Возникновение идеи культуры в исторической мысли античности и во времена Средневековья

Однако для культурологов  интерес представляют не эти фундаментальные  исследования, а так называемые opera minora, небольшие работы, написанные Тацитом в начале научной и публицистической деятельности, и прежде всего «О происхождении германцев и местоположении Германии», созданная в 98 г. По своему жанру она представляет род путевых заметок, повествующих о быте, нравах, обычаях германских племен, о политическом устройстве их государства. Подобный жанр был широко распространен в древнегреческой литературе, но и римские авторы достаточно часто использовали его при написании своих собственных произведений.

В данной работе Тацит, опираясь преимущественно на вторичные источники, предпринимает впечатляющую попытку  дать объемное изображение жизни  варварских племен, которые уже тогда  воспринимались как серьезная угроза Риму. Свой анализ Тацит проводит с  позиции представителя римской  аристократии, прекрасно осознающего  различия культурных уровней римлян и германцев, безоговорочно верующего  в то, что мир варварства и мир  цивилизации изначально антагонистичны. Однако в отличие от своих современников, видевших в тех, кто не был гражданином  Рима, примитивных, низших существ, движимых исключительно животными инстинктами  и не способных к творческой, созидательной  деятельности, он демонстрирует более  взвешенный и объективный подход. Признавая тот факт, что германцы находятся на более низкой ступени  культурного развития, чем римляне, Тацит вместе с тем подчеркивает, что они обладают рядом чрезвычайно  ценных качеств, которые утрачены гражданами Вечного города. Он обращает внимание на то, что общественное устройство германцев базируется на принципах  демократии, что власть их вождей ограничена такими представительными органами, как советы старейшин, что цари у  них выбираются из числа наиболее достойных и мудрых. С особым пиететом он повествует о моральных установлениях  германцев. Он пишет: Браки у них  соблюдаются в строгости, и ни одна сторона их, нравов не заслуживает  такой похвалы, как эта, ведь они  почти единственные из варваров довольствуются, за очень немногим исключением, одной женой, а если кто и имеет по несколько жен, то его побуждает к этому не любострастие, а занимаемое им положение. Так ^граждается их целомудрие, и они живут, не зная порождаемых зрелищами соблазнов, не развращаемые обольщеньями пиров.

Особо Тацит акцентирует  внимание читателей на том, что «пороки  там ни для кого не смешны, и развращать и быть развращенным у них (германцев) не называется идти в ногу со временем». Не проходит мимо пристального взгляда  Тацита и то, что «ростовщичество  и извлечение выгоды из него германцам  неизвестно и это оберегает их от него надежнее, чем, если бы оно воспрещалось».

Вознося на пьедестал германцев, Тацит косвенно критиковал нравы  императорского Рима времен его заката, где представления о чести, человеческом достоинстве, супружеской верности коренным образом отличались от тех, которые существовали во времена  полисной демократии. Трактат Тацита, построенный на неявном сравнении  образа жизни, обычаев, черт характера  римлян и германцев, общественного  устройства союза германских племен и Римской империи, по сути, был  первым в истории европейской  общественной мысли трудом, где давалась критика цивилизации как таковой. Есть основания утверждать, что тот  критицизм, который демонстрируют  по отношению к западной цивилизации  многие из известных зарубежных ученых-культурологов, своими корнями уходит в рассуждения  Тацита, первым сформулировавшим идею о том, что цивилизация несет  с собой не только благо, но и зло.

В этом, думается, прежде всего необходимо видеть заслугу Тацита перед культурологией, ибо до него мир цивилизации (а по представлениям древних римлян, это было географическое пространство, ограниченное рамками Римской империи) воспринимался исключительно в позитивном ключе. Говоря другими словами, Тациту принадлежит приоритет в постановке проблемы, которая и до сегодняшнего дня не потеряла своей актуальности, — проблемы соотношения культуры и цивилизации.

Следует также отметить, что Тацит первым из европейских  мыслителей сформулировал критерии, позволяющие провести пограничную  линию между странами и государствами  цивилизованными и нецивилизованными. С его точки зрения, первые отличаются от вторых прежде всего тем, что у них есть государственность, высокий уровень материального благосостояния и письменность. По его мнению, цивилизованные народы живут в городах, они способны возделывать землю и получать обильные урожаи, обрабатывать металлы и создавать произведения искусства. Признаком цивилизованности, по Тациту, является имущественное и профессиональное расслоение общества, выделение в нем людей, занимающихся специализированной деятельностью, связанной с управлением, судопроизводством, отправлением религиозных обрядов, смена форм брака и изменение его роли в общественной жизни.

По сути, Тацитом называются все те признаки, на которых акцентирует  внимание большинство этнографов XX века, исследующих в своих сочинениях проблемы культурно-исторической типологии  и стадий исторического развития человеческого общества. Тацита, наряду с греческими авторами, можно отнести  к числу первых этнографов, заложивших основы исследования локальных культур, выработавших принципы систематизации этнографического материала, на которые опираются в своих исследованиях и современные этнологи.

После Тацита практически  никто из римских мыслителей культурологическими  проблемами не занимался. Общественную мысль Древнего Рима периода заката волновали совершенно иные вопросы, и прежде всего связанные с  утверждением нового — христианского  — мировоззрения. Духовная атмосфера  тех лет отнюдь не стимулировала  разработку культурологической проблематики, которая постепенно была оттеснена  на периферию философского поиска.

5) В конце III в. н.э. процесс распада Римской империи приобретает необратимый характер. Ослабевают экономические связи и прекращается живой товарообмен между отдаленными провинциями, а вместе с ним исчезает дифференциация регионов империи по родам производства. Широкое распространение приобретает натуральное хозяйство. Быстрыми темпами изменяется социальная структура римского общества: куриал бежит в колоны, свободный землевладелец делается клиентом, крепостным, рабом. Стремясь воспрепятствовать негативным тенденциям, государство идет на закрепление колонов за крупными землевладельцами. Также закрепляются члены корпораций, солдаты, мелкие чиновники. Постепенно складывается кастовая система, угасает политическая жизнь. Усиливаются сепаратистские тенденции. Пытаясь сохранить формально целостность империи, Рим идет на предоставление широкой автономии провинциям и завоеванным областям, которые постепенно становятся все менее зависимыми от императорской власти. Происходит стремительное разрушение старой системы ценностей. Идея отечества исчезает, и только местный патриотизм временами вспыхивает в борьбе с варварами или германофильской политикой империи.

Сгущается духовно-нравственная атмосфера. Язычество гибнет. Культ  богов, пантеон которых расширен до безбрежности за счет включения  богов Египта, Сирии, галльских и  германских племен, поколеблен. В их силу и могущество уже не верят  и перестают им поклоняться. Но если образованные верхи римского общества постепенно приходят к идее монотеизма и все более внимательно всматриваются  в религию мучеников и героев, то городской плебс, как пишет  Л.П. Карсавин, «отдается натуралистическим культам и бесчисленным мелким богам, демонам, обоготворенным героям»*. Поэзия, проза, драматургия постепенно деградируют. В них нет новых мыслей и они более не способны оказывать влияние на формирование общественного сознания, как это было во времена Перикла, когда постановка любой пьесы Эсхила или Еврипида воспринималась как событие государственного значения.

Города приходят в запустение и постепенно перестают быть не только культурными центрами, но и основными  административными единицами, отвечающими  перед государством за уплату налогов, поставку рекрутов и выполнение приказов принцепсов и постановлений сената. Культурная и политическая жизнь сосредотачивается в крупных поместьях, которые одно за другим добиваются независимости от гражданской римской общины и выходят из административного подчинения законодательным и исполнительным органам Вечного города. Наряду с городами, появляются территориальные округа, так называемые «saltus» и «territoria», в которых вся полнота власти сосредотачивается в руках местных помещиков, присваивающих себе явочным порядком функции государственных чиновников и полномочных представителей Рима.

Коренные перемены в административно-территориальном  делении римской империи, в системе  экономических отношений и политической власти приводят к тому, что меняется тип культуры. Из культуры городской  она становится культурой деревенской  со всеми вытекающими отсюда последствиями. Такой она остается и в период раннего Средневековья вплоть до того времени, когда на основе свободного разделения труда и обмена созданными продуктами вновь возникают в  Западной Европе города-коммуны, ставшие, как совершенно справедливо отмечает Макс Вебер, материальным базисом «фаустовской цивилизации»2.

В 330 г. император Константин переносит столицу империи в  Византию. В 395 г. происходит разделение Римской империи на Восточную и Западную. В 410 г. вестготы под предводительством Алариха штурмом берут Рим и подвергают его разграблению. В 455 г. Римом овладевают вандалы, которые окончательно подрывают его могущество. В 476 г. Западная Римская империя прекращает свое существование и на ее развалинах возникает множество варварских королевств. Европа вступает в период Средневековья.

Средневековая культура представляла собой культуру, коренным образом  отличающуюся от культуры античного  мира. Это отличие проявлялось прежде всего в том, что культура Средневековья была культурой, как пишет А. К. Дживелегов, «подавленной и приниженной человеческой личности».

Средневековое общество знало  множество «свобод», — вольностей, привилегий для лиц, корпораций, но ему совершенно незнакома свобода  вообще, т.е. свобода личности в современном  понимании и с ее последствиями. Авторитет, традиция, обычай — вот  что царит над средними веками, давит и принижает человеческую личность3.

Есть еще одна особенность, отличающая средневековое общество от всех остальных, как бывших до него, так и возникших после него. Здесь, как отмечают многие исследователи, существовала особая система социальных взаимосвязей, где «отношения между  людьми определялись феодальным строем; отношения людей к церкви определялись идеей теократии; отношения людей  к Богу определялись принципом аскетизма»4. Тот, кто владел землей, обладал могуществом  и пользовался всеми гражданскими правами. Кто не обладал землей, был  вынужден продавать свою рабочую  силу, а зачастую и себя, становясь  крепостным. Собственниками и подлинно свободными людьми были только феодалы, которые всецело распоряжались  не только временем, имуществом, но и  жизнью своих подданных. Власть феодалы  делили с представителями церкви, согласно установкам которой жизнь должна выстраиваться в соответствии с принципом аскетизма, сформулированным в наиболее яркой форме Катериной Сиенской, провозгласившей в одном из своих богословских сочинений: «Бог противоположен миру, и мир противоположен Богу. Кто жаждет возлюбить Бога, тот должен уйти от мира»5.

Очевидно, что в лоне культуры подобного типа совсем по-иному, нежели в античности, развивалась и культурологическая мысль. Если судить по письменным источникам, дошедшим до нас, то средневековых авторов  практически не интересовали вопросы, что есть культура, как она соотносится  с природой, чем цивилизация отличается от варварства.

О некоторых причинах, негативно  влиявших на процесс развития культурологической мысли, уже говорилось выше. Но были и другие, о которых необходимо упомянуть особо. Дело в том, что, как отмечают многие ученые, уже  в конце I — начале II века начал  развертываться процесс коренных перемен  в мировоззрении античного человека. Из преимущественно мифологического, где вера в могущество многочисленных богов была сплавлена с пантеистическими, отчасти материалистическими и идеалистически-философскими воззрениями, оно становится полностью теологическим. Философия утрачивает свою роль «водительницы души», уступая место религии, которая предлагает новую систему жизненных ориентиров, базирующихся на постулатах христианства. Орудием формирования нового мировоззрения выступает католическая церковь, которая, как отмечает Ф. Энгельс, владея в каждой стране третьей частью всех земель, обладая могущественной и эффективно действующей организацией, дает религиозное освящение не только светскому государственному строю, но и направленности развития науки, литературы, музыки, живописи. Церковная догма становится исходным пунктом и основой всякого мышления. Юриспруденция, естествознание, изящные искусства — все приводится в соответствии с учением церкви6. Перед философией ставится задача создания теоретической базы, позволяющей оправдать «Священное писание» перед лицом разума и она, вынуждено отказавшись о своих притязаний на роль науки, просветляющей и облагораживающей умы, превращается в «служанку богословия». Особенно воздействие религиозной мысли на все сферы духовной жизни усиливается после Ни-кейского собора, принявшего «Символ веры» и объявившего непримиримую войну всем последователям еретических учений.

Если судить по работам  таких крупнейших мыслителей поздней  античности и раннего Средневековья, как Филон Александрийский, Плотин, Тертулиан и других, то главный предмет их интеллектуальных упражнений — это размышления о троичности Бога, о природе души, о теодицее, о сочетании в Христе Божественной и человеческой природы, об отношении Бога к миру, о соотношении сверхприродного начала (Логоса, Единого) и личного, внеприродного бога. Для схоластов весьма актуальными представлялись такие проблемы: не будет ли поклонение иконам идолопоклонством, есть ли пол у ангелов, на каком языке Бог разговаривал с Адамом и Евой, сколько дьяволов может уместиться на кончике иглы и т.п. Через все Средневековье красной нитью проходит полемика о природе всеобщих понятий, известная как спор номиналистов и реалистов. Немало копий ломается в Средние века и в дискуссиях о соотношении знания и веры, о природе истины и возможности ее постижения с помощью откровения, о путях обретения благодати и т.д. Стоит ли говорить, что с точки зрения теологии все те наработки, что были сделаны греческими и римскими философами в области осмысления феномена культуры, представлялись как не имеющие никакой ценности и подлежащие забвению, ибо рождали смущение в душах верующих.