безумие. Все это Гильем проделал с великой готовностью.  
Как видим из приведенных примеров, дамы были суровы, но справедливы. Дошли до нас и истории куда более трагические, отчасти напоминающие современные некрофильские ужасы. Некий Гильем де ла Тор похитил будущую свою жену у миланского цирюльника и любил ее больше всего на свете. Прошло время, и жена умерла. Гильем, от горя впавший в безумие, не поверил этому и стал каждый день приходить на кладбище. Он извлекал покойницу из склепа, обнимал, целовал и просил, чтобы она простила его, перестала притворяться и поговорила с ним. Люди из округи стали гнать Гильема прочь от места захоронения. Тогда тот пошел к колдунам и гадалкам, пытаясь выведать, не может ли мертвая воскреснуть. Какой-то недобрый человек научил его, что если каждый день читать определенные молитвы, раздавать милостыню семи нищим (обязательно до обеда) и поступать так целый год, то жена его оживет, только не сможет ни есть, ни пить, ни разговаривать. Гильем обрадовался, но когда по прошествии года увидел, что все без толку, впал в отчаяние и вскоре умер.  
Разумеется, далеко не все подобные сюжеты основываются на реальных фактах. Для создания легенды достаточно было изъять из кансоны (песни о любви) одно-два опорных слова, остальное додумывало изощренное воображение первых комментаторов и жонглеров - исполнителей песен трубадуров. История несчастного де ла Тора - яркий тому пример. В одной из своих песен он действительно обращается к теме смерти. Но как раз вопреки легенде утверждает, что подруге не будет проку, если возлюбленный из-за нее умрет. 
А вот история трубадура Гаусберта де Пойсибота звучит, на наш взгляд, весьма правдоподобно. Вполне вероятно, что нечто похожее и впрямь произошло. Гаусберт де Пойсибот по большой любви женился на девице, знатной и прекрасной. Когда муж надолго уехал из дома, за красавицей-женой стал ухаживать некий рыцарь. В конце концов он увел ее из дома и долгое время держал у себя в любовницах, а потом бросил. На пути домой Гаусберт случайно оказался в том же городе, где обреталась его жена, брошенная любовником. Вечером Гаусберт отправился в публичный дом и обнаружил там супругу в самом плачевном состоянии. Дальше анонимный автор продолжает, как в романе эпохи романтизма: "И как увидели они друг друга, то испытали оба стыд великий и великую скорбь. Ночь он с нею провел, а наутро вместе вышли они, и он отвел ее в монастырь, где и оставил. От такого горя бросил он пение и трубадурское художество". 
Условность, которой обставлялся рыцарский быт, предполагала, несмотря ни на что, предельную искренность своих адептов. То, что теперь кажется нам наивным и неправдоподобным, тогда воспринималось со всей чистотой и глубиной чувства. Именно поэтому многим сюжетам средневековой лирики взыскательная культура христианского мира даровала вечную жизнь. Такова история "дальней любви" трубадура Джуафре Рюделя, который имел несчастье влюбиться в принцессу Триполитанскую, никогда ее не видев. Он отправился на ее поиски, но во время морского путешествия заболел смертельной болезнью. В Триполи его поместили в странноприимный дом и дали знать об этом графине. Она пришла и заключила трубадура в объятия. Он же сразу пришел в себя, узнав Даму своего сердца, и возблагодарил Господа за жизнь, сохраненную до тех пор, пока он не увидел своей любви. Он умер у нее на руках. Она же велела его похоронить с великими почестями в храме тамплиеров, а сама в тот же день постриглась в монахини. Одна из кансон, сочиненная Джуафре Рюделем в честь дальней возлюбленной, звучит так:                                                                          Длиннее дни, алей рассвет,  
Нежнее пенье птицы дальней,  
Май наступил - спешу я вслед  
За сладостной любовью дальней.  
Желаньем я раздавлен, смят,  
И мне милее зимний хлад,  
Чем пенье птиц и маки в поле.  
Мой только тот правдив портрет,  
Где я стремлюсь к любви дальней.  
Сравню ль восторги всех побед  
С усладою любви дальней?.. (3)

«К числу бессмертных историй, порожденных этой блистательной эпохой, относится и знаменитый сюжет о "съеденном сердце". Прекрасный и доблестный рыцарь Гильем де Кабестань полюбил жену своего сеньора, господина Раймона де Кастель-Россильон. Узнав о такой любви, Раймон преисполнился ревностью и запер неверную жену в замке. Затем, пригласив к себе Гильема, увел его далеко в лес и там убил. Раймон вырезал сердце несчастного влюбленного, отдал его повару, а приготовленное кушанье приказал подать за обедом жене, ни о чем не подозревавшей. Когда Раймон спросил ее, понравилось ли ей угощение, дама ответила утвердительно. Тогда муж объявил ей правду и в доказательство показал голову убитого трубадура. Дама ответила, коль скоро муж угостил ее таким прекрасным блюдом, то иного она не отведает вовек, и бросилась с высокого балкона вниз. 
Услышав о чудовищном злодеянии, король Арагонский, чьим вассалом был Раймон, пошел на него войной и отнял у него все имущество, а самого Раймона заключил в тюрьму. Тела обоих возлюбленных он приказал с подобающими почестями похоронить у церковного входа в одной могиле, а всем дамам и рыцарям Россильона повелел ежегодно собираться в этом месте и отмечать годовщину их смерти».(4) 
Эта история переработана Боккаччо в "Декамероне" и с тех пор пользуется огромной известностью в мировой литературе. Из современных ее обработок достаточно вспомнить фильм Питера Гринуэя "Повар, вор, его жена и любовник".                                        Наиболее обстоятельно куртуазная теория представлена в сочинении "О любви" (ок. 1184—1186), принадлежащем перу Андрея Капеллана, духовника французского короля. Любовь, по словам Капеллана,  преображает человека: даже грубого и невежественного   заставляет  блистать красотой, низкородного одаряет благородством нрава, надменного благодетельствует смирением. Андрей Капеллан выделяет три пути достижения любви: красота облика, доброта нрава и красноречие.(5) В системе правил для любящих,  представленной Капелланом, тридцать одно правило. Приведем некоторые из них:     — супружество не причина к отказу от любви;                                                               — кто не ревнует, тот  не любит;                                                                                       — что  берет  любовник  против воли другого любовника,  в том нет   вкуса;                                                                                                                                                       — любовь разглашенная недолговечна                                                                              — легким достижением обесценена бывает любовь, трудным — входит в   цену                                                                                                       — кого безмерное томит сладострастье,  тот не умеет  любить (6)     

 Все более  опутываясь бесчисленными правилами,  куртуазная  любовь превращается в род ритуала,  игры. Много общего она имела и со средневековой схоластикой.  Любили головой,  а не  сердцем;   как  схоластики  дебатировали в университетах, так поэты дебатировали  при  дворах —  что  можно, а  что  нельзя считать любовью; что    соответствует строгим правилам куртуазности, а что расходится с ними.    

 Кодекс рыцарской  любви  долго  существовал  и  после  того,  как рыцарский   дух   его  покинул.  Безусловно,  культ  Прекрасной  Дамы,  созданный в рамках   куртуазной   культуры,  оказал  сильное  влияние  на преодоление  женоненавистничества  и  подготовил  почву  для  рождения одухотворенной  индивидуальной  любви.   Однако  об  этом  благотворном влиянии можно говорить скорее применительно к последующим эпохам,  чем собственно к средневековью.  Разумеется,   культ   женщины  был  идеалом маленькой аристократической касты. «Водораздел, отделявший "вилланок", с которыми самый утонченный  рыцарь мог обращаться как  ему  вздумается, от "дам" и "девственниц", был  незыблем» (7)      

 От  любви  до  ненависти  один  шаг,  и  этот  шаг  был  сделан  в знаменитом "Романе о Розе",  ставшем  символом  вырождения  куртуазной любви.  Его первая часть  была   написана   французом Гийомом да Лоррисом в  1240 году и представляла собой типичный  образчик  куртуазной  поэзии.  Слава  романа  не была бы столь велика,  если  бы  к  нему в 1280 году не написал продолжения  другой  французский поэт  —  Жан де Мен.   Прошло всего сорок лет,  но мы видим уже совершенно другое отношение к женщине. Любовь занимает  центральное  место  и  в  этом  романе  —  но   не верная, бескорыстная,  платоническая любовь к недостижимой Прекрасной Даме,  а любовь плотская.  Тот,  кто  хочет  войти   в  сад  любви,  также  должен обладать  добродетелями,   но  как  же  эти  добродетели  отличались  от  рыцарского кодекса  любви  куртуазной!  Добродетели  последней  —  это качества,  с  помощью  которых  рыцарь  облагораживается.  Согласно же  Жану  де Мену,  добродетели  поклонника  — всего лишь средство охоты за женщиной.  Центральное  место  занимает  не  поклонение  женщине,   но жестокое презрение к ее слабостям. Сами женщины предстают перед нами хитрыми, безнравственными,  похотливыми.     

 Трактат   получил   большой   резонанс   и,   как   это   ни  парадоксально,   способствовал   развитию    женского самосознания, стимулируя   поиски   контраргументов.   Именно  в  полемике  с  ним оттачивала   свое мастерство   французская   писательница   Кристина  Пизанская, в ёё книге «О граде женском» является результатом переосмысления традиционного толкования соотношения полов и роли женщины в социальной среде. Рассуждая о сотворении женщины, писательница критикует антифеминистскую по сути церковную идеологию предыдущих столетий. Кристина придает своей позиции онтологическое звучание, обращаясь к проблеме творения, она постулирует: образ Бога запечатлен не в теле, а в душе человека, Кристина Пизанская видит причины нападок на женщин, с одной стороны, в добрых намерениях служителей церкви, поступающих так, чтобы отвратить заблудших мужчин от падших женщин, с другой, - в недостатках и изъянах самих мужчин, которые путем агрессии в адрес женщин пытаются скрыть собственные комплексы.

Прекрасная Дама просуществовала  недолго. Уже в первой половине XIII века, в период с 1209 по 1240 год, Прованс подвергся четырем крестовым походам из Северной Франции, возглавляемым знаменитым Симоном де Монфором. В истории Франции они остались под именем альбигойских войн. 
С падением Прованса трубадурское искусство быстро пришло в упадок и скоро забылось. Но дело было сделано. Нравы стали изысканнее и гуманнее, а Прекрасная Дама, сменившая с тех пор тысячи имен, жива по сей день.                                                                
 
 
 
 
 
 
 
 

Примечание к гл.1

1. Новарский Филипп. Четыре возраста человека.// Репина Л.П. Женщины и мужчины в истории: Новая картина прошлого. Очерки. Хрестоматия. М.,2002 с.323
2. Жизнеописания трубадуров/ Под ред. М.Б. Мейлаха. М., 1993.   с. 115-116
3. Там же с.125
4. Андреева О. Средневековье: культ прекрасной дамы// Наука и жизнь
5. Капеллан Андрей. О любви // Жизнеописания трубадуров. М., 1993. с.386
6. Там же с.400-401
7. Дюби Ж. Куртуазная любовь и перемены в положении женщины

во Франции XIIв//Одиссей М.,1990 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Гл. 2 ЖЕНЩИНА И ВЛАСТЬ   

   Способна ли женщина к управлению? Таким вопросом задавались многие светлейшие умы древности.  В трактатах обсуждались добродетели, подобающие правителю,  и давались  подробные  рекомендации, как воспитать достойного государя.  Идеальный  правитель  должен  быть  мудрым, справедливым,  воздержанным,  решительным. Качества, необходимые для управления, очевидно, дисгармонировали с характеристиками,  которые  были даны средневековой женщине. Она невоздержанна, неразумна. «Если женщина говорит слишком много, её считают болтливой и глупой; если не вымолвит не слова, её найдут неприветливой»(1)  Женщина  пристрастна,  а потому не способна  принимать  мудрые,  взвешенные, справедливые  решения.  Следовательно, она  изначально  рождена  не  повелевать, а подчиняться.  Не случайно в  средневековом  каноне  женских  добродетелей  одна  из главных —  послушание.  Об этом, следуя за Аристотелем,  писал Фома Аквинский.  Тема послушания женщин чрезвычайно  популярна  и  в последующей средневековой  традиции; она получила отражение и в трактатах  о семье,   и  в  проповедях,  и  в  произведениях  гуманистов.   В то же время  средневековые  интеллектуалы  признавали — не признать  было  невозможно, — что  женщина  способна  быть   умелым  и самостоятельным  правителем  государства,  монастыря  или  дома.   Эта  позиция  находила  отражение  в  оценке  деятельности  отдельных ярких личностей:  принцесс,  королев,  императриц.  Так,  тот же Боккаччо  в работе  «О  знаменитых  женщинах"»хвалит за  "необычайную отвагу,  силу характера и ум", выдающиеся  государственные  способности  великих  цариц  древности . Автор  трактата  «Защита  женщин»  также  вспоминает   об успешном  управлении женщинами государством или армией и восхищается этими примерами.