Римское право

     Вопрос  о путях претворения цивильного права наследования в преторское не вполне выяснен. По одной из теорий, преторское наследование выросло из старинного установления, согласно которому при отсутствии законного наследника имущество умершего считалось как бы бесхозным (выморочным) и могло быть предметом захвата любым, кто этого пожелает. Представляется, что и в этом случае, если он существовал, с несомненностью сохраняется «память» о наследственном праве сородичей и только один из них и выдвигался в качестве «любого желающего», тем более что, приняв наследство, лицо должно было строго держаться семейных (родовых) святынь умершего и отвечать перед его кредиторами, как если бы оно было законным наследником. Для такого «постороннего» наследника не требовалось формальностей, связанных с принятием наследства, а устанавливался годичный срок приобретательной давности (даже если в составе наследственной массы была земля, для которой требовался двухлетний давностный срок).

     По  другой гипотезе, в той или иной мере служащей в пользу высказанному нами убеждению, римляне следовали  за аттическим (афинским) правом, которое  предоставляло лишь старшему сыну наследодателя  право на вступление в наследство, оставленное отцом, не выразившим свою волю. Все другие дети, включая младших  сыновей, должны были добиваться наследования по суду.

     Процедуры, обременявшие цивильное наследование, были неблагоприятны для законного  наследника в случае его отсутствия или невозможности принять наследство по каким-нибудь иным уважительным причинам. Претор пришел ему на помощь. Руководствуясь принципами «доброй совести» и справедливости, претор отметает как узурпацию «приобретение  наследства по давности владения» и  вводит интердикт против давностного  владельца наследственной массой в  пользу действительного наследника. Таким образом, «usu-capio pro heredes», как называлось такое приобретение чужого наследства, сходит со сцены, а совершенное с корыстными намерениями, оно становится «кримен» - преступлением.

     Кто же более всего выигрывал от преторской защиты справедливого наследования? Прежде всего, когнаты - эманципированные дети умершего, а также (с течением времени) другие его кровные родственники. Вот как это резюмируется в Институциях Юстиниана: «Все те, кто не состоят под властью завещателя, называются наследниками посторонними... наши собственные дети, не состоящие в нашей власти... те, которые назначаются наследниками от матери, потому, что женщины не имеют отеческой власти над своими детьми».

     Таким образом, преторскими эдиктами получают право на наследование по закону:

     1) дети умершего, не исключая эманципированных, но при том справедливом условии, что эти последние внесут в общую наследственную массу все свое собственное имущество (ибо в нем присутствует часть, которая могла быть дана им из семейного имущества при эманципации). Кроме того, эманципированные дети приобретают кое-что и от труда детей, остававшихся под властью патерфамилиас после эманципации;

     2) ближайший агнат умершего (в свое время находившийся под его властью, но по каким-либо причинам покинувший семью ради самостоятельных занятий, например службы в муниципалитете, и не делившийся с ней заработком), а также мать умершего, если она состояла в браке «кум ману» с отцом умершего;

     3) все прочие кровные родственники  умершего вплоть до шестой  степени родства (включая детей  троюродных братьев и сестер);

     4) переживший супруг.¹⁶

     Если  при нескольких наследниках доля каждого завещателем не устанавливалась, наследство делилось поровну.

     Совместное  наследование перечисленных лиц  признавалось невозможным: всякий данный разряд наследников исключал последующий.

     Императорские постановления и сенатусконсульты продолжили тенденцию выдвижения кровного родства взамен агнатического, что привело к расширению и узаконению прав детей на материнское наследство и предоставлению им права на наследование имущества родственником по материнской линии. Постепенно наследование, считавшееся преторским, было приравнено к наследованию цивильному, что много способствовало упрочению, упрощению и выравниванию наследственного права.

     Завещанием  мы называем одностороннее формальное гражданско-правовое распоряжение лица на случай его смерти. Через завещание  оно получает возможность назначить  себе наследника или наследников, предоставить завещательные отказы, отпускать  на волю рабов и указать их в  числе наследников, установить своей волей опекуна (вдовы, детей), распорядиться насчет похорон, гробницы и т. д.

     Завещательная правоспособность бывает двоякой: активной и пассивной. Активная завещательная  правоспособность (а значит, и пассивное  наследственное право) дается тем лицам, которые обладают полной гражданской  правоспособностью. Сыновья, получившие пекулий, могут распоряжаться в  пределах пекулия. Женщины (издревле лишенные права составлять завещание) приобретают  право завещать при условии, что  будут иметь на то согласие опекуна, а при императоре Адриане (76-138), когда  женщина становится носителем полной гражданской правоспособности, - право  составлять завещание по своему усмотрению.

     Кстати  сказать, право составить завещание, не испрашивая согласия мужа или опекуна, было единственной привилегией женщины  и по Кодексу Наполеона.

     Активная  завещательная способность полностью  зависит от гражданской правоспособности, так что умаление последней - от времени  составления завещания и до смерти завещателя - делает завещание, каким  бы оно ни было, недействительным.

     С давних пор завещательная свобода  была недоступна перегри-нам, поскольку речь идет о цивильном праве и поскольку как раз в области семейных и наследственных отношений они более всего держались «юс генциум», своих собственных порядков. Ее не имели интестабели (лица, которые за аморальные поступки лишались права быть свидетелями и приглашать свидетелей в своих интересах), душевнобольные, а в период поздней империи - апостаты (отступники от христианства) и некоторые другие.

     Пассивная завещательная правоспособность, т. е. право быть наследником, на первый взгляд, не требует особых пояснений, но это не так, поскольку существовали ограничения, введенные для женщин и рабов. Последние могли принимать наследство только вместе с отпущением на волю. Что касается женщин, то законом Вокония 169 г. до н.э., граждане, обладавшие максимальным цензом (100 тыс. ассов и более того), не могли назначать в наследники женщин по «свойственной им расточительности». Дозволялось предоставлять им легат, не превышающий половины наследственной массы, и то только если они принадлежали к агнатическим сестрам и дочерям.

     Принципы  цивильного права требовали, чтобы  в завещательном распоряжении наследник  был назван по имени, но из этого  вытекало исключение будущих детей, как равно и уже зачатого ребенка. Постепенно, при содействии претора  и не без участия науки права, «посту-ми», как называли будущих  детей, получили те же права, что и  наследники «определенные». Более того, завещание признавалось недействительным, если постуми не назначались наследниками или не исключались. Что касается зачатого, но еще не родившегося ребенка, то претор предоставлял ему ту же долю наследства, что и его братьям.

     Нельзя  не сказать и о пассивном наследственном праве всякого рода благотворительных  коллегий и учреждений, городских  общин и пр. Но только не «деловых»  корпораций».

     Ранее всего заслуживает упоминания категорическое веление, обращенное к наследодателю: прямые наследники, какими являются его  дети, sui heredes (как равно и постуми), должны быть либо назначены наследниками по завещанию, либо эксгерадированы, т. е. устранены. Указания причин не требовалось. Дочери и внуки устранялись общей фразой. Уклонение от этой формальности, по квиритскому праву, делало завещательное распоряжение недействительным, и таким образом возникало наследование по закону.

     Фразеология лишения наследства такова: «Тиций, сын мой, да будет лишен наследства». Что касается еще не рожденных детей, следовало написать: «Всякий сын, который мне родится, да будет лишен наследства».

       На случай смерти сына до открытия наследства разрешалось предоставлять (по завещанию) наследство внукам, и через такое ква-зикогнатство завещания приобретали силу.

     Что касается дочерей, то еще Законы XII таблиц вводили их в число наследников, «поелику оба пола в равной мере исполняют - в рождении детей - закон  природы» (Институции Юстиниана).

     Претор  и в данном случае сказал свое слово, как и выдающиеся юрисконсульты. Поименное исключение требовалось  теперь и для эманципированных сыновей, и для всех других нисходящих наследодателя (кроме женщин).

     Коллизии  цивильного и преторского права, их явное несовпадение усиливали значение суда, к которому и стали прибегать обойденные завещанием лица. Ввиду особой важности такие иски рассматривались сотенными (центумвирными) коллегиями. Чтобы обойти строгие требования цивильного трава, суды стали считать несправедливыми по новым понятиям завещания, составленные безрассудно, три некотором упадке умственных способностей завещателя. Такой путь открывал дорогу для ревизии завещания, хотя, как следует из спора между Сцеволой и Крассом, это было непросто. Сначала подобное допущение практиковалось лишь для цивильных наследников, затем к нему стали прибегать эманципированные сыновья, восходящие и нисходящие родственники завещателя, и даже боковые - братья и сестры.

     Необходимые наследники - прежде всего полнородные  и единокровные братья и сестры - должны были получить свою «порцию» (portio), которая не могла быть меньше 1/4 законной доли в ее «чистом виде», т. е. за вычетом долговых обязательств завещателя.

     Таким образом, была создана обязательная доля наследства - принципиально важный элемент современного наследственного  права.

     Если  завещатель лишал кого-либо из своих  наследников обязательной доли, не указывая причин, что не опорочивало  завещания, вопрос об основательности мотивов разбирался судом. Юстиниан внес ясность в его решение: лишать наследства дозволялось за вступление в брак против воли родителей, действия, угрожавшие жизни отца, и т. п. Для матери и деда по матери достаточно было простого умолчания (это относилось ко всем родственникам с материнской стороны), чтобы их дети и внуки считались лишенными наследства.

     С течением времени на наследственную долю стали претендовать и внебрачные дети, но только на наследство их умершей  матери. Патронам разрешалось получать наследство после смерти вольноотпущенника, умершего бездетным (до половины наследства).

     Тот, кто был лишен наследства поименно, не получал даже и обязательной доли. Принятие наследства не сводится только к процедуре, хотя и она не второстепенна. Что касается цивильного права, должно иметь в виду два принципиально  важных установления:

     1) агнаты, находившиеся во власти  наследодателя, считаются восприемниками  наследства сразу же после  того, как оно «открывается», т.  е. в момент смерти патерфамилиас (наследодателя);

     2) ни при каких обстоятельствах  агнаты не могут отказаться  от принятия наследства.¹⁷

     Обе нормы действовали и в отношении  призванных к наследованию рабов. Все это кажется разумным и справедливым. Однако действительная жизнь требовала корректив цивильного права. С усложнением хозяйственной жизни, с вовлечением ранее патриархальных семейных коллективов в торговую и финансовую деятельность, далеко не всегда благополучную, стало проявляться нежелание цивильных наследников принимать не выгодные им наследства, поскольку, соответственно принципу универсального правопреемства, они должны были принимать на себя долги умершего, даже и превышавшие стоимость наследственной массы, когда пассив преобладал над активом.

     Вмешательство претора решило вопрос: при отказе цивильных наследников он призывал к принятию наследства тех, кто принадлежал  к следующим категориям (разрядам) законных наследников, а если и они  отказывались либо не являлись вовсе, назначал «конкурс», т. е. распродажу имущества  умершего, чтобы удовлетворить притязания кредиторов.

     В патриархальные времена принятие наследства было связано с торжественной  церемонией - «кретио» (cretio). Наследодателю дозволялось ставить эту церемонию условием под угрозой лишения наследства (что, впрочем, следовало само собой). Предельным для кретио считался 100-дневный срок, в чем проявлялись и воля завещателя к скорейшему преемству, и заинтересованность рода и курии в восстановлении должного семейного порядка.

     Впоследствии  является на свет и утверждается неформальное принятие наследства с помощью действий, даже и молчаливых, свидетельствующих  о решении принять наследство, например выплата следуемых кредиторам по данному наследству долгов. Конечно, считалось более уважительным простое  словесное выражение указанного намерения.