Экономический кризис 2008-2009 годов

Во-вторых, из-за высокого уровня монополизма в российской экономике снижалась эффективность бюджетных стимулов. Опыт докризисных лет убедительно свидетельствовал, что расширение бюджетного спроса приводило к росту цен, а не  инвестиций в инфраструктуру и строительство) не могла быть существенной. Скорее, определенную стимулирующую роль могло сыграть снижение налогов, что и было реализовано в конце 2008 г.

В-третьих, слабость политико-правовых институтов (особенно обеспечивающих исполнение законодательства) еще больше снижала эффективность мер бюджетной поддержки[18, c. 15].

В-четвертых, текущий глобальный кризис наглядно продемонстрировал (хотя это было понятно и раньше) структурную уязвимость российской экономики, ее однобокость и неэффективность. Нынешний кризис не только циклический, но и структурный. Для России проблема модернизации в кризисных условиях стала еще более актуальной, что требует сочетания в экономической политике антикризисных и модернизационных мер.

Сказанное объясняет, почему в России в числе антикризисных мер значительную роль играли социальная поддержка населения (увеличение пенсий, создание института общественных работ, организуемых по месту основной занятости) и поддержка отдельных предприятий [23, c. 45].

Расходы на антикризисные меры в 2009г.(млрд руб.) по данным журнала "Вопросы экономики" №5 2009г.

В марте 2009 г. федеральные власти представили россиянам свою антикризисную программу. В основном антикризисные меры были направлены на решение следующих задач:

- расширение доступа предприятий к финансовым ресурсам (прямое кредитование госбанками, финансовыми институтами развития, их капитализация; стимулирование частного кредитования путем представления субсидий по процентным ставкам госгарантий; рекомендации банкам по кредитованию; расширение условий для привлечения капитала на основе выпуска акций и облигаций и их выкупа уполномоченными организациями);

- снижение нагрузки на бизнес ( налоговой нагрузки, вывозных таможенных пошлин, административной нагрузки; ограничение роста тарифов на услуги и продукцию субъектов естественных монополий);

- смягчение негативных социальных последствий и развитие рынка труда (увеличение пособий по безработице, софинансирование региональных программ занятости, ограничения на использование иностранной рабочей силы);

- стимулирование внутреннего спроса (госзакупки, авансирование, преференции для отечественных производителей, закупки и инвестиционные программы субъектов естественных монополий, лизинг, защитные таможенные меры, субсидии по кредитам потребителей);

- поддержка малого и среднего предпринимательства (софинансирование региональных программ по развитию МСП, программы кредитования МСП Внешэкономбанка),развитие конкуренции.

Многообразие антикризисных мер, принятых в 2008 - 2009 гг. и направленных на поддержку финансового и реального секторов, а также населения, - по данным Правительства России, в рамках реализации антикризисной программы было принято 379 актов (решений).

В результате резко возросла нагрузка на административную систему, что в некоторых случаях привело к "рассинхронизации" практической реализации мер. Можно отметить существенную задержку с размещением госзаказа. Но самое главное - возник разрыв между принятием нормативных актов и практической реализацией соответствующих мер. Возможно по указанной причине усилилось стремление принимать дополнительные меры. Все это привело к своеобразным догоняющим друг друга "волнам"[21, c. 39].

Российский бюджет оказался одним из наиболее социально ориентированных. Этому есть не только политическое, но и экономическое объяснение. Спрос, генерируемый социальной помощью, исходит прежде всего от бедных слоев населения и концентрируется преимущественно на товарах отечественного производства, которые в основном производятся в более конкурентных секторах экономики.

Государство приняло целый ряд важных решений, связанных с регулированием рынка труда: повышение МРОТ, повышение на 30% заработной платы работников бюджетной сферы, сокращение численности вооруженных сил, сокращение квот на привлечение труда мигрантов, повышение максимального размера пособий по безработице, фактическое повышение пособий безработным, уволившимся с последнего места работы по собственному желанию, создание общероссийского банка вакансий, ужесточение трудового законодательства и усиление его инфорсмента, обязательное информирование ГСЗ о применении нестандартных режимов работы. Как ни парадоксально, но в большинстве случаев действия государства скорее разгоняли безработицу, нежели способствовали ее снижению [10, c. 117].

Так же были проведены дополнительные мероприятия по снижению напряженности на рынке труда: опережающая профессиональная подготовка, создание временных рабочих мест и организация общественных работ для работников, находящихся под угрозой увольнения, временная передислокация работников, находящихся под угрозой увольнения, в другие регионы, содействие малому предпринимательству безработных. На их реализацию было выделено 43 млрд. рублей[10, c. 189].

Правительство стало оказывать поддержку ряду предприятий, сформировав список «системообразующих». Основным ее инструментом выступили государственные гарантии по кредитам. Данный механизм долго разрабатывался и начал функционировать только с середины 2009 г. С одной стороны, это позволило стабилизировать социальную ситуацию, а с другой – препятствовало реструктуризации и обновлению, поскольку многие системообразующие предприятия – на самом деле системообразующие банкроты, и их спасение не поможет решить задачи модернизации.

В отличие от ряда других стран в России собственники и менеджеры компаний, спасенных государством, не были заменены и пострадали в минимальной степени. Это имеет негативный социально-психологический эффект, демонстрируя, что крупные предприятия могут себе позволить шантажировать власть. Стимулирование спроса осуществлялось также при помощи межбюджетных трансфертов [21, c. 41].

Макроэкономического стимулирования экономики в классическом виде в России еще не было. Антикризисный бюджет был принят только в конце апреля 2009 г., причем вливание ликвидности в экономику через бюджетный канал стерилизовалось через денежно-кредитный: коммерческие банки возвращали Банку России кредиты времен девальвации в объеме, практически равном денежной эмиссии, связанной с бюджетными расходами. В результате ликвидность оставалась до последнего времени в дефиците, что привело к снижению запасов готовой продукции до 7,5% ВВП, а инфляция во втором полугодии 2009 г. упала почти до нуля. В 2010 г. ситуация должна измениться, так как банки практически полностью расплатились по беззалоговым кредитам, а Банк России снижал процентные ставки по залоговым операциям, что приводило к росту спроса на них.

В денежной политике Россия пошла по пути девальвации, завершившейся в январе 2009г., и отказа от таргетирования валютного курса. это было очень важное и сложное решение. Предпринимаются попытки выстроить антиинфляционную политику, сглаживая колебания валютного курса. Впрочем 2009 год показал, что девальвация не служит универсальным лекарством от низкой конкурентоспособности. Многие ожидали повторения чуда десятилетней давности - начала бурного импортозамещающего роста благодаря снижению рубля, но этого не произошло [23, c. 48].

В период кризиса Банк России пытался проводить, по сути, традиционную для периодов экономического спада политику смягчения денежной политики, используя методы количественного ослабления (правда, не определяя принципы ее проведения и не устанавливая количественных ограничений на свои операции, В отличие от ФРС, Банка Англии или ЕЦБ). Однако в силу возникшего до кризиса перекоса в сторону внешних и валютных обязательств банковского и корпоративного секторов смягчить денежную политику Банку России удалось только во взаимоотношениях российской экономики с внешним миром, так как вся предоставляемая им банковской системе рублевая ликвидность уходила на приобретение иностранной валюты, погашение внешнего долга и наращивание валютных резервов. Вместе с тем массированное выделение ликвидности банковскому сектору не решало проблем кредитования реального сектора, не отразилось на его динамике и, следовательно, не уменьшило масштабы падения российской экономики. Более того, Банк России хотя и не очень сильно, но повышал уровень процентных ставок, что делало кредитование еще менее доступным для реального сектора экономики [3, c. 43].

В период экономического роста государству не удалось создать «модернизационную коалицию», сформировать сильные группы интересов, стремящиеся решать задачи обновления экономики. Не была выстроена эффективная система согласования интересов и выработки согласованных решений. Общение с бизнесом часто ограничивалось встречами с представителями крупного и сверхкрупного бизнеса, сохранялось общее взаимное недоверие между властью и бизнесом, остался невостребованным механизм государственно-частного партнерства. Было бы несправедливым возлагать вину за неудачу в формировании такой коалиции исключительно на государство. Слабость и неэффективность организаций самого бизнеса, неразвитость институтов и организаций гражданского общества во многом определяли низкую эффективность механизмов коммуникаций.

Множественность антикризисных мер и селективный характер значительной их части (предполагающий опору на деятельность различных межведомственных групп) существенно ограничивали эффективность имеющегося административного ресурса и усиливали дефицит возможностей для выработки, обсуждения и реализации целостной, «эшелонированной» антикризисной политики. В результате повышаются риски лоббирования, принятия оппортунистических решений.

Меры предпринятые правительством на рынке труда дали понять, что оно готово платить за сокращение занятости. Это стало причиной того, что кризис лишь в слабой степени способствовал реструктуризации российской экономики, то есть перетоку рабочей силы из менее эффективных в более эффективные сектора экономики.

Располагая значительными финансовыми ресурсами, государство не было мотивировано к повышению эффективности инструментов реализации государственной политики и обеспечению прозрачности результатов их применения, к созданию качественной системы мониторинга процессов, происходящих в экономике. До кризиса существовал временной ресурс для постепенной дороботки отдельных механизмов, повышения качества их администрирования, прежде всего за счет реакции бизнеса. В условиях кризиса это стало невозможно. Нам представляется, что резервы повышения результативности антикризисной политики лежат в области не столько выработки все новых предложений, сколько совершенствования используемых для реализации этих мер инструментов.

Сравнивая антикризисные программы, реализованные в 2008 - 2010 гг. в разных странах, с российскими антикризисными мероприятиями, можно сделать несколько выводов.

1. Хотя российская экономика очень сильно пострадала во время кризиса, она была в определенной мере подготовлена к возникшим проблемам. Безусловно, положительную роль сыграли принятые в 2004 - 2006 гг. решения о формировании резервных фондов Минфина за счет отчисления в них сверхдоходов от экспорта нефти и газа. Согласно оценке МВФ, падение доходов федерального бюджета Россия в 2009 г. в результате снижения цен на нефть составило около 8% ВВП. Россия в период кризиса оказалась в гораздо лучшей фискальной позиции, чем большинство стран - членов G20, которым для финансирования своих антикризисных пакетов пришлось резко наращивать государственный долг. Очевидно, в отсутствие резервных фондов ситуация в бюджетной сфере и российской экономике в целом оказалась бы намного хуже.

2. Практически все страны - члены G20 в период кризиса столкнулись с необходимостью массированно поддерживать ликвидность финансового сектора. Согласно оценке МВФ, такая помощь составила в среднем по группе 9,7% ВВП, в том числе для развивающихся стран-членов - 13,5% ВВП. На этом фоне аналогичные меры российских денежных властей (11,4% ВВП) были сопоставимыми по масштабу хотя из-за длительности сроков предоставления средств на поддержку ликвидности банков существенная их часть (до 60%) может быть реклассифицирована как поддержание капитализации банковского сектора.

3. Россия оказалась единственной страной с развивающейся экономикой из числа членов G20, которой пришлось реализовывать программу поддержки (рекапитализации) финансового (банковского) сектора, а объем прямых расходов на эти цели (3,2% ВВП) был выше, чем в среднем по группе развитых стран - членов G20 (2%). Помощь российских властей банковскому сектору носит хотя и возвратный, но долгосрочный характер (в отличие, например, от США, где через два года после начала реализации программы TARP, которая стала главным инструментом поддержки банковской системы, в бюджет вернулось около 50% выделенных средств и еще 8% было получено в виде инвестиционных доходов). С учетом вклада российского финансового сектора в ВВП (около 4%) следует признать, что средства, затраченные на его поддержку, были чрезмерными. Иными словами, российская банковская система вошла в кризис, будучи гораздо менее устойчивой, чем банковские системы других стран - членов G20, а объем накопленных ею рисков оказался существенно выше, чем в других странах "большой двадцатки".