Автор: Пользователь скрыл имя, 18 Апреля 2013 в 19:24, доклад
Основатель российской хирургии Н.И.Пирогов (1810-1881) призывал своих коллег, врачей «помнить, что дар слова есть единственное и неоцененное средство проникать внутрь гораздо глубже, чем посредством одних внешних чувств. Но для достижения этой цели необходимо воспитателю орудовать даром слова так, чтобы он употреблялся им не для одного только осмысления, приобретаемого наглядностью материала, а также и для воздействия на другие, более глубокие впечатления души, скрывающиеся под наплывом внешних ощущений» (1962, т.8, с.141). Наши современники также придают большое значение искусству речи, беседы врачей, поскольку слово обладает огромными семантическими, прагматическими, фонетическими функциями. О последних, как я глубоко убежден, следует поговорить особо.
ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЙ ЖАРГОН И ВАРВАРИЗМЫ – ЯВЛЕНИЕ
АМОРАЛЬНОЕ
Неряшливость в языке, в одежде, в мыслях, наконец, - разве это не свидетельство утраты истинного профессионализма? В. Розенберг |
В настоящее время раздается все больше голосов, решительно настаивающих, чтобы при беседе с больным врач и студент избегал не только профессионального жаргона, но и любого модерна, манерности речи.
И тем не менее, во врачебной практике встречаются специфические жаргоны, издержки речевой культуры. Так, нередко, можно слышать, как о больном говорят: «диабетик», «язвенник», «астматик», «гастритик», «ревматик». Согласитесь, что эти неологизмы затеняют, отодвигают на второй план индивидуальность больного, сводят все богатство и разнообразие особенностей его личности к узкому кругу типичных проявлений болезни. А у больного они по той же причине вызывают отрицательные эмоции, негативную реакцию.
В медицине «почетное» место занимают аббревиатуры. По сути, это негативное явление близко к жаргону. Профессор В.А. Германов с соавт. правы, что врачебному общению может серьезно воспрепятствовать страх больного перед аббревиатурами наподобие «S-а» или «C-r», латинской транскрипцией слов саркома или рак того или иного органа (1975). П.С. Разин с огорчением констатирует, что нередко в историях болезни врачи пишут вместо «кожных изменений не обнаружено» – «КИНО», «физио-терпевтическое отделение» - «ФТО», «форма 30 (на холеру)» - «ФЗО», «моче-половая система» – «МПС», «желудочно-кишечный тракт» – «ЖКТ», «сердечно-сосудистая система» – «ССС», вместо «женские половые органы без изменений» – «ЖПОБИ» (1981). Не сразу я мог расшифровать фразу в одной из справок: «Больной с ЗПР», оказывается, так зашифровывается следующая информация: «Больной с замедленным психическим развитием». Не менее «оригинально» сокращение «ПИС в норме» вместо «длинной» фразы «Печень и селезенка в норме». Один из наших коллег П. пользуется устрашающим сокращением «РАК» вместо «развернутый анализ крови».
Мне памятна «зарисовка» из медицинской практики, опубликованная в «Крокодиле». Молодой врач готовится к обходу больных. «А что означают сокращения в историях болезни, - спрашивает он у заведующего отделением, - ИМ, ЯДК, ЧЕЗ?» - «Мы решили не нервировать понапрасну наших пациентов. И поэтому зашифровали их заболевания: ИМ означает инфаркт миокарда, ЯДК – язва двенадцатиперстной кишки…», «А ЧЕЗ?» - «Черт его знает…»
Я не могу не разделить мнение В. Розенберга, что врачи все реже применяют точные названия цветов, чаще используют различные вульгаризмы: у них стали цвета землистыми, глинистыми, сливкообразными, грязными…Применяются и цветовые сравнения типа «мясных помоев», «дегтя», «пива», «семги». Остро критикует В. Розенберг и нелепое стремление к образности, когда врачи заменяют метрическую систему мер сравнительной. Указывая величину измененного объекта, говорят и пишут: с куриное яйцо, сливу, фасоль, каштан, грецкий орех. Ряд специалистов (онкологов, хирургов и других) мерой объема сделали даже головку новорожденного ребенка. Ширина и толщина края органа все еще порой определяется в «пальцах». Злоупотребляют нередко своеобразными терминологическими жаргонизмами. Например, в отношении сердца их используют, по наблюдениям В. Розенберга, уже более 20: легочное, бычье, тигровое, капельное, волосатое, тиреотоксическое, кифосколиотическое… Часто звучат выражения ятрогенного воздействия: «ритм галопа», «шум плеска», «скомпрометированный орган», «порочное сердце», «голова медузы». В погоне за образностью теряется клинико-анатомическая точность, сущность симптома, диагноза (1985).
Врачу, человеку, как правило, образованному, несомненно, доступны и понятны слова высокого стиля и иностранные, особенно латинские. Я не призываю не использовать культурное богатство речи врача, накопленное веками, бороться с естественным процессом взаимовлияния языков. Но против безудержного потока заимствований возражают многие. А главное – возражают против злоупотребления иностранными словами, против применения их не к месту, поскольку языковое чванство (чрезмерное употребление иностранных слов) опасно утратой взаимопонимания, доверительности, сердечности и близости врача и больного, преподавателя и студента, в сложной, напряженной ситуации. Это и логично. Прислушиваясь к врачебному разговорному языку, насыщенному «специфическими» словами, далеко не каждый больной может уяснить суть вопроса, сказанного слова, мысли врача.
Нужно ли бороться с засильем профессиональных жаргонных и иностранных словечек? Думаю, что отдельные жаргонные слова, более или менее благозвучные, не режущие слух не несут существенного морального урона общающимся в тесном приятельском кругу, в атмосфере веселой беседы, шуток, юмора. Вместе с тем, в больничной сфере общения врача и студента с больными, преподавателя со студентами эти слова не обогащают речь, а обедняют, засоряют ее, делают циничной, вульгарной с нравственно-этических позиций.
Помимо этико-эстетических потерь, жаргон в беседе врача и больного может затруднять взаимопонимание, как в известной притче о вавилонском столпотворении. Как вы помните, в давнее время люди вознамерились построить башню, доходящую до неба, и тем самым встать вровень с богом. Тогда они хотя и жили отдельными племенами, но говорили все на одном языке. С целью наказания людей за излишнее вольнодумство Бог вынужден был вмешаться. Он «смешал языки», разные племена заговорили на разных языках. Они перестали понимать друг друга, что вызвало «вавилонское столпотворение», и вскоре строительство заглохло. Мораль притчи очевидна: взаимопонимание человеком человека возможно при общении на одном языке, хорошо понятном общающимся.
Пользование, например, латынью таит в себе серьезную опасность для душевного покоя больного, знающего этот язык, например больного медика. В.В. Кованов приводит яркий пример этого в записках врача «Призвание».
«Вместе со студентом Федоровым, будущим патологоанатомом, мы беседовали, – это был наш первый опыт – с одной больной, поступившей в клинику с воспалением желчного пузыря. Больная охотно отвечала на наши вопросы, которые мы подготовили на этот раз не сами, а списали со стандартной формы истории болезни. В конце ее значился вопрос: «Была ли аутопсия больного, и какие результаты получены на секции?» Мы еще не знали тогда, что значат слова «аутопсия» и «секция» и, ничего не подозревая, задали этот вопрос больной. Она удивленно посмотрела на нас и спрашивает:
- Вы, молодые люди, понимаете, о чем говорите?
- Конечно, понимаем, - отвечаем с некоторой заминкой.
- Ну, тогда нам больше не о чем говорить. Вы, вы…либо невежды, либо циники.
На глазах у нее появились слезы. Тут уж мы растерялись. Видя наше искреннее смущение, больная сменила гнев на милость.
- Дорогие коллеги, - сказала
она. – Я пока жива, поэтому
вскрытию не подверглась. А
аутопсия – это вскрытие, которое
производится в секционном
Сгорая от стыда, не зная куда глаза девать, мы просим простить нас, и если можно, никому не рассказывать об этом случае» (1974, с. 86).
Трагический опыт курации больного раком описан В.В. Космачевским с соавторами: «Во время очередного обхода после доклада куратора старший ассистент, подтвердив диагноз, обратился к группе студентов, участвовавших в обходе, и сказал: «terapia nichil, prognosis pessima» (терапия бессильна, прогноз наихудший), не подозревая, что больной знал латинский язык.
На другой день по своему настоянию больной был выписан из клиники. Через несколько дней стало известно от жены больного, что последний покончил жизнь самоубийством» (1972, с. 28).
Путь избавления от вульгарного жаргона указал Бернард Шоу на примере своей героини романа «Пигмалион» Элизы Дулитл. Кропотливый труд Элизы и ее учителя превратил неотразимо вульгарную уличную цветочницу, обладательницу чудовищного жаргона, вульгарного произношения, в интеллигентную великосветскую даму с манерами герцогини, в талантливую собеседницу, с речью, отвечающей всем требованиям и нормам образованного общества.
Итак, становится очевидным, что врачу и студенту необходимо обладать высокой культурой профессиональной речи, базисом которой должен быть литературный язык. Беседа студента и врача, насыщенная жаргонами профессионального характера может привести к весьма нежелательным последствиям. Врачу, как и каждому интеллигентному человеку, следует помнить, что «слово – тончайшее прикосновение к сердцу; оно может стать нежным благоуханным цветком и живой водой, возвращающей веру в добро, и острым ножом, и раскаленным железом, и комьями грязи» (В.А. Сухомлинский, 1981, с. 40).
Акимов Н.П. Эстетика поведения. М., 1963.
Аристотель. Античные риторики. М., 1978.
Бейлин П. Поговори со мной, доктор. Киев, 1980.
Вагнер Е.А., Росновский А.А. О самовоспитании врача. Пермь, 1976.
Воронцов В. Симфония разума. М., 1977.
Ганина М. Хипуешь, клюшка? Лит. газета. 1982, 30 июня.
Герасимов И. Черное слово. Лит. газета. 1985, 6 февраля.
Германов В.А. с соавт. Расспрос больного о современной клинике. Казанский мед. журнал. 1975, №5, с.9.
Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., т. 2, 1979; т.4, 1980.
Джафарли Т.М. Что делает нас людьми. М., 1987.
Довженко А., Довженко В. Тропою старых тайн. Львов, 1968.
Завилянский И.Я. Врач и больной. Киев, 1964.
Кованов В.В. Призвание. М., 1974.
Копыленко М.М. О семантической природе молодежного жаргона. Социально-лингвистические исследования. М., 1976.
Косарев И.И. Антигуманизм в медицине. М., 1985.
Космачевский В.В. с соавт. Некоторые очерки врачебной деонтологии. Ташкент, 1972.
Леви В. Охота за мыслью. М., 1967.
Морозов В. Язык, понятный всем на земле. М., 1980.
Моруа А. В кн.: Молодежный календарь. М., 1985.
Никифоров А.С. Эмоции в нашей жизни. М., 1974.
Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1968.
Орлов А.Н. Культура общения врача // Слово с этических позиций. К., 1987.
Пирогов Н.И. Собр. соч. в 8 т. М., 1962, т.8.
Протопопов В. «Давайте говорить друг другу комплименты». «Огонек»,1983, №23.
Пушкин А.С. Моцарт и Сальери. М., 1978, т.2, с.259.
Разин П.С. В кн.: Вопросы деонтологии и мед. этики в педиатрии. Кемерово, 1981.
Розенберг В. Точное слово. Мед. газ., 1985, 21 августа.
Салищев В.Э. Записки хирурга. М., 1951.
Сенека Л.А. Нравственные письма к Луцилию. М., 1977.
Станиславский К.С. Работа актера над собой. М., 1955.
Сук И.С. Врач как личность. М., 1984.
Сухомлинский В.А. Потребность человека в человеке. М., 1981.
Успенский Л.В. Слово о словах. Л., 1982.
Фармановская Н.И. Вы сказали «Здравствуйте». М., 1982.
Хунданов Л. Раздумья врача. М., 1983.