Проблемы культурологии в философской системе Николая Александровича Бердяева

Весьма показательна в  этом отношении, считает Бердяев, культура Древнего Египта, где идея вечного  круговорота, неизменного воскрешения  после смерти является базисной не только для религии, но и мифологии, искусства, морали.

Исследуя природу культуры, Бердяев выдвигает следующий тезис: в культуре изначально борются два начала — консервативное, обращенное к прошлому, и творческое, обращенное к будущему. Однако в культуре отсутствует революционное начало. Революция и культура, с точки зрения Бердяева, «две вещи несовместные». Когда общество вступает в пору революционных катаклизмов, тогда для культуры наступает черная пора. Базисные основания культуры расшатываются и она гибнет. Революционному духу, утверждает Бердяев, культура не нужна, ибо он стремится овладеть благами цивилизации, а не достичь вершин духа. В результате революционных преобразований возникновения нового типа культуры не происходит, ибо нарушается принцип преемственности, наследия культурных ценностей. Поэтому все попытки создания пролетарской культуры, коренным образом отличающейся от культуры буржуазного общества, по его мнению, обречены на провал. Точно так же неудача ожидает всех тех, кто стремится приобщить к культуре широкие народные массы. Повышение их культурного уровня в принципе невозможно, ибо для того, чтобы это свершилось, надо изменить установку необразованной части населения, сформировать у масс отношение к овладению культурными ценностями как главному делу их жизни. Следовательно, утверждает Бердяев, все разговоры об овладении высотами культуры широкими слоями трудящихся относятся к числу утопических прожектов.

Подобно другим теоретикам культуры начала и середины XX в., Бердяев  считает, что процессы демократизации общественной жизни самым негативным образом сказались на состоянии  культуры, уровень которой стремительно падает по мере того как все большее  число людей получают избирательные  права, образование, необходимое для  выполнения их профессиональных функций, и, соответственно, возможность влиять на процесс создания, распространения  и потребления культурных ценностей. «Закрытие аристократических источников культуры есть иссякновение всяких источников»⁷, — пишет Бердяев. Сохранение слоя тех, кто способен создавать подлинные, а не мнимые культурные ценности является, с точки зрения Бердяева, главным, если не единственным, условием прогресса.

Раскрытие сущности культуры Бердяев производит через сопоставление  ее с цивилизацией. Однако логика его  мысли не тождественна логике Шпенглера  и других исследователей, близких  к нему по теоретическим позициям. Если для немецкого культуролога цивилизация представляет собой  итог культурного развития общества, завершающую стадию генезиса культуры, после чего следует ее распад и  гибель, то для Бердяева культура и  цивилизация существуют одновременно. В придании данным понятиям «чисто хронологического смысла» Бердяев  видел главную ошибку Шпенглера  и его последователей, не понявших простой истины, что цивилизация  и культура не есть две исторические эпохи, а два качественно различных  состояния общества, существующих в  один и тот же момент времени.

Цивилизацию Бердяев воспринимает исключительно негативно. В цивилизации, по его словам, «есть яд, есть неправда». Она «зачата во грехе» и посему изначально не может нести в себе ничего положительного. Свое резко  отрицательное отношение к цивилизации  Бердяев объясняет тем, что последняя  возникает в результате установления социального неравенства и угнетения, эксплуатации человека человеком, в  результате подчинения индивида технике, которая заставляет его строить  жизнь на основе принципа технической  рациональности. «Цивилизация, — пишет  Бердяев, — обещает освободить человека, и, бесспорно, она дает орудия освобождения. Но она также есть объективация человеческого  существования и потому несет в себе порабощение»⁸. Поэтому видеть в цивилизации результат прогрессивного развития общества и вкладывать в это понятие позитивное содержание не представляется возможным. Недаром против цивилизации выступали такие люди, как Руссо, Лев Толстой, которые воспели осанну человеческой индивидуальности и гимн свободе. Цивилизации, считает Бердяев, противостоит не «здоровое и блаженное варварство» какого-то природного человека или доброго по природе дикаря, а культура. «Суд над цивилизацией, — пишет Бердяев, — не может совершать природа, его может совершать только дух»⁹.

По мысли Бердяева, цивилизация  суть промежуточное состояние общества. Она находится между «царством  природы и царством свободы». Следовательно, человечество должно идти не вспять к  природе, как считали Руссо и  другие представители европейской  просвещенческой мысли, а вперед — к свободе. Тяга же к природе, которую демонстрируют многие философы, есть не что иное как стремление избавиться от «раздробленности» окружающего  мира через слияние с первоосновами  бытия. Но сегодня решение этой задачи лежит на совершенно иных путях. Только свободный человек способен обрести свою целостность.

Бердяев резко выступает  против апологетов цивилизации вообще и апологетов буржуазной цивилизации  в частности. Он пишет:  « Нет ничего более банального и плоского, чем защита благ цивилизации идеологами буржуазных классов. Эти классы любят сознавать себя носителями цивилизации и противопоставлять себя внутренним варварам, под которыми обыкновенно понимают рабочий класс. Боятся пролетария, потому что пролетарий означает существо, у которого отняты все блага цивилизации и все ценности культуры, от которого, по мысли Маркса, отчуждена его человеческая природа. Но кто виноват в появлении такого несчастного существа и возрастании количества таких существ? Виноваты именно те командующие классы, которые в защите своих интересов декламируют против внутреннего варварства, кричат об угрозе цивилизации. Нет ничего противнее буржуазной защиты цивилизации»¹⁰.  

Бердяев убедительно показывает, что индустриальная техническая  цивилизация суть «цивилизованное  варварство», что в носителе ценностей  такой цивилизации периодически пробуждается зверь, первобытный человек, для которого самым значимым аргументом оказывается дубина, который живет  по принципу — «кто силен, тот и  прав». Дикарь, считает Бердяев, с  таким же успехом может пользоваться благами цивилизации, как и европейский  человек XX в., но это не делает его  совершеннее и гуманнее. Бердяев  настойчиво подчеркивает мысль —  «цивилизованно есть процесс, не идущий особенно глубоко»¹¹, в силу чего в экстремальных ситуациях пленка цивилизованности разрушается достаточно быстро. Истинное преображение души человека, по его мысли, совершается только тогда, когда субъект истории входит в мир культуры, приобщается высшим духовным ценностям.

По Бердяеву, цивилизация  представляет собой развивающийся  социальный организм. Но она может  двигаться не только по пути прогресса, но и регресса. Если развитие идет по второму варианту, то неизбежно наступает  кризис цивилизации, за которым следует  ее гибель. Кризис цивилизации возникает  тогда, когда происходит «вторжение массы». Под массой Бердяев понимает такую общность людей, у которой «не выражена личность, нет качественных определений, но есть большая возбудимость и психологическая готовность к рабству»¹². Масса, с точки зрения Бердяева, не народ. Народ всегда имеет свою культуру. Масса — нет. Она темна, ею движут инстинкты, и, в первую очередь, инстинкт агрессии. Представители массы рекрутируются прежде всего из слоев мелкой буржуазии, чиновничества и люмпен-пролетариата. Ценности массы альтернативны ценностям меньшинства, являющегося носителем духа высокой культуры. Масса, согласно воззрениям Бердяева, чрезвычайно опасна и не только потому, что навязывает свои ценности всему обществу, но и потому, что из нее вербуются фашистские банды. Бердяев, подобно X. Ортеге-и-Гассету, однозначно связывает омассовление буржуазного общества с возникновением бациллы фашизма и считает, что расширение пласта ценностей массовой культуры есть путь к установлению тоталитарного политического режима.

Свое исследование взаимосвязи  культуры и цивилизации Бердяев  завершает постулированием нескольких принципиальных тезисов. Он провозглашает:   «Латинское слово «цивилизация» указывает на социальный характер определяемого этим словом процесса. Цивилизацией следует называть более социально-коллективный процесс; культурой же процесс более индивидуальный и идущий вглубь... Культура означает обработку материала актом духа, победу формы над материей... Эпохой цивилизации по преимуществу можно назвать такую эпоху, в которой преобладающее значение получают массы»¹³.

Излагая свою культурологическую концепцию, Бердяев обстоятельно исследует  проблему генезиса культуры. Последняя  для него не есть нечто ставшее, данное изначально и на веки веков. Культура, считает он, проходит в своем развитии ряд стадий, среди которых можно  выделить стадии зарождения, цветения, или высшего подъема, и упадка. Самым плодотворным периодом развития культуры является стадия увядания.

«Осень культуры, — пишет Бердяев, — самая прекрасная и утонченная пора. Поздние цветы культуры — самые изысканные ее цветы. В это время в культуре достигается наибольшая острота познания и наибольшая сложность. Раздвоение упадочной культуры открывает многое, закрытое для более цветущих и здоровых культурных эпох... В искусстве, в философской мысли, в мистической настроенности открываются две полярные бездны. Приобретается острое знание и добра, и -зла. Но воля к жизни, к ее устроению и развитию не имеет прежней цельности. Появляется утонченная усталость. Нет уже веры в прочность культуры в этом мире, в достижимость совершенства и красоты цветущей культуры»¹⁴.

Завершение одной культурной эпохи и начало другой сопровождаются катаклизмами, глубокими потрясениями, возникновением социального типа личности с расщепленным сознанием, не способной  совершить акт культурной идентификации. В такие периоды у многих возникают  апокалипсические настроения, ощущение завершенности истории, затерянности в мире, который воспринимается чужим  и враждебным. Нечто подобное, по мнению Бердяева, происходит сегодня с европейской культурой, которая полностью исчерпала себя и быстро движется к закату. «Она отходит все дальше и дальше от своих творческих источников, делается все более и более отвлеченной, все менее онтологической по своему характеру»¹⁵.

Европейская культура становится, считает Бердяев, все более варварской, все более грубой. Она теряет свою изысканность, превращаясь постепенно в масскульт, способствующий пробуждению  низменных инстинктов и желаний.

Сегодня европейской культуре угрожает, как выражается Бердяев, «внутреннее» и «внешнее» варварство. Под первым он имеет в виду то варварство, которое  несет с собой получившее широкий  размах революционное движение. Под  вторым он подразумевает то варварство, которое имманентно самой западной цивилизации и в наиболее яркой  форме проявилось во время первой мировой войны, когда обнаружилось, что за тонкой культурной оболочкой  европейского человека скрыта звериная сущность питекантропа, испытывающего  садистское удовлетворение от убийств  и теряющего рассудок при запахе крови.

Ныне европейская культура находится в глубоком кризисе, который  проявляется не только, как пишет  Бердяев, в «остром переживании  и остром осознании противоположности  и внутренней несоизмеримости культуры и наличного бытия», но и в том, что в продуктах культурной деятельности (книгах, картинах, музыкальных произведениях  и т.д.) происходит «умаление самой жизни, иссякание бытия». Мир культуры все более отдаляется от реального мира, где действуют, живут, любят, совершают праведные и неправедные поступки эмпирические индивиды, ощущающие, как и создатели культурных ценностей, неудовлетворенность культурой.

Кризис культуры, считает  Бердяев, осознается далеко не всеми. Только личности ранга Ницше, Ибсена, Льва Толстого, Достоевского способны ощущать  те глухие подземные толчки, которые  разрушают здание европейской культуры. Все же остальные, не обладающие даром  предвидения, не «погруженные» в  культуру, не видят и даже не догадываются о кризисных процессах, происходящих сегодня в глубинных пластах  общественного бытия. «Кризис культуры, — пишет Бердяев, — по характеру  своему есть кризис аристократический, а не демократический»¹⁶, а следовательно, найти пути выхода из него, предотвратить разрушение культуры могут только те, кто понимает суть происходящего, кто осознает, что гибель культуры суть гибель человеческой цивилизации, ибо «не в политике, не в экономике, а в культуре осуществляются цели общества. И высоким качественным уровнем культуры измеряется ценность и качество общественности»¹⁷.

Разрабатывая проблему кризиса  культуры, Бердяев приходит к выводу о том, что Европа стоит на пороге новой культурно-исторической эпохи, которая может быть названа Новым  Средневековьем. История Запада на протяжении последних столетий свидетельствует, что принципы, которые лежат в  основании «фаустовской цивилизации», оказались ложными. Установка на индивидуализм привела к атомизации общества, к распаду социальных связей, секуляризация общественной жизни — массовому безверию и падению морали, развитие демократических институтов обернулось снижением культуры и торжеством анархического начала, утверждение принципа частной собственности в качестве священного привело к тому, что «мамонизм стал определяющей силой века, который более всего поклоняется золотому тельцу». Сегодня, считает Бердяев, все большее число людей начинают осознавать ложность, иллюзорность тех целей, на достижение которых был направлен творческий потенциал западной цивилизации последние три столетия. Они отказываются от того миросозерцания, которое было выработано в XIX в., когда вера в прогресс, в торжество разума была абсолютной. На смену плоскому рационализму, утверждает Бердяев, идет иррационализм, на смену индивидуализму — новый коллективизм, соборность, на смену либерализму — авторитаризм, на смену тотальному атеизму — вера в божественную истину и религиозный путь спасения, на смену власти, базирующейся на праве, власть, опирающаяся на силу.