Cословно-представительная монархия и ее институты

Толком к стрелецкому бунту  послужила смерть царя Федора Алексеевича  весной 1682 г. Царь был бездетным, и  на претендентами на трон являлись два его младших брата - шестнадцатилетний Иван и десятилетний Петр. Царевичи родились от разных браков и за ними родственные кланы, за Иваном - Милославские, за Петром - Нарышкины. Право старшинства было на стороне Ивана, но он был болезненным, полуслепым и слабоумным, тогда как Петр уже в раннем возрасте проявлял необычайную живость и способности. Предстояло решить, кому перейдет трон. Обстановка была накалена до предела, и бояре, собравшиеся во дворце для выборов нового царя, надели под платье панцири, опасаясь, что дело дойдет до поножовщины. Прения в Боярской думе ничего не дали. Обычай требовал передачи вопроса на разрешение "всех чинов людьми Московского государства". Под этим подразумевался Земский собор, однако этот институт уже имел номинальное значение. Собор 1682 г. можно назвать этим именем только с большой натяжкой. Он был созван на скорую руку, буквально за несколько часов без всяких выборов. Всех чинов людей, собравшихся на Красной площади, спросили, кому из двух царевичей быть на царстве. Большинство закричало: "Петру Алексеевичу!". За больного Ивана раздались лишь единичные голоса. Так, ....1682 г. на царство был избран Петр, будущий император Петр Великий.

Мать царя - Наталья Кирилловна Нарышкина и ее окружение с  первых же часов правления пришлось столкнуться с новой силой, вмешавшейся  в события. Речь идет о московских стрельцах, которые имели веские основания быть недовольными своим положением. Полковники стрелецких полков смотрели на своих подчиненных как на крепостных, задерживали в свою пользу стрелецкое жалование и корм, отягощали их поборами и работой. Неурядица  верхах дала стрельцам повод заявить о своих претензиях. Уже в день избрания Петра в одном из полков отказывались присягать новому царю, а через несколько дней выборные от шестнадцати стрелецких и одного солдатского полка подали челобитную с требованием положить конец злоупотреблениям начальных людей. Правительство уступило. Начальникам полков приказали вернуть стрельцам жалование, а двух полковников, особенно прославившихся лихоимством, - Семена Карандеева и Семена Грибоедова наказали на площади кнутом. Грибоедову перед наказанием зачитали "сказку" о его винах, типичных для стрелецкой верхушки: «Били на тебя челом великому государю пятидесятники, десятники и рядовые стрельцы твоего приказа: ты чинил им налоги, обиды и всякие тесноты; для взяток и работ бил их жестокими боями... неволею заставлял их шить себе цветное платье, бархатные шапки, желтые сапоги; из государского жалованья вычитал у них деньги и хлеб...".

Однако уступка не привела к  успокоение, тем более что стрельцы умело направлялись враждебной боярской группировкой. Многие из старинных родов были недовольны незнатными Нарышкиными, выдвинувшимися из дворянской среды лишь благодаря браку Алексея Михайловича с красавицей Натальей. Особенно возмутило знать быстрое возвышение братьев царицы, молодых и не имевших никаких заслуг людей: И. К. Нарышкин в 23 года был пожалован боярским чином. Недовольные сплотились вокруг Милославских, а их лидером стала царевна Софья Аексеевна, родная сестра царевича Ивана и сводная сестра царя Петра.

Подробнее о царевне Софье вы можете узнать из очерка Н. И. Костомарова  здесь. Следует сказать, что царевна  представляла собой уникальную фигуру в русской истории XVII в. Обычно царские  дочери с рождения пребывали в своего рода золотой клетке, да еще наглухо закрытой от посторонних глаз. Они жили затворницами во дворцовых палатах, а если и случалось им выходить в церковь, то во время выхода по обе стороны от них несли суконные полы, чтобы отгородить их от народа, и в храме их места были закрыты тафтой - все во избежание "сглаза". Дочери царя были обречены на безбрачие, так как, по словам Г. Котошихина, "государства своего за князей и за бояр замуж выдавати их не повелось, потому что князи и бояре их есть холопи и в челобитье своем пишутца холопми, и то поставлено в вечной позор, ежели за раба выдать госпожа; а иных государств за королевичей и за князей давати не повелось, для того что не одной веры, и веры своей отменити не учинят, ставят своей вере в поругание, да и для того что иных государств языка и политики не знают, и от того б им было в стыд."

При Федоре Алексеевиче строгий  надзор за шестью его сестрами был  смягчен, но если пятеро царевен воспользовались относительной свободой только для того, чтобы нарядиться в польское платье и завести любовников, то у Софьи были далеко идущие политические планы. Как писал Н. И. Костомаров, царевна Софья, "хотя также вела далеко не постную жизнь, но отличалась от других замечательным умом и способностями. Она более своих сестер приблизилась к Федору и почти не отходила от него, когда он страдал своими недугами; таким образом она приучила бояр, являвшихся к царю, к своему присутствию, сама привыкла прислушиваться к разговорам о государственных делах и, вероятно, до известной степени уже участвовала в них при своем передовом уме. Ей было тогда за 25 лет. Иностранцам она казалась вовсе не красивою и отличалась тучностью; но последняя на Руси считалась красотою в женщине."

По образному сравнению одного из современников,  весть о стрелецких волнениях стала для царевны  Софьи столь же радостной, как  для Ноя масличная ветвь, принесенная  голубицею в ковчег. Воспользовавшись недовольством стрельцов можно  было вырвать власть у Нарышкиных, но Софье и Милославским следовало  торопиться, так как противная  сторона принимала меры для своего усиления. В Москву срочно был вызван боярин А. С. Матвеев, некогда один из ближайших сотрудников царя Алексея Михайловича, сосланный на Мезень по проискам Милославских. От него Милославским нечего было ждать пощады. Порицал вернувшийся из ссылки боярин и уступки стрельцам: "Они таковы, что если им хоть немного попустить узду, то они дойдут до крайнего бесчинства...".

15 мая - роковая дата, в это  день в 1591 г. в Угличе погиб  царевич Дмитрий, и этот же  день в 1682 г. в Москве ознаменовался  чередой кровавых расправ. Сторонники  Милославских распространили среди  стрельцов слухи, будто Нарышкины  извели царевича Ивана. Примерно  по той же схеме развивались  события 17 мая 1606 г., когда приспешники Шуйского подняли по набату народ слухом о том, что поляки убили царя Дмитрия - Лжедмитрия I и, воспользовавшись восстанием, возвели на престол Василия Шуйского. В мае 1682 г. стрельцы и простой народ бросились в Кремль. Царица вместе с патриархом и боярами вывела Ивана и Петра на Красное крыльцо. Толпа, убедившись, что царевич жив, стихла и начала поддаваться на переговоры. Однако в этот решающий момент, как говорили современники, все дело решило неразумное поведение князя М. Ю. Долгорукова, помощника своего отца по Стрелецкому приказу и одного из самых ненавистных стрельцам бояр. Князь начал угрожать стрельцам и вывел толпу из себя. Стрельцы сбросили с крыльца боярина Матвеева и изрубили его на куски, убили брата царицы Афанасия Нарышкина, бояр Г. Г. Ромодановского и И. М. Языкова, думного дьяка Лариона Иванова и многих других. Тела убитых волокли через Спасские ворота на Красную площадь, перед ними шли стрельцы и издевательски провозглашали: «Вот боярин Артемон Сергеевич! Вот боярин князь Ромодановский, вот думный едет, дайте дорогу!». Стрельцы расправились и с начальником Стрелецкого приказа князем Юрием Долгоруким, усмирителем восстания Стеньки Разина. Когда восьмидесятилетнему старику сообщили об убийстве его сына Михаила, он имел неосторожность сказать по адресу стрельцов:  «Щуку-то они съели, да зубы остались, недолго им побунтовать, скоро будут висеть на зубцах по стенам Белого и Земляного города». Один из княжеских холопов сообщил об этих словах стрельцам, те стащили старика с постели, рассекли на части, бросили тело в навозную кучу и положили соленую щуку. На следующий день день стрельцы потребовали выдать им И. К. Нарышкина, грозя в противном случае перебить всех бояр. Царевна Софья резко сказала царице Наталье: «Брату твоему не отбыть от стрельцов; не погибать же нам всем за него!»

Молодого боярина исповедали, приобщили  и соборовали перед неизбежной смертью, после чего вывели к мятежной толпе. Нарышкина жестоко пытали, затем  вытащили на Красную площадь и  рассекли на части. Царского лекаря Даниила  фон Гадена под пытками заставили признаться в том, что он вместе с Нарышкиными якобы отравил царя Федора Алексеевича.

Вся столица находилась в руках  стрельцов и примкнувших к  ним холопов. Были разгромлены Стрелецкий и Холопий приказы. Стрельцы призывали  холопов уничтожить кабальные записи, и некоторые из холопов воспользовались  удобным случаем, но не все, так как  многие закабалились вполне добровольно.

В этой смуте царевне Софье и  Милославским удалось достичь желаемой цели.  26 мая был созван новый  собор, опять только из жителей Москвы. В страхе перед стрельцами участники  собора нашли компромиссное решение  поставить на царство сразу двух братьев: и Ивана и Петра. При  этом Иван по требованию выборных от стрельцов  был провозглашен первым царем, а  Петр - вторым. Через несколько дней о  требованию стрелецких полков было объявлено, что ввиду молодости государей, правление вручается их сестре Софье Алексеевне.

Царевна Софья получила власть благодаря  стрельцам, которых взамен была вынуждена  всячески ублажать и награждать. Стрельцы получили почетное наименование "надворной  пехоты". Московским стрельцам, солдатам, посадским людям и ямщикам  была дана жалованная грамота, чтобы  их не называли бунтовщиками. В грамоте монотонно перечислялось: "...случилось побитье, за дом пречистые богородицы и за вас, великих государей, за мирное порабощение и неистовство к вам, и от великих к нам налог, обид и неправды боярам князь Юрью и князь Михайле Долгоруким.... Думного дьяка Лариона Иванова убили за то, что он к ним же, Долгоруким, приличен... да у него же взяты гадины змеиным подобием. Князя Григория Ромодановского убили за его измену и нерадение...А Ивана Языкова убили за то, что он, стакавшись с нашими полковниками, налоги нам великие чинил и взятки брал. Боярина Матвеева и доктора Данилу убили за то, что они на ваше царское величество отравное зелье составляли, и с пытки Данила в том винился. Ивана и Афанасья Нарышкиных побили за то, что они применяли к себе вашу царскую порфиру и мыслили всякое зло на государя царя Иоанна Алексеевича...". В знак стрелецких подвигов на Красной площади был воздвигнут столб с именами побитых ими изменников.

Стрельцы не удовлетворились моральным  поощрением. Каждому было пожаловано по десять рублей, а сверх того они  получили имущество перебитых бояр и потребовали вернуть неуплаченного  жалования почти за сорок лет. По стрелецким расчетам выходила огромная сумма в 240 тысяч рублей. Таких  денег в казне не было, и со всего государства было велено собирать серебряную посуду и лить из нее  деньги для стрельцов.

Правительство Софьи стало заложником стрелецких требований. Оказалось, что  вызвать бурю было гораздо легче, чем ее утихомирить. Более того, стрелецкие полки грозили окончательно выйти  из повиновения. У них появилась  собственная идейная программа, заключавшаяся в восстановлении старой веры. 1682 г. был во многом переломным для раскольников. В апреле в Пустозерске  по царскому указу был сожжен духовный вождь раскола протопоп Аввакум, а буквально через две недели умер царь Федор Алексеевич. Раскольники узрели в этом явный знак божьего гнева.  Среди стрельцов было немало приверженцев Аввакума. К расколу принадлежал один из руководителей стрелецкого бунта Алексей Юдин. Поборником старой веры считался и князь Хованский, чье имя дало название всему движению.

Князь Иван Андреевич Хованский  по прозвищу Тараруй принадлежал к роду Гедиминовичей, которые по своей знатности спорили с Рюриковичами. Он был знаменитым воеводой, правда, по язвительному выражению одного историка, более всего он был знаменит своими поражениями. В

майские дни он был одним из сторонников  царевны Софьи, поднимавших стрельцов  на бунт. В награду он был сделан начальником ("судьей") Стрелецкого  приказа. Но получив командование над "надворной пехотой" Хованский  начал претендовать на самостоятельную  роль. Вместе с Хованским стрельцы поклялись стоять за старую веру. Выборные от полков потребовали устроить прения о вере и выставили против никониан нескольких расколоучителей во главе с суздальским священником Никитой.

Религиозный диспут состоялся 5 июля в Грановитой палате. Раскольников сопровождала целая толпа, одобрявшая их изможденный вид:  «Не толсты брюха-то у них, не как у нынешних Нового завета учителей!». Сам диспут ничего не решил, каждая из сторон - патриарх с синклитом и раскольники остались при своих убеждениях. Царевна Софья держала себя мужественно, не испугалась, подобно многим боярам,  бурлившей снаружи толпы и горячо отстаивала церковные реформы. Выборных от стрельцов царевна предупредила: "...в надежде на вас эти раскольники-мужики так дерзко пришли сюда.... Если мы должны быть в таком порабощении, то царям и нам здесь больше жить нельзя: пойдем в другие города и возвестим всему народу о таком непослушании и разорении".

Угроза царевны покинуть столицу  подействовала на стрельцов. Кроме  того, выборных от полков щедро угостили вином и они отступились от старой веры. Как писал С. М. Соловьев, "рядовые стрельцы побуянили, но не могли устоять перед царским погребом, когда выставили на десять человек по ушату: принесли заручные, что вперед не будут вступаться за старую веру, а раскольников начали бить, крича: «Вы, бунтовщики, возмутили всем царством!» Те бросились бежать, куда кто мог: отцов перехватали; Никите, как самому дерзкому заводчику смуты и нарушителю своего обещания, отсекли голову..."

После неудачи с возращением  к старой вере князю Хованскому все  сложнее было играть роль посредника между правительством и стрельцами. Сам богатый и знатный боярин он выступал заступником стрельцов  перед кровопийцами-боярами, а бояр уверял, что потакает стрельцам ради общего спокойствия. "Когда меня не станет, то в Москве будут ходить по колена в крови," - говорил он. Но Софья и ее окружение уже не верили князю. Его обвиняли в потворстве раскольникам и даже подозревали в том, что он сам хочет занять престол. Ходили слухи, что во время крестного хода стрельцы задумали лишить жизни царей и цариц и выкликнуть на царство своего кумира. Справедливы были эти подозрения или нет, но в августе вся царская семья покинула Москву и разместилась в селе Воздвиженском.