Шпаргалка по "Экономике"

t-align:justify">Свяжись они таким образом друг с другом, их активы стали бы коспециализированными. Их взаимная ценность заключалась бы в том, что они рядом. А если бы они позже почему-либо разорвали отношения, «Дженерал Моторс» начала бы покупать кузова у других предприятий, расположенных не так близко, и ее транспортные расходы возросли бы; Кузовное бюро Фишера тоже стало бы искать иных потребителей своей продукции; но кто бы тогда пострадал больше при прочих равных условиях? Конечно, Кузовное бюро Фишера.

Дело в том, что, во-первых, стоимость assembling plant «Дженерал Моторс» в то время

составляла 2 млрд. $, а Кузовного бюро Фишера - 0,5 млрд. $. Следовательно, для «Дженерал Моторс» наложение на ее стоимость дополнительных стоимостей (скажем, 0,2 – минимизированные транспортные издержки) значило бы меньше, чем для Фишера.

Во-вторых, Фишеру предлагали построить завод, адаптированный к огромному сборочному заводу «Дженерал Моторс». В этом случае заводские линии Фишера были бы специализированы к выпуску кузовов для большого количества стандартных автомобилей. Продать на открытом рынке кузова с этой технологией Фишеру было бы трудно. Если он действует на открытом рынке, ему выгоднее иметь три маленьких заводика, легко адаптирующихся к разным мелким заказам. А как только он построил большой завод, адаптированный к обслуживанию массовой стандартной продукции крупнейшего предприятия, он уже к нему привязан. Он, конечно, может производить кузова и для других заводов, но это предполагает очень значительное, зачастую непосильное переоснащение производства.

 

22. Relational contracts – отношенческие, или реляционные контракты. Понятие

«отношенческий контракт» ввел О.Уильямсон. Отношенческие контракты, как и точковые, не прописывают всей цепочки последовательных действий (что и невозможно). Вместо этого они фокусируются на описании целей и принципов взаимодействия сторон.

В качестве примера такого контракта Милгром и Робертс приводят совместный

исследовательский проект фирм «Apple» и «Microsoft». Предполагая произвести некий микропроцессор или некое программное обеспечение (software), стороны для этой цели создают совместное предприятие, фиксируют обязательства участников, число сотрудников, которых направляет в это предприятие каждая сторона, разделение издержек и разделение возможных прибылей, а также порядок разрешения споров. (Обычно пишется, что споры должны разрешаться в дружественной атмосфере, что означает: стороны не должны подавать друг на друга в суд и не должны вовлекать в споры общественность, т.е. не должны допускать утечек в средства массовой информации.)

Это классический relational contract - стороны надеются друг на друга, будучи связаны одной целью, и их взаимоотношения достаточно устойчивы, поскольку фирмы заинтересованы в кооперации друг с другом; однако в контракте не описывается, что конкретно должна делать каждая из сторон.

Другой пример, который приводят Милгром и Робертс, - контракт преподавателя в США. В этом контракте записана масса бессмысленных, в общем, вещей - что преподаватель не должен приставать к студенткам, что ему гарантировано место парковки автомобиля, и т.п. Но в нем не прописана ни его зарплата, ни содержание того, что он должен читать. Т.е. контракт не фиксирует никаких существенных обязательств ни преподавателя, ни университета, его нанимающего, что обусловлено их взаимной заинтересованностью. Захоти они друг с другом судиться, это бросит явную тень и на преподавателя, и на университет. Поэтому между ними может существовать отношенческий контракт. Их взаимоотношения достаточно формальные, экономически не очень значимые. (Кстати, контракт преподавателя в России имеет точно такой же дурацкий вид.)

Заметим, что большая часть отношенческих контрактов связана с проблемой инвестиций в

специфические активы (см. следующую лекцию). Именно эти инвестиции создают основную сеть и внутреннюю структуру таких контрактов.

 

23. ОГРАНИЧЕНИЯ ПРАВ КОНТРАКТА (ТЕОРИЯ ОЧЕРЕДИ)

Ограничения прав контракта мало исследуются и в теории организованных рынков, и, как ни странно, в экономике общественного сектора, хотя имеют к ней прямое отношение. В частности, рационирование благ и ограничение цены ниже равновесной реально происходит в любом случае публичного распределения формально бесплатных благ. Поэтому, говоря об ограничениях прав контракта, мы говорим, разумеется, не только и не столько об очереди и все-таки в конечном счете будем разбирать разные ее формы. Дело в том, что другие формы достижения оптимума второго порядка после рационирования (после ограничения, например, продажной цены сверху или снизу) сводятся к довольно экстравагантным методам, типа побоища при входе в автобус, где побеждает сильный, но связано это уже не с экономической теорией, а скорее с теорией спортивных единоборств.

Оптимум может достигаться и путем введения карточной системы, однако она тоже содержит элементы очереди. В силу сказанного имеет смысл рассмотреть как экономику очереди в общем виде, так и различные ее приложения.

Своим созданием экономика очереди обязана двум ученым - Йораму Барцелю (Yoram Barzel) и Стивену Чунгу (Steven N.S. Cheung). Первым к этой проблеме обратился Барцель, который в 1974 г. написал статью «Теория рационирования посредством ожидания» («A Theory of Rationing by Waiting»).

Заметим, что рационирование может также осуществляться посредством государства. Вторым свой вклад в разработку данной проблемы внес Чунг, написавший в том же году статью «Теория контроля цен» («A Theory of Price Control»). Чунг более известен, чем Барцель, - его именем назван блок моделей теории рационирования посредством ожидания, где речь идет о следующем.

Есть два типа ограничений контракта, которые не затрагивают неподвижные права

собственности, но затрагивают права собственности в динамике. Это т.н. «price ceilings» и «price floors» - условно говоря, «потолки» и «полы цен». Спрос (demand) и предложение (supply) конкретного товара (например, хлеба) пересекаются в точке, определяющей равновесную цену. Т.е. у нас есть некая равновесная цена хлеба и некое равновесное его количество, купленное по этой цене. Если, скажем, народные массы, возмущенные, что хлеб ныне стоит 13 коп., а еще недавно стоил 7 коп., требуют ввести справедливую цену на хлеб, они тем самым требуют ввести price ceiling, т.е. не повышать цену на хлеб выше определенного уровня. Вполне понятно, что по цене 7 коп. пожелает приобрести хлебушек гораздо больше народу, а продать его - гораздо меньше поставщиков. В результате, возникнет некий избыточный спрос, который разом не удовлетворяется предложением и который правительство должно каким-то образом рационировать. Это рационирование в разных своих формах и формирует такой институт, как очередь.

Фактически, на этом графике не видно, каким образом устанавливается новая точка

равновесия, но совершено ясно, что она должна установиться. И она обычно устанавливается за счет возникновения определенного времени ожидания. Соответственно, к заявленной цене добавляется некая дополнительная цена (назовем ее «ценой ожидания»). Цена ожидания – это то, что платит человек, включенный в систему распределения по заниженной цене, который встает в данную очередь, чтобы получить данный товар именно по данной цене. Т.е. возникает ситуация дефицитной экономики. Дефицит (см., например, работы Яноша Корнаи (Yanos Kornai)) имеет огромное число вариантов разрешения – и равновесных, и неравновесных. Но в этой лекции нас будут интересовать очень простые вопросы, а именно: каким образом формируются законы распределения? каким образом достигается некий новый субоптимум, когда совершенно очевидно, что спрос и предложение расходятся, и возникает эксцессивный, реально неудовлетворенный спрос?

В частности, мы не будем рассматривать ситуацию, когда правительство искусственно

подтягивает производителей (supply side) к определенной цене, заставляя их производить товар именно по этой цене, что обычно ведет к резкому снижению качества товара - ведь правительство не может проконтролировать все качественные параметры (об этом уже говорилось применительно к социалистической экономике). Так, если фабрику, которая могла бы производить 100 шт. некоего товара по равновесной цене 100 $ за 1 шт., обязывают произвести 100 или даже 110 шт. этого товара по цене 80 $ за 1 шт., то в итоге это просто окажется другой товар, а за какое время будет достигнуто качественное изменение данного товара – вопрос лишь его технологии и композитности. Подобная ситуация регулярно возникала в советское время, возникает она у нас и сейчас в секторах, связанных с производством общественных благ. Это, скажем, услуги в области «пассажирских грузоперевозок» (данный термин, мне кажется, очень точно отражает суть услуги, которую мы в результате получаем), здравоохранения, образования, жилищно-коммунальном хозяйства, т.е. везде, где производитель должен поставлять явно за меньшую цену большее количество товара. Обусловлено это чаще всего тем, что у производителя хозяин – государство, и тем, что это политическая фирма. Насколько данная ситуация жизненна для нашей экономики, показывает следующее. Около года назад в Тюмени состоялось большое экономическое совещание работников образования. Там выяснилось, что даже в самом заштатном вузе страны, где коммерческий прием минимален, государство фактически оплачивает меньше половины стоимости подготовки одного студента, а остальные средства обеспечивает спонсорская помощь, коммерческий прием студентов, короткие программы, сдача площадей вуза в аренду и пр. Так вуз, работающий, как политическая фирма, принадлежащая государству-собственнику, реагирует на жесткие условия своего существования. И по-иному выйти из положения он не может. Он просто плохо учит в конечном итоге. Например, в общем бюджете ВШЭ финансирование подготовки студентов Министерством образования РФ составляет 12 %. Все остальное дают научные заказы от Министерства экономики, в меньшей степени от Министерства образования и Центробанка, а также коммерческое обучение студентов (условно говоря, один коммерческий студент ВШЭ кормит двоих государственных).

Перейдем к более очевидной ситуации – к очереди, обратившись к поведению в ее рамках не столько производителей, сколько потребителей. Согласно определению Барцеля, очередь (queue) есть метод установления прав собственности на определенный товар посредством ожиданий и по принципу: «первый пришел – первый получил» («first came, first served»). Это наипростейшее определение очереди. Следует отметить, что любая, даже самая простая, очередь предполагает крайне высокую степень добровольного соблюдения правил очереди. Это очень характерно для дефицитных экономик, однако в недефицитных экономиках люди, внезапно оказавшиеся в ситуации дефицита, не готовы стихийно образовывать такой институт, как очередь. Например, несколько лет назад, будучи в Диснейленде под Парижем, я наблюдал следующую картину. На все аттракционы там были огромные очереди, что для Запада редкость. Столбиками__________, соединенными друг с другом бархатными шнурами, к каждому аттракциону был выгорожен коридор, внутри которого и стояла молча, смирно очередь. Вдруг один из столбиков упал. И тогда все эти люди, молча опять же, давя детей, сразу кинулись в освободившееся пространство. Такое их поведение очень показательно. Ясно, что очередь является для них метаэкономической культурой, т.е. чем-то не унаследованным, тогда как для нас падение веревочного ограждения прошло бы незамеченным. Мы в нем не нуждаемся - ведь каждый россиянин

знает, что у него в очереди есть определенный номер (скажем, 386-ой), он знает, за кем стоит, и кто стоит за ним, - а они там, на Западе, нуждаются. Они соблюдают законодательство (внешние рамки), но не способны сразу же воспроизвести его из себя.

Еще в советские времена, когда было принято сочинять нечто жизнеутверждающее, А.А.

Аузан, ныне председатель Конфедерации обществ защиты прав потребителей, написал книгу, в которой как раз на примере элементарной ячейки, т.е. очереди, доказывал, что коллективизм, коллективность есть исходное отношение социализма. (Он __________был последователем моего отца Ивана Ивановича Кузьминова, считавшего, что не планомерность, а коллективность - исходное отношение социализма.) Аузан писал примерно следующее: «Как только на прилавке появляется дефицитный товар, люди сразу же организуются. Они его коллективно распределяют, причем стараются распределить поровну. Именно из добровольного соблюдения (compelliance) правил и вырастет коммунизм».

При анализе экономических проблем, порожденных советской властью, мы скорее должны были бы рассматривать неэффективность правил, и, тем не менее, анализируя очередь, мы будем исходить из предпосылки эффективности правил как рационирования, так и установления ограничения цены. Т.е. мы будем рассматривать случаи, в которых эти правила соблюдаются, элиминировав случаи их нарушения некими агентами, считающими это для себя более выгодным.

Основная проблема очереди в том, что каждому желающему может не хватить того товара, за которым образовалась очередь. Какого рода адаптация происходит как со стороны кривой D (кривой спроса), так и со стороны кривой S (кривой предложения)? Со стороны кривой D прежде всего будет образовываться вторичный рынок мест в очереди, который устанавливает цену равновесия, как некую заявленную цену Pc плюс PII (это еще не собственно waiting). Итак, цена равновесия: c II P +P , где

II e c P > P −P

Почему PII больше, чем Pе, т.е. почему эта конструкция менее эффективна, нежели простое равновесное установление цен? За счет чего, когда складывается ограниченный рынок и вторичный рынок мест, итоговая цена в любом случае будет больше равновесной цены без регулирования? Один возможный ответ: производители приняли решение производить меньше. Но даже если вы посредством субсидий или еще чего-то заставили производителей производить столько же, сколько они производили при равновесной цене, издержки поиска на вторичном рынке все равно будут больше по трем основным причинам. Во-первых, сделки не повторяются, в силу чего на нерегулируемом, неорганизованном рынке очень высок риск быть обманутым, а следовательно, информационные издержки будут несравненно выше. Во-вторых, отсутствует контроль и гарантии со стороны государства. В-третьих, в отличие от рынка организованного с его чистой информацией, рынку неорганизованному свойственна зашумленная информация, т.е. информация с рядом неправильных сигналов (шумов). И, в результате, равновесная цена будет воспроизводиться менее эффективно.

Смоделированная таким образом ситуация – это ситуация анонимного контракта. Она

подходит, скажем, для рынка картофеля или кирпича, т.е. для какого-то массового товара, на который вы установили заниженные цены и субсидируете производителей. А наряду с подобного рода сделками есть и другие, где контракт будет носить персональный характер, и в этой ситуации будут действовать несколько иные механизмы установления равновесия второго порядка.

Классическим примером является уникальная в экономической истории послевоенная ситуация на рынке жилья в Гонконге, которую Чунг (сам родом из Гонконга) разбирает не в исходной статье 1974-го г., а в двух других своих статьях. Рынок жилья в Гонконге, как и во многих странах, после войны оказался регулируемым путем фиксации арендной платы. Делалось это с целью помочь бедным, не дать им жить и умирать на улицах. Однако в данной ситуации активной оказалась кривая S (кривая поставщиков этой услуги), а пассивной - кривая D (кривая потребителей), т.е. потребители только реагировали на действия поставщиков.

Понятно, что арендодатели страдали от того, что цены на жилье были на долгое время зафиксированы, и они выработали ряд противодействующих механизмов, вначале ординарных.