Два варианта решения аграрного вопроса в "Русской правде" Пестеля

В новой редакции «Русской Правды»  Пестель, перечисляя необходимые преобразования в отношении казенных крестьян, обстоятельно раскрыпаег первый, второй и третий пункты этих преобразований. Четвертый пункт в оригинале отмечен проставленной цифрой, но не был изложен и остался без ответа³⁶. Этот факт свидетельствует о том, что переработки Пестелем параграфа о казенных крестьянах и новой редакции осталась неоконченной. Это обстоятельство, по всей вероятности, и породило те недоразумения в толковании предположений Пестеля по данному вопросу, родоначальником которых следует признать первого издателя «Русской Правды» - П.Е. Щеголева. 
П.Е. Щеголев, точно воспроизведя в своем издании список «Русской Правды», сделанный Дубровиным, при переходе от новой к старой редакции параграфа о казенных кресгьянах напечатал и такую оговорку Дубровина: «Конец этой главы сохранился лишь в черновых набросках, отчасти повторяющих сказанное выше, отчасти содержащих новые соображения» ³⁷. 
Н.Ф. Дубровин и П.Е. Щеголев, таким образом, принимали старую редакцию «Русской Правды» за прямое продолжение повои редакции параграфа о казенных крестьянах, за «конец этой главы», содержащий «новые соображения», которые Пестель не успел перевести из состояния «черновых набросков». Заметив повторения между «началом» и «концом этой главы», они не придали этому факту никакого значения, так как объясняли все повторения и даже противоречия, содержащиеся в различных редакциях, «непоследовательностью» суждений Пестеля. 
Любопытно отметить и другое. Дубровин и вслед за ним Щеголев, как мы заметили выше, опустили содержащуюся в оригинале цифру 4 обозначавшую не написанный еще пункт четвертый и свидетельствующую о незаконченности параграфа о казенных крестьянах в его новой редакции. Щеголев в своем издании опустил также и повторяющийся в оригинале заголовок «Казенные крестьяне» ³⁸, который, принадлежа к повторному параграфу об этой категории крестьян, как раз и свидетельствует о том, что мы здесь имеем дело не с «концом» единого параграфа о казенных крестьянах, а с началом другой, ранней редакции этого параграфа с последовательной нумерацией его пунктов. Эта точка зрения Щеголева, принявшего две различные редакции параграфа о казенных крестьянах за один цельный параграф, механически перешла в историческую литературу о декабристах и сохраняется, как выше было отмечено, до сегодняшнего дня. Мало того, поскольку новая редакция обрывается на четвертом пункте, то и чтение того, что Щеголев определяет лишь как «конец главы» о казенных крестьянах, начинаечся с четвертого пункта старой редакции, т.е. с того пункта, где Пестель оговаривает сохранение на определенный срок барщинных и оброчных повинностей крестьян. При этом упускается из виду то обстоятельство, что Пестель в новой редакции коренным образом перегруппировал материал, что еще больше усиливает противоречивость в интерпретации этого места из «Русской Правды». На самом же деле внимательное чтение оригинала убеждает нас в том, что мы в данном случае имеем дело не просто с началом и концом главы, а с двумя во многом различными между собою вариантами трактовки темы о казенных крестьянах, т. е. с двумя редакциями «Русской Правды», фиксирующими различные этапы в процессе формирования программы Южного общества. 
Какие же отклонения в трактовке вопроса о государственных крестьянах мы находим в новой редакции по сравнению со старой редакцией? 
Прежде всего обратим внимание, что перегруппировка материала в новом варианте сравнительно со старым носит не просто редакционный, а глубоко принципиальный характер. Если в старой редакции отправным пунктом суждений Пестеля является идея волостного переустройства казенных земель, чему посвящаются три первых пункта, а вопросу об условиях освобождения казенных крестьян (о чем говориться лишь в последующих трех пунктах) отводится явно подчиненное место, то в новой редакции центр внимания обращен именно на вопрос об освобождении крестьян, о чем обстоятельно говорится в первом же пункте. Последующие пункты трактуются в полном подчинении этому первому пункту. Если старая редакция говорит главным образом о казенной земле, то новая редакция имеет основной своей темой казенного крестьянина. 
Второе обстоятельство, на которое необходимо обратить серьезнейшее внимание, заключается в том, что три пункта новой редакции в новой трактовке и в новом свете охватывают круг проблем, относящихся не к трем пунктам старой редакции, а к семи и частично даже к последнему, восьмому пункту старой редакции «Русской Правды». Здесь в полном объеме даны вопросы, касающиеся освобождения крестьян, разделения государственных поместий на волости, а волостных земель - на общественные и казенные, распространении на казенных крестьян прав купечества и мещанства, характера собственности на общественные и на казенные земли. Только два вопроса из старой редакции не нашли отражения в новой - это вопрос об откупе или аренде крестьянами казенных земель и вопрос о волостных банках и страховых учреждениях. 
Таким образом, является совершенно неправильным рассмотрение четвертого пункта старой редакции в качестве прямого продолжения текста новой редакции параграфа о казенных крестьянах. Против этого возражает не только история создания «Русской Правды», не только данные оригинала того документа, но и логическое развитие Пестелем темы о казенных крестьянах в старом и новом вариантах. 
Имея в виду отмеченные моменты, рассмотрим самый главный вопрос: как изложены в новой редакции «Русской Правды» условия освобождения казенных крестьян? 
В старой редакции, как мы помним, этому вопросу посвящены три пункта (4, 5 и 6-й), в которых Пестель последовательно утверждает три положения: 1) крестьяне и после волостного переустройства казенных поместий продолжают отбывать в отношении казны оброчные и барщинные повинности; 2) такой порядок будет продолжаться 10 - 15 лет; 3) по истечении этого срока казенные крестьяне приобретут, наконец, полную свободу. В новой редакции эти три пункта заменены одним пунктом - первым, который категорически заявляет: «...признать, объявить и провозгласить всех казенных и удельных крестьян вольными и никакого рода крепости более не подлежащими, включить их в общий состав российского гражданства на основании общих правил, признавая их российскими гражданами и распространяя на них все права купечества и мещанства так, чтобы они отныне впредь особого сословия более не составляли, но принадлежали бы к общему сословию российских граждан»³⁹. В этой категорической формуле Пестеля нет места для того 10 - 15-летнего срока, о котором он говорил в раннем варианте «Русской Правды». Если бы Пестель имел в виду этот срок сохранить, то, при строгой тематической последовательности построения последнего варианта параграфа о казенных крестьянах, он должен был об этом сказать в первом же или в очередном, втором пункте. Отсутствие упоминания об этом сроке именно здесь, в первом пункте нового варианта, где говорится о порядке освобождения казенных крестьян, свидетельствует о том, что Пестель от этой мысли отказался. В этом сказалась та радикализация взглядов Пестеля по конкретному вопросу с казенных крестьянах, которая отличает новую редакцию «Русской Правды» вообще. 
Но как же быть с отмеченным цифрою 4, но не раскрытым в новой редакции пунктом четвертым? Что Пестель имел в виду еще сказать в этом пункте? 
Здесь можно допустить одно из следующих предположении: 1) Коли Пестель имел в виду оставаться в кругу тех вопросов, которые были им охвачены в старом варианте, то этот четвертый пункт должен был говорить либо об аренде крестьянами казенной земли после их освобождения, либо о волостных банках, ломбардах и страховых учреждениях. Но во втором случае этот пункт вряд ли вызвал бы у Пестеля какое-либо затруднение и остался бы недописанным. Всего вероятнее Пестель остановился перед затруднявшим его все тем же вопросом: как быть с казенными землями в связи с освобождением крестьян? Этот вопрос так и остался у Пестеля в плане его программных суждений неразрешенным, 2) Если же Песюль имел в виду выйти за круг вопросов, очерченных старым вариантом, и хотел в этом четвертом пункте затронуть какую-то новую проблему, то определить ее мы конечно, не можем. Но именно потому, что это была бы новая проблема, исключается возможность ее связи с вопросом о 10 - 15-летнем сроке. 
Так представляется трактовка вопроса о казенных крестьянах в различных вариантах «Русской Правды». Безоговopoчное освобождение казенных крестьян от феодальных повинностей с распространением на них принципа волостного устройства и разделения земель - таковы основные черты намеченного Пестелем последнего варианта программы в этой области. 
Все сказанное о казенных крестьянах Пестель в полном объеме распространяет также на казенных заводских крестьян⁴⁰ и на монастырских крестьян⁴¹.

*

С той же тенденцией п сторону революционного развития мысли Пестеля и программы Южного общества мы встречаемся и при рассмотрении вопроса о проектировавшихся «Русской Правдой» преобразованиях в отношении помещичьих крестьян. По этому вопросу разноречия в различных редакциях «Русской Правды» оказываются еще более разительными. Обратимся к рассмотрению этого вопроса пока только в рамках старой редакции. 
Вопрос об условиях освобождения крестьян трактуется в обеих редакциях «Русской Правды» в тесном переплетении с вопросом о судьбах дворянского сословия. Когда мы обращаемся к старой, непереработанной редакции третьей главы «Русской Правды», то здесь Пестель еще находил основания для сохранения дворянства, правда в пересмотренном его составе. Судя по отдельным положениям этой старой редакции, и начальные параграфы третьей главы «Русской Правды», не дошедшие до нас в ранней редакции, трактовали дворянство как отдельную привилегированную группу, хотя и при коренном изменении оснований, определявших ее особые права. Так, заключая третью главу «Русской Правды» (вспомним, что конец этой главы дошел до нас в непереработанном виде, т.е. в старой редакции), Пестель говорит «Из всего содержания главы сей явствует: .. 2) что дворянство обязывается под руководством Верховного правления пересмотреть свой состав и проекты об оном представить» В конце третьей же главы Пестель предлагает и тот критерий, на основе которого следует пересмотреть состав привилегированного дворянства «При сем надлежит заметить ... 2) что люди, оказавшие отечеству большие услуги, должны быть отличены от тех, которые только о себе думачи и только о частном своем благе помышляли. Таковые лица должны особенными пользоваться правами и преимуществами. Вот главное правило, основанием дворянству служащее» ⁴². 
В четвертой главе «Русской Правды», в которой Пестель, так же как и в третьей главе, в основном трактует крестьянский и земельный вопросы, мы также находим мысль о сохранении внутри гражданского общества дворянства и его привилегий. «Дворянство есть установление справедливое, когда основанием своего существования имеет услуги, им отечеству оказываемые...»⁴³ - заявляет здесь Пестель. Еще категоричнее и полнее здесь звучит и такое заявление Пестеля: «Надлежит однако же заметить, что те отличные граждане, которые большие отечеству оказывают услуги (дворяне), должны некоторыми особыми преимуществами пользоваться в виде награждения за их услуги и от некоторых тягостнейших обязанностей быть освобождены»⁴⁴. Таким образом, ранний вариант «Русской Правды» сохраняет в составе общества дворянство как группу, выделенную особыми правами. Правда, эта привилегированная группа создается на существенно иных основаниях, чем старое феодальное дворянство. Однако в создании ее все же сказывается бережное отношение и к старому дворянству, к помещикам. Та же бережность отразилась и на позиции Пестеля в вопросе об условиях и методах освобождения помещичьих крестьян. Конечно, и в старой редакции «Русской Правды» Пестель выступает принципиальным противником крепостного права. Однако для обоснования этого принципа Пестель здесь оперирует такими аргументами, как «успехи просвещения», «дух свободы» и т.д., т.е. аргументами преимущественно морально-политического характера. «Успехи общего просвещения, - говорит нам старая редакция «Русской Правды», - повсюду более и более распространяющиеся, лучшие понятия о взаимных отношения» всех членов и частей государства, дух времени, стремящийся к свободе, на эаконах основанной, все сие заставляет желать, чтобы рабство было совершенно в России уничтожено, и чтобы полезное сословие крестьян не было забыто, особливо в то время, когда Россия стремится к установлению прочного законного порядка и всем прочим своим сословиям и частям улучшение положения и состояния их приобретает»⁴⁵. Такие выражения в приведенном тексте, как «заставляет желать», «чтобы полезное сословие крестьян не было забыто» и т.п., не соответствующие обычно категорическому стилю Пестеля, накладывают печать большой умеренности на суждения Пестеля по крестьянскому вопросу в старой редакции «Русской Правды». С этими аргументами, обнажающими безнравственность крепостного права, Пестель как бы обращается к самим помещикам: «Сверх того надобно также и о том в совести своей помышлять, что право обладать другими людьми, как собственностью своею, продавать, закладывать, дарить и наследовать людей на подобие вещей, употреблять их по своему произволу, без предварительного с ними соглашения и единственно для своей прибыли, выгоды и прихоти есть дело постыдное, противное человечеству, законам естественным, святой вере христианской и заповедной воле всевышнего творца, гласящего в священном писании, что все люди перед ним равны, и что одни деяния их и добродетели разницу полагают» ⁴⁶. Весьма любопытен самый подход «Русской Правды» в старой редакции к вопросу о крепостном праве. Она констатирует большое разнообразие в положении крепостных крестьян в зависимости от того, под властью «добрых» или «дурных» господ они находятся. Это разнообразие, по суждениям Пестеля, оказывается возможным потому, «что участь крепостных людей в полной мере зависит единственно от мысли и воли их господ, и что никакого не существует определительного постановления, взаимные их отношения, обязанности и права устанавливающего и положение крестьянского состояния ясно определяющего»». Из этого положения Пестель делает вывод о необходимости создания такого постановления, «дабы дурные помещики принуждены были следовать примеру добрых помещиков, и дабы положение крестьян, елико возможно, было улучшено и на твердых началах и правилах положительным образом основано» ⁴⁷. Это равнение на «доброго помещика» представляет характерную черту ранней редакции «Русской Правды». Оно сказалось в решении и вопроса о дворянском сословии и вопроса о крепостном праве. Здесь мы находим наиболее полное и откровенное выражение дворянской ограниченности Пестеля периода ранней редакции «Русской Правды» 
. Все сказанное подводит нас к пониманию весьма важного момента в концепции старой редакции «Русской Правды» по вопросу о крепостном праве: здесь видная роль в разработке постановления по крестьянскому вопросу предоставляется дворянству - «грамотным дворянским собраниям». Правда, Временному верховному правлению принадлежит установление принципов реформы и издание окончательного постановления на основании проектов «грамотных дворянских собраний», а равно и последующее практическое осуществление всех мероприятий: «Для составления такового постановления, - читаем мы в параграфе о дворянских крестьянах, - имеет Верховное правление возложить на вышеупомянутые грамотные дворянские собрания⁴⁸ обязанность представить ему проекты об оном и потом из всех сих проектов выбор сделать, целое составить и оный в ход и действие привести» ⁴⁹. 
Изложенные суждения привели Пестеля к следующему заключительному выводу по вопросу об условиях освобождения помещичьих крестьян: «Поелику таковое важное предприятие требует зрелого обдумания и весьма большую произведет в государстве перемену, то не может оное иначе к успешному окончанию приведено быть, как введением постепенным. О сем предмете должно Верховное правление потребовать проекты от грамотных дворянских собраний и но оным мероприятиям распорядить, руководствуясь следующими тремя главными правилами: 1) освобождение крестьян от рабства не должно лишить дворян дохода, ими от поместий своих получаемого; 2) освобождение сие не должно произвести волнений и беспорядков в государстве, для чего и обязывается Верховное правление беспощадную строгость употреблять против всяких нарушителей общего спокойствия; 3) освобождение cue должно крестьянам доставить лучши положение противу теперешнего, а не мнимую свободу им даровать» ⁵⁰. 
Эти правила Пестель распространяет на все категории помещичьих крестьян, уделяя при этом особенное внимание «дворовым людям» и помещичьим «заводским крестьянам». В отношении последней группы Пестель безоговорочно заявляет, что «суждение об улучшении их состояния и о постепенном даровании им вольности принадлежит к статье о дворянских крестьянах, где действие свое иметь будут Грамотные дворянские собрания с окончательным решением и утверждением Верховного правления»⁵¹. Этот текст, между прочим, интересен и тем, что он совершенно точно определяет соотношение функций дворянских собраний и Верховного правления при освобождении крестьян. Что касается дворовых людей, то Пестель, охарактеризовав их положение как «самое жалкое состояние в целом пространстве Российского государства» и определив также необходимость затребования от дворянских собраний проектов, предусматривающих «средства к постепенному освобождению от рабства дворовых людей», вместе с тем не ограничивается этими общими определениями, а конкретизирует их в характерных для тогдашних взглядов Пестеля направлениях: «Здесь могут с удобностью два средства быть употреблены. Первое состоит в назначении числа годов, в кои господину своему прослуживши, дворовый человек делается вольным. Второе состоит в назначении суммы денег, кои своему господину заплатив, дворовый человек также делается вольным». В этих строках принцип выкупа помещичьим крестьянином своей свободы четко обозначен. 
Таким образом, на этом этапе идейной эволюции Пестель искал компромиссных путей разрешения крестьянского вопроса, предоставляя при этом ведущее место помещичьему интересу. Первым правилом, которым должно руководствоваться Верховное правление при суждениях по вопросу о помещичьих крестьянах, является: «освобождение крестьян от рабства не должно лишить дворян дохода, ими от поместий своих получаемого»⁵². Этот принцип в старой редакции «Русской Правды» сохраняет за собою всеопределяющую силу и накладывает на все параграфы о помещичьих крестьянах отпечаток большой умеренности. Здесь владельческое право помещика на землю не подвергается еще ни малейшим колебаниям. 
Однако уже и в старой редакции «Русской Правды» Пестель считал необходимым уравнять положение помещичьих крестьян с положением всех граждан России. Об этом говорит одна любопытная мысль, высказанная Пестелем в четвертой главе, когда он перечисляет те блага, которые принесет с собой разделение земель: «Что же касается дворянских крестьян, то об оных сказано в предыдущей главе, что дворянские грамотные собрания представят свои проекты и Верховное правление оные в соображение примет при переводе сих крестьян из нынешнего их положения в общее состояние российского гражданства»⁵³. Если учесть, что эта мысль высказана в параграфе, целиком посвященном вопросу о разделении земель, то ясно, что здесь Пестель под «общим состоянием российского гражданства» имеет в виду не только формально-правовой момент, но и общее положение граждан, обусловленное распределением их по волостям и наделением их общественной землей. Каков же путь, ведущий к этому итогу? На этот вопрос старая редакция «Русской Правды» нам не отвечает. На него должны были предвврительно ответить «грамотные дворянские собрания». 
Суммируя все сказанное о дворянстве и помещичьих крестьянах, мы видим, что Пестель в период ранней редакции «Русской Правды», несмотря на общий революционный характер его суждений, находил основания для сохранения в России некоего дворянстви, выделенного привилегиями из общего состава граждан, хотя и коренным образом отличного по правовым принципам, определявшим его преимущества по сравнению со старым потомственным дворянством крепостной эпохи. Он видел основания также и для особенной заботы о помещичьих доходах и в весьма умеренном стиле трактовал вопрос об условиях освобождения помещичьих крестьян, правда, акцентируя при всем этом мысль о необходимости действительного улучшения положения крестьян, предоставляя, однако, предварительное решение этого вопроса «грамотным дворянским собраниям». 
Такова основная концепция ранней редакции «Русской Правды» по крестьянскому и аграрному вопросам. Именно эта концепция лежала в основе той программы Южного общества декабристов, которая была принята на совещании руководящих деятелей этого общества в январе 1823 г. «Конституция Государственный завет», ошибочно рассматрваемый некоторыми исследователями в качестве последнего программного слова Пестеля, в действительности представлял собой конспективную запись именно этого раннего варианта политического плана Пестеля, т.е. официально принятой программы Южного общества. В этом нас убеждает прежде всего происхождение этого важного декабристского документа. «Государственный завет» представлял собой краткое изложение основных положений программы, принятой на Киевском совещании 1823 г., записанное Бестужевым-Рюминым под диктовку Пестеля⁵⁴. Эти извлечения были использованы Васильковской управой в пропагандистских целях при слиянии Общества соединенных славян с Южным обществом в сентябре 1825 г. Одна из копий этого извлечения, написанная Петром Борисовым, под названием «Конституция Государственный завет» и дошла до нас. Понятно, что «Государственный завет» не мог выйти за рамки официально принятой программы Южного общества. В этом нас убеждает и внутреннее содержание этого документа. Единственный пункт «Государственого завета», трактующий вопрос о помещичьих крестьянах и о путях ликвидации крепостного права вообще, гласит следующее: «6) Переход из нынешнего положения в порядок, здесь предлагаемый, есть постепенный. У нынешних помещиков земля откупается оброком или работою летнею. Наперед заводится сие в казенных имениях и волостях, а потом уже в частных. Оброчные селения и пахотные селения, дворовые люди, заводские крестьяне, продолжая нынешние занятия положенное время, те же сами [?] откупаются, а дворовые в волости поступают»⁵⁵. Нетрудно заметить, что этот пункт «Государственного завета» находится в полном созвучии именно с ранним вариантом «Русской Правды» по аграрному вопросу и служит дополнительным подтверждением ранее сделанных выводов. 
Обращаясь к анализу последнего варианта «Русской Правды», мы видим, что и споем дальнейшем развитии мысль Пестеля весьма существенно отклонилась от ранее высказанных положении по вопросу об условиях освобождения помещичьих крестьян. Этот процесс и получил свое отражение в переработанной части «Русской Правды». 
Прежде всего необходимо учесть коренное изменение взглядов Пестеля по вопросу о судьбах дворянского сословия в России. Это коренное изменение получило свое выражение в § 6 третьей главы новой редакции «Русской Правды», в которой специально трактуется вопрос о дворянстве и который принадлежит к числу наиболее обстоятельно разработанных и зрелых мест в проекте Пестеля. В новой редакции своего проекта Пестель в основу своих суждений положил следующее определение дворянства как сословия: «.Дворянство есть то отдельное от массы народной сословие, которое свои особенные имеет преимущества, состоящие и следующих пяти предметах: 1) дворянство обладает другими людьми, как собственностью своею, называя их своими крепостными, и право имеет составлять майораты с разрешения правительства; 2) дворянство никакой подати не платит и никаких вкладов в пользу общую не вносит; 3) дворянство не подлежит телесным по суду наказаниям подобно прочим россиянам, ниже за самые ужаснейшие преступления; 4) дворянство не подлежит рекрутскому набору и всякие звания и должное гные места в государстве занимает за исключением прочих россиян и 5) дворянство называется сословием благородным, имеет гербы и присоединяет к сему различные титла. Сии пять преимуществ составляют дворянство, в отношении к коему употреблено здесь слово преимущество, а не слово право потому, что упомянутые выгоды, коими пользуется дворянство, ни на какой предшествующей обязанности не основаны, ниже для исполнения какой-либо обязанности нужными не бывают, почему и не могут правами быть признаны на основании § 5 предисловия, тем более, что сии выгоды не только не основаны на предшествующих обязанностях, но даже напротив того от обязанностей избавляют и потому должны быть признаны преимуществами, а не правами»⁵⁶. 
В этом определении, имеющем в виду положение дворянства по законодательству российского самодержавия, мы не находим и отдаленного намека на какие-либо «оказанные отечеству большие услуги», которые, по суждениям старой редакции, должны были лечь в основание новых дворянских привилегий. Наоборот, в приведенном тексте подчеркивается та мысль, что преимущества (именно преимущества, а не права!), которыми пользовались дворяне при старом строе, не находят для себя какого-либо обоснования в их общественно полезных обязанностях. 
Подвергнув последовательному критическому рассмотрению каждое из указанных преимуществ, обрушившись при этом с наиболее острой критикой на институт крепостного права, Пестель в своей новой редакции «Русской Правды» делает такой решающий вывод по вопросу о дворянском сословии: «Из всего до сих пор сказанного явствует, что все пять родов преимуществ, коими дворянское сословие поныне пользовалось, должны непременно решильнейшим образом быть уничтожены. А так как дворянское достоинство не что иное есть, как итог сих пяти родов преимуществ, то и следует из сего, что и само звание дворянства должно быть уничтожено: члены оного, поступая в общий состав российского гражданства, на основании общих правил, ниже сего изложенных, и долженствуя подобно всем прочим россиянам по волостям быть расписаны»⁵⁷. В сохранении какого-либо из перечисленных выше преимуществ дворян Пестель видит грозную опасность нарушения принципа «равенства всех перед законом - сего первейшего, главнейшего и прочнейшего основания государственного благоденствия» ⁵⁸. Таков конечный вывод Пестеля по вопросу о судьбе дворянского сословия в России. Пестель, таким образом, в поздней редакции «Русской Правды» категорически формулирует свой принцип полной и безусловной ликвидации дворянства в России. Этот весьма важный факт не мог не оказать влияния на всю концепцию Пестеля по вопросу об условиях освобождения помещичьих крестьян. Вместе с тем важно отметить и такое обстоятельство. Отвергая преимущества дворянства, составляющие его основные признаки, Пестель, однако, не касается самого главного признака, составлявшего материальную основу существования этого сословия в России, - феодального помещичьего землевладения. В этом факте обнаруживается дворянская ограниченность мысли Пестеля и в поздней редакции «Русской Правды», хотя и в меньшей степени, чем в раннем варианте его программы. В свете новых положений «Русской Правды» исчезает одна из центральных идей, упорно повторявшаяся на протяжении всей ее ранней редакции: условия освобождения крестьян уже не ставятся в зависимость от волеизъявления «грамотных дворянских собраний». Таков первый существенный вывод, который следует из сопоставления различных вариантов «Русской Правды». 
С внешней стороны при обозрении «Русской Правды» создается впечатление, будто Пестель, перерабатывая свою программу, остановился перед вопросом об освобождении помещичьих крестьян. Однако внимательное чтение «Русской Правды» опровергает такое представление. В новой, переработанной части «Русской Правды» мы, действительно, не имеем специального параграфа о дворянских крестьянах. Однако эта тема в существенных ее очертаниях в новой редакции дана там, где Пестель аргументирует необходимость ликвидации псех преимуществ дворянского сословия, особенно первого преимущества - обладания крепостными. Здесь Пестель в части своих суждений дословно воспроизводит текст параграфа о дворянских крестьянах из старой редакции «Русской Правды», но дает свои суждения в новых интонациях и с иными выводами. 
Для удобства и наглядности сопоставлений приведем интересующие нас тексты:

Как мы видим, эти два текста почти  дословно совпадают. Это говорит, во-первых, о том, что материал из старой редакции параграфа «Дворянские крестьяне» был использован Пестелем при  переработке параграфа о дворянстве и что Пестель, стало быть, не остановился  перед темой о помещичьих крестьянах; это говорит, во-вторых, о том, что  текст из старой редакции «Русской Правды», отвечавший новым взглядам Пестеля, при незначительных редакционных исправлениях переносился им почти  дословно в новую редакцию. 
Из только что приведенной совпадающей общей предпосылки Пестель, однако, делает в своих двух редакциях «Русской Правды» совершенно различные выводы. В старой редакции этот вывод звучит весьма умеренно и характеризуется подчеркнутой постепенностью: «Поелику таковое важное предприятие требует зрелого обдумания и весьма большую произведет в государстве перемену, то не может оное иначе к успешному окончанию приведено быть, как введением постепенным. О сем предмете должно Верховное правление потребовать проекты от грамотных дворянских собраний и по оным мероприятиям распорядить, руководствуясь следующими тремя главными правилами». И далее формулируются те правила, в которых акцентируется мысль, что освобождение крестьян «не должно лишать дворян дохода, ими от поместий своих получаемого»⁶¹. Совершенно по-иному звучит вывод Пестеля в новой редакции «Русской Правды»: «И потому, — продолжает новая редакция, — не может долее в России существовать позволение одному человеку иметь и называть другого своим крепостным. Рабство должно быть решительно уничтожено, и дворянство должно непременно навеки отречься от гнусного преимущества обладать другими людьми»⁶². Пестель предвидит возможность сопротивления этому освобождению крестьян со стороны дворян и обязывает Верховное правление в таких случаях применять жесткие меры воздействия: «Ежели бы паче всякого чаяния нашелся изверг, который бы словом или делом вздумал сему действию противиться или оное осуждать, то Временное верховное правление обязывается всякого такого злодея безизъятно немедленно взять под стражу и подвергнуть его строжайшему наказанию, яко врага отечества и изменника протнву первоначального коренного права гражданского»⁶³. В уничтожении крепостного права, которое должно быть произведено в «скорейшем времени», здесь, в новой редакции «Русской Правды», Пестель усматривает главнейшее предназначение Верховного правления: «Сие уничтожение рабства и кpeпocтнoгo состояния возлагается на Временное верховное правление, яко священнейшая и непременнейшая его обязанность. Позывается оно к престолу всевышнего на вечное посрамление, есть ли не устремится всеми силами на исполнение сего веления в скорейшем времени, решительнейшими и действительнейшими мероприятиями»⁶⁴. 
Таким образом, и по тону, и по своему содержанию и характеру конечные выводы Пестеля в отношении помещичьих крестьян оказались не только отличными, но в известном смысле и противоположными тем выводам, которые были им сформулированы в ранней редакции «Русской Правды». Здесь уже нет подчеркнутой в ранней редакции постепенности в разрешении вопроса о помещичьих крестьянах, здесь уже не фигурируют «грамотные дворянские собрания» и задача ликвидации крепостного права возлагается непосредственно на Верховное правление. Нет здесь и подчеркнутой заботы о сохранении помещичьих доходов. В новой редакции «Русской Правды» Пестель ставит вопрос об освобождении помещичьих крестьян с категорической безусловностью. В этих новых выводах исчезают и подчеркнутые в ранней редакции три правила освобождения помещичьих крестьян, которые выражали уже пройденный этап в развитии взглядов Пестеля. 

Рассмотренные нами данные знакомят нас  с принципиальной позицией Пестеля  в вопросе об освобождении помещичьих крестьян. Однако важнейший вопрос об условиях этого освобождения, в  частности вопрос о наделении  помещичьих крестьян землей, не находит  своего раскрытия в приведенных  текстах. В этом смысле старая редакция «Русской Правды» определеннее: там  мы имеем «три правила» освобождения крестьян, известным образом ориентирующие  нас в этом вопросе. В новой  редакции эти правила Пестель устранил, но не ввел в свой новый текст других правил. Это получилось у Пестеля вполне естественно: вспомним, что Пестель, по-новому рассматривая вопрос о крепостном праве, подвергает уничтожающей критике основные признаки дворянского достоинства, а в ряду этих признаков, как уже было отмечено выше, Пестель не предусматривает права помещиков на землю. Между тем из всех революционных преобразований именно вторжение в область помещичьего землевладения должно было оказать наиболее прогрессивное влияние на последующее развитие России. При таких условиях приобретает тем большее значение сохраненный Пестелем в числе материалов для ненаписанных глав «Русской Правды» набросок: «Дележ земель». Положения этого наброска должны были, по мысли автора, найти свое место где-то в «Русской Правде». Тщательность отделки этого важнейшего документа, точность приводимых в нем расчетов и своеобразное их оформление заставляют видеть в нем не случайный экспромт, а продукт серьезной работы мысли. Возможно, что в тесной связи с этим документом находится и та выписка, которая обнаружена была при обыске у поручика Крюкова 2-го и в которой было предусмотрено «собрание сведений о доходах помещиков и количестве владеемой земли»⁶⁵. 
Ввиду особенной важности документа «Дележ земель» приведем полный его текст, содержащий две редакции единого по существу плана разделения помещичьих земель (ср. повторяющиеся в тексте пункты 1, 2 и З):

«Дележ земель.

1. У кого есть 1 000 душ и более.
1. Есть ли на каждую душу имеется по 10 или более десятин земли, тогда половина земли останется за помещиком, а другая половина отберется для волости без всякого помещику возмездия.
2. Есть ли на каждую душу менее 10 десятин земли, но не менее пяти, тогда половина земли останется за помещиком, а другая половина отберется для волости, а за оную получит помещик возмездие:

3. Таким образом, что ему додается к его земле из казенных земель нужное число десятин, дабы итог всех его земель составлял 5 000 десятин.
4. Есть ли на каждую душу имеется менее 5-ти десятин земли, тогда к половине остающейся за помещиком додается точно такое же число десятин, каковое от него отберется».

Далее в рукописи Пестеля, без внешнего отделения от предшествующего текста, идет второй вариант изложения проекта  «дележа земель».

1. « Есть ли у помещика имеется 10000 десятин земли или более, тогда отбирается у него половина земли без всякого возмездия.
2. Есть ли у помещика имеется менее 10 000 десятин, но не менее 5 000 десятин земли, тогда за отбираемую половину земли дается ему возмездие состоящее в таковом числе десятин земли, чтобы итога⁶⁶ возмездной земли и за ним остающейся земли составлял всего на всего 5 000 десятин.
3. Есть ли у помещика имеется менее 5 000 десятин земли (л. 230 об.), тогда ему дается за отбираемую для волости землю таковое же точно число десятин возмездной земли.
4. Число десятин возмездной земли может быть выдано из казны помещику деньгами или натурою. Есть ли выдаваться будет деньгами то ценность определится показанием волости или помещика. За то обязан будет...»⁶⁷. (Рукопись обрывается.)

Приведенный отрывок не оставляет  сомнений в том, что Пестель свою идею разделения земель распространял  и на помещичьи владения, что он, вторгаясь в помещичье землевладение, имел в виду, вопреки своим утверждениям в ранней редакции «Русской Правды», значительно затронуть доходы дворян и поколебать экономическую основу их социально-политического могущества. Дворянская ограниченность Пестеля  в данном вопросе проявилась слабее, но она не была преодолена полностью  и в приведенном отрывке. Здесь  Пестель ограничивает размеры помещичьего  землевладения и подчиняет его  общему широкому плану революционного преобразования социальных отношений  в России, но он не доводит свою мысль  до полной ликвидации помещичьего землевладения. До такого предела мысль Пестеля, представителя дворянского поколения  русских революционеров, и не могла  дойти. История русской революции  показала, что только на высшем этапе  развития революционного движения, возглавляемого единственно после- довательным, до конца революционным классом — пролетариатом, оказалась возможной полная ликвидация в России помещичьего землевладения. 
Однако самый факт постановки вопроса о революционном вторжении в область помещичьего землевладения и насильственной конфискации хотя бы части помещичьей земли имел большое принципиальное значение. По-видимому, именно вопрос о разделе помещичьих земель, хотя еще и не в той постановке, какую дает ему «Дележ земель», явился предметом наиболее острой дискуссии в среде декабристов на последнем этапе их движения и начинает фиксироваться в документах со времени пребывания Пестеля в Петербурге в 1824 г. Это подтверждается высказываниями как самого Пестеля, так и руководящих деятелей Северного общества, особенно Рылеева. «Пестель полагал, — говорит Рылеев, излагая свою беседу с Пестелем, — что все вообще земли, как помещичьи, так экономические и удельные должно разделить в каждом селе и деревне на две половины. Из коих одну половину разделить поровну крестьянам... в вечное и потомственное владение. Другую же половину земель помещичьих оставить помещикам»⁶⁸. 
Такой акцент в беседе с Рылеевым на разделе именно помещичьих земель обнаруживает, что этот вопрос был темой бесед и дискуссий Пестеля на севере не с одним Рылеевым, а и с открытыми противниками аграрного плана Пестеля в Северном обществе, особенно с Н. Муравьевым и Н. Тургеневым⁶⁹. Для оценки общей тенденции этой дискуссии и перспектив, которые открывала она для предстоявшего в 1826 году съезда, главной целью которого являлась выработка единой программы для всего тайного общества, весьма важно отметить, что некоторые члены Северного общества (Оболенский, Рылеев, Поджио) с интересом и сочувствием отнеслись к предложениям Пестеля. Другие же, спорившие против них (Н. Муравьев, Н. Тургенев, Трубецкой), в последующем пересмотре своих собственных аграрных программ шли в сторону все большего учета интересов крестьян и некоторых, хотя и весьма скромных, уступок этим интересам.