Творчество Карла Ивановича Росси

  Между тем А.Н.Воронихин (1759-1814) на Невском проспекте возводит Казанский собор (1801-1811) и здание Горного кадетского корпуса (Горного института, 1806-1811).

  “Поставленный на повороте Невы у границы города, - пишет исследователь, - гигантский портик Горного института просматривался из центра Петербурга в виде массивного архитектурного акцента, завершающего ряд классических построек на набережной Васильевского острова”.

  По ту же пору возводилось здание Биржи (1805-1810) архитектором Тома де Томоном (1760-1813) на стрелке Васильевского острова, лицом к Неве с ответляющейся от нее Малой Невой и Петропавловской крепости и боком к Зимнему дворцу и Адмиралтейству на левом берегу, - Биржа, похожая на античный храм, стягивала в узел все постройки Васильевского острова, придавая ему единство и самостоятельность, как города в городе, при этом главной доминантой архитектурного ландшафта выступает Нева, лучше сказать, невский простор, берегов нет, есть только улицы и мосты. Перед Биржой площадь с двуя ростральными колоннами, будто тут не река, а морской залив и вокруг море, осуществленная мечта основателя города.

  В эти же годы А.Д.Захаров (1761-1811), назначенный главным архитектором Адмиралтейства, начинает перестройку старого здания, построенного в 30-х годах XVIII века И.К.Коробовым, и разновременных других построек, выстраивая целый ансамбль, один из символов классического Петербурга (1806-1823).

  Между тем Карл Росси провел несколько лет в Твери, занимаясь перестройкой, отделкой интерьера Путевого дворца, благоустройством парка, резиденции генерал-губернатора Тверского, Новгородского и Ярославского принца Ольденбургского, супруга любимой сестры Александра I Екатерины Павловны, а затем и в Москве, где он построил императорский театр, вместо сгоревшего частного, правда, тоже деревянный (1807-1808), который, конечно, никак не мог уцелеть. Говорят, здание театра походило на античный храм и напоминало Биржу на стрелке Васильевского острова, и москвичи смеялись: “На Неве - храм торговли, у нас - храм муз”.  

                                    Возвращение в  Петербург. 

  В  1814 году возвратился в Петербург.  За успехи в Твери его награждают  орденом Владимира IV степени и чином коллежского советника. Вскоре его пригласили участвовать в «Комитете по делам строений и гидравлических работ», который должен был руководить всем строительством в городе.

  Первым  большим заданием, которое получил  Росси, была перестройка Елагина дворца. К этой работе он приступил в 1818 году.

  Самый  северный в пределах невской  дельты островов, купленный в  1817 году царской семьёй, для которой  и создавался новый дом. Росси  сохранил в основном стены  старого здания, но заполнил его  колонными портиками, архитектурными  деталями. Вместе с ним над  убранством дворца трудились  скульпторы С. Пименов, В. Демут  – Малиновский, живописцы Д.  Скотти, А. Виги, Б. Медичи.

  По  замыслу Росси построены также  кухонный и конюшенный корпуса,  парковые павильоны.

  Центральный  парк культуры и отдыха имени  И. С. Кирова. Его аллеи, белеющие  в зелени деревьев сооружения, созданные Росси, наполнены новой  жизнью, новым содержанием.

  Ещё  в первой половине VIII века рядом с Марсовым полем, за рекой Мойкой возник Третий Летний сад, засаженный фруктовыми деревьями. Сад этот до Невского проспекта не доходил. Оставался заболоченный пустырь с редким кустарником и временными строениями. Этот участок «Комитет строений» и выделил для дворца брата царя – Михаила. Михайловский дворец поручено было строить Росси.

  Работы  начались в апреле 1819 года и  закончились в 1825 году. После снятия  лесов перед петербургскими жителями  открылась величественная, необычайно  лёгкая, окутанная светом и воздухом  стена – главный фасад нового  здания.

  Михайловский дворец, - находили современники, - “принадлежит к числу огромнейших и великолепнейших зданий столицы”. И он был именно таковым, ибо протягивался от Екатерининского канала до Садовой улицы, с конюшнями в правом крыле дворца и с манежем, напоминающим античный храм, - в конце XIX века в связи с созданием Музея русского искусства архитектор Свиньин снес конюшни и манеж и на их месте возвел новый корпус (ныне - Музей этнографии). Все внутреннее убранство Михайловского дворца было тоже переделано. Вот уж фамилия что-то всегда значит.

  В журнале “Отечественные записки” (выпуск XXIV за 1825) писали: “По величию наружного вида дворец сей послужит украшением Петербурга, а по изящности вкуса внутренней отделки оного может считаться в числе лучших европейских дворцов...

Что сказать  о внутреннем убранстве сего дворца? Это роскошь воображения, которую  искусство умело, так сказать, разлить  на все части сего здания... Гирлянды, как будто бы живых цветов, сплелись и вьются по стенам белым, как снег... а на потолке, который блещет золотом  и как радуга пестреет цветами, столь  легко начертаны прелестные гении  и нимфы... Чувствуешь негу зрения; нельзя не улыбаться от удовольствия... Надобно  видеть сей дворец при солнечном  сиянии, когда сама природа помогает очарованию искусства... Но когда ночной мрак сокроет от глаз природу, то такое  еще новое зрелище представится при блеске вечерних огней в сих  чертогах...” 

  А вот свидетельство бывшего посла Великобритании в Париже лорда Гранвилла: “... дворец является триумфом новейшей архитектуры и не только превосходит все виденное в Тюильри и в других королевских дворцах континента, но является положительно единственным в своем роде”.

  Вряд ли найдётся в градостроительной практике Петербурга, а возможно, и мировой практике другой пример решения ансамбля с таким разнообразным набором элементов. Почти единовременно по соседству с этим комплексом осуществлялось развитие ансамбля Инженерного замка. Там формировалась Манежная площадь со зданиями Манежа и экзерциргауза Михайловского замка. В решении этих задач зодчий получил реальную возможность для широких градостроительных преобразований, охвативших целый район от Невского проспекта до Суворовской площади на берегу Невы.

  Тонко  продуманная градостроительная  система, созданная Росси вокруг  дворца, была одновременно весьма  практична и отвечала высоким  художественным требованиям. С  Садовой улицы открывался прекрасный  вид на шпиль Инженерного замка  и архитектурный ансамбль Марсова тоже. К тому же решалась практическая задача транспортной связи центра с Петербургской стороны по вновь положенной Садовой улице, улучшилась связь с Литейной стороной. Решая практические задачи, Росси с коллективом инженеров создаёт целую сеть красивых чугунных мостов через Фонтанку и Мойку.

  И  всё-таки центром градостроительного  комплекса был Михайловский дворец. В строительстве дворцовых ансамблей  это несомненно вершина архитектурного  творчества Росси. 

                          Верные помощники  и мастера зодчего. 

  Всё  это Росси мог сделать прежде  всего потому, что он опирался  на хорошо подобранных людей,  мастеров, понимавших с полуслова  своего руководителя, и умевших  создавать подлинно художественные  вещи. Творческий коллектив Росси  стал складываться ещё на постройке  Елагина дворца, перешёл с ним в Михайловский дворец и далее с небольшими изменениями на все другие его сооружения.

  Помощниками  у Росси были зрелые архитекторы,  «каменных дел мастера» живописцы,  скульпторы, лепщики, мраморщики, резчики,  паркетчики, столяры, мебельщики. Тех,  кто заслуживал, Росси всячески  поощрял и выдвигал на более  видные места, помогал деньгами, ходатайствовал о пенсии, о наградах, выпрашивал ордена, чины, отправлял  заграницу, для изучения архитектуры.  Росси внимательно относился  к своим сотрудникам. 

  Но  помимо специалистов на стройках  Росси работали сотни строителей-сезонников. Как и прежде, положение их  было тяжелым. Дневное пропитание  поглощало свыше трети заработка.  Кроме того, Строители платили  за угол, посылали помещику оброчные, а крохи – семье в деревню.  Редко заработок выдавался своевременно  и полностью. Подрядчики, зачастую обсчитывали рабочих. Жили сезонники артелями, ели - где попало, чаще всего, в том месте, где работали.

  Жилищные  условия «превосходили всякие  вероятия. Одни ютились в подвалах, погребах, в сараях; другие – в  окрестных деревеньках или вовсе нигде не жили, ночуя на месте работ, в лодках или на баржах. Имевшие угол жили в тесноте, сырости, мраке и грязи». Отсюда – различные болезни, эпидемии, в том числе и холерные. Именно от строителей заразился и болел всю оставшуюся жизнь – сам Росси. 

                                             Тяжелая работа. 

  Работа  поглощала у Росси всё время.  Росла семья. Увеличивались и  расходы. Жалования едва хватало на жизнь. Несмотря на ответственные работы, которые он вёл, Академия художеств не присуждала ему ни звания профессора, ни академика. Лишь в 1822 году она «раскачалась» и приняла архитектора в свои «вольные общинники».

  И  в тоже время «Комитет строений»  поручил Росси застройку дворцовой  площади. Вид этой площади –  оставлял желать лучшего.  Напротив  Зимнего дворца ещё сохранились  три поставленных под углом  частных дома и мелкие постройки,  тянувшиеся в сторону Мойки. 

  Составленный  Росси проект предусматривал  соединение двух больших, расположенных  по дуге зданий центральной  триумфальной аркой. В правом (западном) крыле решено было разместить  Главный штаб сухопутных войск,  а в левом (восточном) – министерства  иностранных дел и финансов.

  Криволинейные  очертания Дворцовой площади  были подсказаны Росси ранее  существовавшими планами. Ещё  Квасов в 1760х годах в своём  проекте планировки города предал  ей округлую форму. На основании  Квасовского проекта Фельтен и возвёл три упомянутых выше частных особняка; не случайно они были поставлены под углом по отношению к Зимнему дворцу. Росси включил эти дома в состав правого крыла своего здания, сохранив всю их внутреннюю отделку и полностью перестроив фасады. Левое крыло, пришлось возводить, совершенно заново.

  При  этом Росси снова думал не  только о постройке одного  здания, а о планировке большого  участка в центре города. Здание  Главного штаба завершило Дворцовую  площадь, оформило набережную  Мойки и начало Адмиралтейской площади. Создавая в центре здания арку, архитектор получил возможность подвести к Дворцовой площади Большую Морскую улицу, благодаря чему, площадь ещё теснее связалась с Невским проспектом.

  Строительные  работы шли быстро. 23 октября 1824 года Росси рапортовал начальству, что весь огромный фасад вчерне  уже готов. Как только были  возведены крылья, между ними стали выкладывать арку. Некоторые специалисты усомнились в прочности её конструкции. Особое техническая комиссия произвела обследование и установила, что осадка грунта под аркой нормальная, а сама она вполне благонадёжна в конструктивном отношении.

  Общая  протяженность фасадов Главного  штаба приближается к шестистам  метрам. Благодаря верно рассчитанному  пространственному эффекту и  отличным пропорциям здание производит  огромное впечатление. 

  Большая  доля успеха принадлежит ваятелям  – постоянным сотрудникам Росси  – Степану Пименову и Василию  Демут – Малиновскому, работавшим  ещё с Воронихиным и Захаровым.  На здании Главного штаба они  выполнили скульптурные композиции  и в их числе громадную Колесницу  Славы. 

  В  итоге работы Росси и его  помощников Петербург обогатился  прекрасным зданием, отразившим  в своём величественном, триумфальном  облике героизм русского народа  в войне 1812 года. Дворцовая площадь – самая большая и, несомненно, самая красивая площадь в Европе. Ей суждено было стать свидетельницей важнейших исторических событий в жизни Родины.

  …Каждый  день жизни Росси был очень  загружен: ему приходилось заниматься  сразу несколькими сооружениями. Нужны были не только силы, но и душевное спокойствие.  А этого – то и не хватало.

  В  1821 году у архитектора умерла  жена, и он остался с четырьмя  детьми. От второго брака появилось  ещё двое детей. Многочисленная  семья требовала всё больших расходов, приходилось всё время обращаться к начальству с просьбами о ссудах или авансах.

  К  тому же заказчики – сановники,  цареводы – установили мелочный  контроль за всеми действиями  архитектора, его по-прежнему  не подпускали близко к Академии  художеств.