Америка-Россия

Ставшее сегодня расхожим утверждение, что трагедия 11 сентября в США в значительной степени  изменила геополитическую картину  мира, дав старт новому "романтическому периоду" во взаимоотношениях Москвы и Вашингтона, получило и академическую  интерпретацию. Авторы книги "Между прошлым и будущим: Россия в трансатлантическом контексте" (В.В. Журкин, А.А. Кокошин, Н.П. Шмелев, В.М. Мильштейн, С.М. Рогов и др.) поставили себе цель выявить и определить место России в сегодняшнем и завтрашнем мире, более конкретно - в евроатлантическом контексте, а также постарались в определенной степени скорректировать "искаженные представления Запада о России и России о Западе". Анализируя, в частности, динамику американо-российских отношений в 90-е годы, видные эксперты отмечают, что обе стороны до известной степени оказались в плену мифологических представлений как о себе, так и о партнере.

Российская политическая элита ожидала, что отношения  с Россией будут иметь приоритетный характер для США и те признают Россию великой державой де-факто и будут способствовать укреплению ее позиций в качестве таковой, что Америка окажет России щедрую и в принципе бескорыстную помощь. В Вашингтоне же исходили из желания видеть Москву достаточно сильной для того, чтобы контролировать собственный потенциал массового уничтожения и ситуацию в стране, но не для того, чтобы быть в состоянии составить реальную конкуренцию американской экономике или бросить США вызов в политической или технологической сфере. Последовавшее затем временное охлаждение между Вашингтоном и Москвой (так называемый "холодный мир") стало неизбежным следствием завышенных и малореалистичных ожиданий начала 90-х.

Авторы предостерегают российский истеблишмент также от чрезмерных надежд на возможность скомпенсировать  вероятностное ухудшение российско-американских отношений сближением с Европой. При возникновении серьезных политических противоречий Европа оказывалась бы в позиции выбора между двумя партнерами, и ее естественный выбор в пользу США неизбежно разводил бы Европу и Россию.

Вместе с тем, по логике авторов монографии, геополитическая  перспектива на предстоящие десятилетия  представляется для России достаточно благоприятной. Россию характеризует  уникальное геополитическое положение, которое не может быть нейтрализовано никакой глобализацией. Напротив, вероятная в недалеком будущем борьба цивилизаций за выживание (или "фактор 11 сентября") делает положение, занимаемое Россией - между Европой и Азией, - важным стратегическим фактором в геополитическом балансе будущего. Отрезанным двумя океанами от Старого Света, Соединенным Штатам просто необходима дружественная Россия в центре Евразии. С другой стороны, отмечается в монографии, Европа могла бы в долгосрочном плане играть роль одного из мировых центров наряду с США лишь в качестве объединенной Европы. Ни расширенный Евросоюз, ни Россия не смогут, вероятно, претендовать на это самостоятельно. С этой точки зрения развитие партнерства ЕС-Россия для обеих сторон имеет стратегическое значение.

Впрочем, перспективы  и гарантии - совершенно разные вещи. По мнению директора Института США и Канады РАН Сергея Рогова, если не использовать нынешние фактически союзнические отношения Москвы с Вашингтоном в борьбе против международного терроризма для активизации партнерства на других направлениях, то благоприятнейшая возможность для интеграции России в сообщество цивилизованных стран может быть упущена, поскольку существует "опасный разрыв" между лидерами, которые добились хорошего личного взаимопонимания, и "инертной бюрократией" на исполнительском уровне.

НА ПУТИ К  НОВОЙ РОССИЙСКОЙ ПОЛИТИКЕ  
Задачи американской администрации  
Стивен Коэн  
"НГ" публикует фрагмент выходящей на днях в России книги известного американского ученого, постоянного автора "НГ" Стивена Коэна "Провал крестового похода. США и трагедия посткоммунистической России " (М.: АИРО-ХХ, 2001. - 304 с.). В своей новой работе профессор Коэн, знаковая фигура в СССР периода перестройки, анализирует трагедию последовавшего за ней десятилетия и ту роль, которую сыграла в этом политика администрации США, а также бизнесмены, журналисты, экономисты, политологи и историки. Автор ищет ответы на сложные вопросы: могла ли в принципе Америка трансформировать Россию по своему облику и подобию, кто проиграл Россию, наступит ли после холодной войны холодный мир, надо ли изучать Россию без России. Стивен Коэн предлагает свое видение того, какой должна быть политика США в отношении России и российско-американские отношения в новом тысячелетии.

Президент России Владимир Путин 

Соединенные Штаты отчаянно нуждаются в новой и фундаментально иной политике по отношению к посткоммунистической России. Вдохновлявшаяся миссионерскими идеалами политика 1990 гг. не достигла ни одной из принципиальных целей. Став не только крупнейшим провалом со времен войны во Вьетнаме, она еще и способствовала появлению в итоге новых, беспрецедентных угроз и опасностей. Американо-российские отношения и международная ядерная безопасность находятся в значительно худшем положении, чем десять лет назад.

Выработать новую политику будет непросто. Для этого потребуется пересмотр взглядов на посткоммунистическую Россию, а также воля президента, который захочет и сможет обеспечить этому процессу необходимую поддержку, начав с того, что скажет правду о том, как в действительности обстоит дело с Россией и американо-российскими отношениями. Существовавшие, но упущенные возможности делают значительно более трудным достижение значимых для США целей, чем это было в начале 90-х годов.

Изменение политики США  по отношению к России является чрезвычайно  трудным и, как, пожалуй, скажут пессимисты, политически невозможным делом. Осуществить эти изменения под силу только президенту США. Начало президент должен положить, сказав правду о провале старой политики и связанных с этим последствиях. Официально исповедуемые мифы и "истории успеха" ведут лишь к искажениям и лжи в сообщениях газет и телевидения, в донесениях дипломатов и даже разведки, к разочарованию в постсоветской действительности, а следовательно, к возрождению настроений холодной войны среди элит и общества - и в конечном счете препятствуют видению серьезных угроз для национальной безопасности США.

Таким образом, первым шагом  президента должно стать разоблачение официальных вымыслов 90-х гг. Наиболее важным из них представляется миф  о том, что посткоммунистическая Россия находилась в благоприятном состоянии "перехода"; что обнищание народа можно назвать реформами, прогрессом либо чем бы то ни было, но соответствующим американским интересам; что нынешние проблемы России связаны исключительно с ее советским прошлым, с нынешними коммунистами, с парламентом, с пожилыми избирателями, с недостатком решительности или неудачами Ельцина, но ни в коем случае не с неправильной политикой Вашингтона. Мифом является и то, что в своей политике Москва якобы все время имеет дело с манихейским выбором между реформаторами и антиреформаторами, демократами и "красно-коричневыми" националистами и что только с помощью программ, разработанных в Вашингтоне, можно реформировать Россию.

Следующим шагом президента должна стать выработка ясных и неизменных приоритетов внешней политики. Ничего подобного администрация Клинтона не имела, когда шла в Россию. Если бы она действительно стремилась к стабильности, то никогда не стала бы настаивать на эксперименте "шоковой терапии". Если она ради скорейшего сокращения ядерных вооружений хотела ратификации Москвой соглашения ОСВ-2, то не стала бы оскорблять и порочить российский парламент, которому предстояло утвердить соглашение. Если она рассчитывала вовлечь Россию в западный мир, то не стала бы расширять НАТО и воздвигать перед ней заслоны. Если она хотела, чтобы Москва разрешала конфликты без применения силы, то не должна была бомбить Югославию, что подтолкнуло Кремль к тому же в Чечне. А еще раньше были Ирак, Судан и Афганистан, где вмешательство тоже не привело ни к чему хорошему. И если она хотела, чтобы Россия меньше полагалась на свои разрушающиеся ядерные арсеналы, то не стала бы делать ничего из названного.

Вне всякого сомнения, политику администрации Клинтона в  отношении России следует признать либо ошибочной, либо страдающей от шизофренического расстройства. Своими пространными разговорами о дружбе и общих ценностях она заявила о себе как о самой прокремлевской администрации со времени союза между США и СССР во Второй мировой войне. Но если судить по практическим действиям, которые администрация предпринимала вопреки и против России, она была самой антироссийской администрацией в современной истории.

Я думаю, читатели согласятся с тем, что в настоящее время  основной целью внешней политики США должна стать стабилизация России, обладающей многочисленными видами оружия массового поражения. Катастрофы, которые с трудом можно представить себе сейчас, следует считать абсолютно возможными в этой пораженной кризисом стране в будущем: от ядерных взрывов и несанкционированных запусков ракет до начала полномасштабной гражданской войны в сердце страны (как уже почти случилось в октябре 1993 г.) и до широких социальных волнений в регионах, насыщенных ядерным оружием. (Учитывая многочисленные демонстрации и протесты - особенно в бедствующих регионах, начиная с середины 90-х гг., в связи с невыплатой зарплаты и даже с "приватизацией" - рассказы о пассивности русского народа следует считать значительно преувеличенными.)

Единственный способ, которым Соединенные Штаты могут содействовать установлению длительной стабильности в России, является помощь в оздоровлении ее экономики и общества. Это, однако, предполагает не только новые экономические подходы, но и политическую реабилитацию идеи американо-российского сотрудничества, которая подверглась дискредитации и была, по сути, оставлена. Несмотря на бесконечные разговоры о партнерстве, на деле администрация Клинтона почти с самого начала никак не сотрудничала с Кремлем. Вместо этого она полагалась на псевдодипломатические ритуалы, целью которых было вынудить Россию к выполнению американских решений и условий. С российской стороны это породило растущее чувство негодования, унижения и недоверия к исходящим от Америки предложениям: от контроля над вооружениями до соглашений по финансовым вопросам. Создав эти настроения в Москве, Вашингтону предстоит теперь их устранять.

Но новый тип руководства  необходим и России. В центр  внимания должно быть поставлено экономическое  восстановление страны и благосостояние ее граждан, а не "экспроприация экспроприаторов"; должно быть объявлено, как когда-то сделала Рузвельт, что "идеалы Республики не могут вечно мириться ни с незаслуженной бедностью, ни с самодостаточным богатством". Американские ученые и политики, которые сейчас внезапно пришли к выводу, что Россия не в состоянии выдвинуть таких лидеров, всего лишь перешли от одной ложной посылки к другой. Как указывал один из кандидатов на пост президента России: все западные газеты писали, что все русские заняты проведением реформ; теперь с тем же энтузиазмом пишут о том, что все они занимались воровством; это не было правдой тогда, это неправда и теперь.

Господствующее в Америке  воззрение продиктовано незнанием  истории и даже чувством своего рода национального превосходства. В ХХ веке правительствам России приходилось не раз заниматься восстановлением экономики. Предметом гордости служит восстановление страны после разрушений Второй мировой войны. При этом социальная справедливость относится к числу наиболее древних и прочных убеждений русского народа. Необходимость иметь "честных и ответственных людей" во власти является постоянной темой разговоров российской элиты, а таких потенциальных лидеров, по моим собственным наблюдениям, можно встретить на самых разных участках политического спектра. В 1998-1999 гг. многие россияне связывали перспективу достойного руководства с усилиями (впоследствии сведенными Ельциным на нет), которые предпринимал тогдашний премьер-министр Примаков, желая сломить сопротивление расхищающих страну олигархов и наладить "реальную экономику".

Менее уверенным можно  быть в том, что экономическое  выздоровление России еще возможно в хоть сколько-нибудь демократических  условиях. Сами русские зачастую усматривают  в этой ситуации своего рода выбор  между Пиночетом, с одной стороны, и Рузвельтом или де Голлем, с другой. Хотя и поставленное в трудное положение событиями 90-х гг., дело демократии не является безнадежным. Так, поддерживающие Путина олигархи стремятся получить преторианского Пиночета, который защитит их самих и их богатства, тогда как миллионы русских надеются, что он станет новым Рузвельтом или де Голлем.

В этой связи ясными представляются две возможности. Как и во время  холодной войны, жесткий курс и вмешательство  в дела Москвы увеличивают политические шансы ее собственных ястребов, непримиримых противников демократизации и западной ориентации в целом. Растущие признаки возрождения в 90-е гг. этой враждебной миру оси между американскими и российскими сторонниками "холодной войны" являются еще одним, пусть непреднамеренным, но опасным наследием клинтоновской администрации, которое нужно как можно скорее преодолеть.

Все еще есть надежда, что вторая из названных возможностей не выйдет из области гипотетических. Но если демократия окажется неизбежной ценой стабильности в России, то Соединенным Штатам придется принять новый режим, надеясь на то, что он не будет существовать слишком долго и не примет формы дестабилизирующего ситуацию крайнего авторитаризма. Сторонники американской миссионерской политики, деятельность которых в огромной степени способствовала возникновению этой опасности, продолжают настаивать на том, что "демократия в России является необходимым условием сотрудничества". Но при отсутствии сотрудничества тот или иной вид ядерной катастрофы становится все более вероятным, а радиация не различает демократов и деспотов и оставляет после себя землю, на которой вряд ли взойдет хоть какая-нибудь демократия.

Поставит ли посткоммунистическая Россия мир перед таким страшным выбором, зависит от нескольких факторов. Но самым важным представляется то, смогут ли Соединенные Штаты проводить более мудрую политику по отношению к этой играющей судьбоносную роль стране. Недостаток мудрости, как правило, определяется неверными исходными представлениями. В нашем случае следует отказаться от четырех ложных посылок, которые обусловили провал крестового похода 90-х гг.

Одна из этих идеологических посылок заключается в том, что  в результате проведения действительно  настоящих реформ у России не будет  крупных национальных интересов, отличных от интересов Америки. На деле же у любого российского правительства неизбежно будут свои особые интересы, принимая во внимание хотя бы географию и историю страны. В качестве очевидных примеров достаточно назвать Балканы, страны Балтии, Украину, Центральную Азию, Кавказ и Китай. Если не руководствоваться чистой идеологией, то непонятно, почему эти законные интересы должны рассматриваться как угроза или как лакмусовая бумажка для отношений США и России. Как и в отношениях с другими великими державами, задачей дипломатии должно быть примирение и согласование этих интересов с американскими.