Проблема бедности в современной России

Отказ от реформы неэффективной промышленной занятости в период кризиса привел к тому, что на каждое ухудшение  конъюнктуры рынка собственники предприятий, в том числе госкорпорации, будут вновь и вновь отвечать ростом неполной занятости как наиболее доступного в российских институциональных условиях регулятора, снижающего издержки бизнеса. Это подтверждает рост вынужденной неполной занятости за апрель-июнь 2011 г. примерно в десятке промышленных регионов (Владимирской, Костромской, Новгородской, Кировской, Волгоградской областях, республиках Марий Эл, Удмуртия и др.). И хотя сам показатель относительно невелик, негативная динамика сигнализирует о сохранении проблемы в латентной форме.

Проблема  безработицы, измеряемой по методологии  МОТ, перестала быть острой для большинства  регионов уже в 2010 г., уровень безработицы  в среднем по стране сократился с 8,9% в начале года до 6,9% в его конце. Дальнейшее сокращение показателя в 2011 г. было небольшим, в апреле-июне 2011 г. уровень безработицы по МОТ составил 6,6%. Летом снижение продолжилось (6,3% в мае-июле 2011 г.), но следует учитывать типичную для безработицы сезонность – летом занятость всегда выше.

В половине регионов России уровень безработицы  по методологии МОТ в апреле-июне 2011 г. был ниже, чем в докризисном 2008 г. (рис. 5). В некоторых республиках  Северного Кавказа (Карачаево-Черкесия, Кабардино-Балкария, Северная Осетия) показатель снизился в полтора-два  раза, во что довольно трудно поверить. В регионах с сильным спадом промышленности показатели безработицы пока еще превышают докризисные на 20-50%. Более высоким уровнем безработицы отличаются не столько регионы, все еще не преодолевшие кризисный спад промышленности (Челябинская, Кемеровская, Вологодская, Рязанская области и др.), сколько регионы, в которых на локальные рынки труда влияют более долгосрочные негативные факторы – сырьевая специализация, длительная депрессивность, разреженная сеть поселений или мелкоселенность (Томская, Иркутская, Смоленская, Псковская, Кировская, Курганская, Астраханская области, Алтайский край, республики Марий Эл и Карелия и др.), а также слаборазвитость экономики в сочетании с высоким демографическим давлением (республики Европейского юга и Южной Сибири)[21].

Рис. 3. Уровень безработицы по методологии МОТ в регионах России, % (без республик Чечня - 34% и Ингушетия - 48% за апрель-июнь 2011 г.)

Уровень зарегистрированной безработицы снизился до 1,8% в августе 2011 г. с 2,3% в августе 2010 г. Удивительно высокие показатели зарегистрированной безработицы в  Чечне (38%) и Ингушетии (20%) давно используются властями этих республик как обоснование  для получения дополнительных федеральных  трансфертов. Устойчиво выше зарегистрированная безработица и в Тыве (6%). Во всех остальных регионах уровень зарегистрированной безработицы составляет от 0,5 до 3%. После  завершения острой фазы кризиса этот показатель вновь перестал отражать реальную дифференциацию состояния  региональных рынков труда[22].

Реальные  денежные доходы населения даже в  острой фазе кризиса остались на прежнем  уровне (101% в 2009 г. к 2008 г.) в целом  по стране, а на стадии выхода из кризиса  медленно росли (на 4% в целом за 2010 г. по сравнению с предыдущим годом). Для сравнения, в докризисное  время рост денежных доходов населения  составлял 11-13% в год. Существенное для  населения ухудшение динамики роста  доходов могло быть еще более  сильным, если бы не значительное повышение заработной платы бюджетникам в конце 2008 г., а также неоднократное и существенное повышение пенсий. Именно эти меры позволили избежать спада доходов населения в 2009 г. и обеспечили их небольшой рост в 2010 г. Однако эти меры дорого обошлись бюджету, поэтому в первой половине 2011 г. власти не принимали сопоставимых по масштабу решений. В результате реальные денежные доходы населения в первой половине 2011 г. снизились на 1% по сравнению с первой половиной 2010 г. Это стало отложенным во времени, но еще одним ощутимым последствием кризиса. Хотя следует отметить, что данные Росстата вызывают вопросы и дискуссию экспертов-макроэкономистов, часть которых считает, что снижение имеет чисто статистические причины и вызвано дефектами методики учета доходов. В подтверждение приводится положительная динамика роста оборота розничной торговли в первой половине 2001 г. (на 5% по сравнению с первой половиной 2010 г.).

Не  вдаваясь в дискуссию, отметим, что  статистика доходов и оборота  розничной торговли на региональном уровне наименее достоверна. Сопоставление  динамики доходов населения и  потребления, измеряемого оборотом торговли, за первую половину 2011 г. (к  тому же периоду 2010 г.) показывает явное  несовпадение двух показателей (рис. 3). По данным Росстата, реальные денежные доходы населения сократились за этот период в 54 регионах (2/3 от общего их числа). Особенно сильно – в ведущих нефтегазодобывающих регионах (ХМАО, ЯНАО, Сахалинская область – на 8-13%), которые наименее затронуты кризисом, в Москве (на 7%), хотя она явно быстрее других регионов восстанавливается после кризиса. Среди регионов с сильным кризисным спадом экономики "просели" доходы населения в Ярославской, Рязанской, Самарской, Ульяновской, Саратовской, Свердловской областях, республике Мордовия (на 5-13%). В Калининградской области, несмотря на высокие темпы роста промышленности, доходы также снизились на 7%, как и в Хакасии. Эти несообразности снижают доверие к данным о динамике доходов. Если сравнить их с динамикой торговли, то аутсайдерами оказываются в основном те же регионы, однако регионы-лидеры по темпам роста доходов населения и потребления разные. Картина окончательно запутывается.

Рис. 4. Динамика (прирост) реальных денежных доходов населения и оборота розничной торговли, первое полугодие 2011 г. к первому полугодию 2010 г., %.

Более показателен расчет динамики доходов  населения относительно докризисного уровня (первая половина 2011 г. к первой половине 2008 г.). За весь трехлетний период доходы населения выросли только на 3%, эта цифра говорит о многом. Стагнация доходов порождает  социальный дискомфорт и сомнения россиян  в перспективах развития страны. На региональном уровне различия в динамике доходов, рассчитанной нарастающим  итогом за три года по данным Росстата, также выглядят не очень достоверными. Крайне трудно объяснить гигантский диапазон различий – от роста реальных доходов населения на 38% в Амурской области до спада на 32% в Рязанской (рис. 5).

 Рис.  5. Динамика реальных денежных доходов населения за первое полугодие, в % к первому полугодию 2008 г.

Если  не придираться к цифрам, а посмотреть, какие регионы оказались вверху и внизу рейтинга по динамике доходов  населения за три года, то многое становится более объяснимым. Большинство  регионов, находящихся в верхней  части рейтинга, – слабо- и среднеразвитые, в них большую роль играют федеральные  трансферты и занятость в бюджетной  сфере. В нижней части рейтинга концентрируются  промышленно развитые регионы с  высокой долей экспортных отраслей, а также машиностроительные регионы  с сильным промышленным спадом в  период кризиса. Это означает, что  кризис способствовал смягчению  региональных различий в доходах  населения, но путем "придавливания" вниз более благополучных регионов. Исключения – только федеральные  города, в них доходы населения  за трехлетний период росли быстрее, чем в среднем по стране. При  сверхцентрализованной экономике и системе управления это неудивительно.

В целом  региональная статистика за первую половину 2011 г. показывает, что кризисные проблемы все еще не преодолены. Они сохранились  в виде стагнирующих на низком уровне инвестиций и перемещаются в сферу доходов населения. Кроме того, перестала снижаться вынужденная неполная занятость, что говорит о нерешенных проблемах рынка труда. Вывод простой: с помощью бюджетных вливаний государство способно стимулировать развитие отдельных территорий или некоторое время поддерживать доходы населения. Но всем регионам и всегда государство помочь не в состоянии. Если в России не станет приоритетом политика снижения институциональных барьеров развития, то кризисный фактор будет и дальше способствовать специфическому смягчению регионального неравенства путем ухудшения положения более развитых территорий и роста иждивенческих настроений менее развитых. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     Заключение 

Важный  подход к изучению бедности - это  выяснение, как её оценивают сами люди, различные слои населения. Эта  концепция называется субъективным измерением бедности, однако кто более  объективно может оценить, например, возможности инвалида, которому раньше полагался автомобиль “Ока” почти  задаром, а теперь он якобы может  сам его купить на выплаты в  результате происшедшей монетизации  льгот; или насколько реально  выигрывают пенсионеры от увеличения пенсий в условиях роста цен. Основной источник этих оценок - опросы общественного  мнения, и родоначальником этого  подхода, как и многого другого  в прикладной социологии, был Дж. Гэллап, чей институт уже полвека задаёт людям одни и те же вопросы по оценке жизненного уровня, например - “сколько нужно денег, чтобы семье из четырёх человек нормально жить в нашей стране”. Достаточно стабильно люди отвечают, что это должен быть доход в три четверти от среднего дохода в стране на такую семью. Это несколько выше, чем европейские 60% медианного дохода, но Америка и богаче Европы. Аналогичные вопросы задают и в Европе с 1976 г. при проведении Евробарометра общественного мнения. Сходные вопросы стал задавать и ВЦИОМ с момента его создания в 1987 г.

Сейчас  большинство опросных центров регулярно  задают вопросы о доходах, расходах, оценке бедности и богатства людей, в том числе в региональных социологических исследованиях. Например, опрос 2007 г. в Челябинской области  показал, что 33% семей имеют душевой  месячный доход менее 3000 руб., притом что в Челябинске прожиточный минимум составил в это время 3300 руб. При этом 56% из них сказали, что “денег хватает только на питание” (где все эти куртки, брюки, колготки, запланированные в официальной потребительской корзине?). И ещё 24% ответили, что “живём за гранью бедности”, т.е. в полной нищете.

Прошлогодний  опрос в Njvcrjq области показал, что для 39% “денег хватает в лучшем случае только на еду”. По данным калининградского опроса, пятая часть занятых на предприятиях города, получают зарплату ниже прожиточного минимума для работающего, а в небольших городах и в сельской местности 95% рабочих мест предлагают зарплату ниже прожиточного минимума. И так повсюду.

Данные  опросов по оценке своего жизненного уровня, проведённые среди жителей  трёх бывших советских республик, свидетельствуют, что 14% населения России считает, “денег не хватает даже на продукты”. Того же мнения придерживаются 16,3% жителей  Украины и 5,0% Казахстана. “Денег хватает  только на продукты питания, но на одежду уже не хватает”, сообщили 38,5% жителей  России, 36,3% на Украине и 31,1% в Казахстане. Т.е. фактически свое материальное положение  как весьма бедное расценивает половина населения России и Украины и 40% в Казахстане.

В то же время, когда в опросах намеренно  акцентируется принадлежность людей  к бедным, средним или богатым  слоям, то здесь люди дают оценки, противоречащие их же собственному описанию своего материального  положения. Как и в других культурах, русским не нравится считать себя неудачниками, бедными, изгоями. Так, по опросу ВЦИОМ в октябре 2007 г., лишь 14% считают себя бедными и 3% - нищими. Что соответствует официальной  оценке доли людей, живущих в бедности, ниже прожиточного уровня. Фактически, последние два десятилетия лишений  в эпоху реформ да и небогатая жизнь в советское время, с периодами жесточайших лишений во время революции, гражданской войны, Великой Отечественной войны и послевоенного периода приучили людей к ограничению запросов и притязаний, к философии “не было бы хуже”. Так, в том же опросе, отвечая на вопрос, “с какого дохода (имеется в виду душевой доход в месяц) вы будете считать, что семья живёт за чертой бедности, 13% назвали “до 1500 руб.”, что даже по официальным оценкам считается уровнем ниже половины прожиточного минимума, крайней нищетой, “экстремальной бедностью”, и таких сейчас, по официальным данным, менее 4%. Ещё 35% считают уровнем бедности душевой доход в 1500…3000 руб. Т.е. оценки людей ещё скромнее, чем официальные нормы бедности. Наконец, ещё 23% относят к бедным людей, живущих на 3000…5000 руб. в месяц. При таких заниженных оценках государство может не торопиться выполнять наказы ООН об ускоренной ликвидации бедности.

Со  сходной скромностью люди оценивают  и уровень дохода, после которого людей можно считать “богатыми”. Для 6% это люди, имеющие доход  около 10000 руб. (400 долл.) в месяц. Еще 10% относят к богатым людей  с доходом в 10000…20000 руб. в месяц. “Достойный уровень жизни” для 5% - это 5000 рублей на душу и для 23% “желаемый  уровень” - 5000…10000 руб. в месяц (200…400 долл.).

Так что расхожий стереотип, что русские  исключительно неприхотливы в быту, долготерпеливы, что духовное для  них выше материального и они привыкли к бедности, глубоко вбит в сознание самих носителей этих уникальных черт национального характера. При таком положении дел наш народ - подарок для бизнесмена, инвестора, олигарха, государственного чиновника.

Существует  ещё много критериев измерения  бедности. Однако их выбор зависит, прежде всего, от подхода - ставится ли цель устранить истинные причины, питающие эту проблему, и добиться реального  и значительного снижения бедности, нуждаемости и несправедливости в обществе, или главное - показать успешность тех или иных официальных  программ.