Культурный текст города Ю. М. Лотмана и И. Д. Воронина

    Наш город еще молод, ему нет и  четырехсот лет, но о многом могут  поведать его здания, вещи, хранящиеся в музеях и квартирах старожилов, документы и летописи из архивов, книги, собранные в библиотеках.

    Саранск сложился как русский город, тем  не менее, великороссы здесь всегда вполне мирно сосуществовали с мордвой  и татарами. В Саранске всегда жил  древнерусский, православный дух. Он распространялся через храмы, которые были построены до 1917 года (некоторые из них сегодня восстановлены). Каждый из них (всего 17) связан с именем святого или священным событием, которые служили символами русского православного духа и веры, живших на Руси.

    Отметим также, что Саранск относится к тем городам, в которых его внутренняя сущность, его самобытная связь с истоками бытия сегодня глубоко спрятана под пеленой наносного, вторичного, под тем «пеплом» времени, который способен навеки скрыть самые смелые человеческие дерзания. Поэтому, к сожалению, реальный исторический и культурный контекст Саранска не всегда позволяет проникнуть к основаниям культуры и в этой сфере опознать истоки особого значения города [2, 157].

    В чем состоит ценность Саранска? Вправе ли мы о ней говорить? Разве существует единая ценностная значимость Саранска в период его основания и сегодня? Существует ли один ценностный знаменатель для храма Иоанна Богослова и Дома Республики, для Советской площади и мордовского костюма, для С.Д. Эрьзи и пушкинского парка? Аналогичные вопросы возникают и при изучении семиотики Саранска. И не случайно, т.к. по словам Ю.М. Лотмана, «город, как сложный семиотический механизм, генератор культуры, может выполнять эту функцию только потому, что представляет собой котел текстов и кодов, разно устроенных и гетерогенных, принадлежащих разным языкам и разным уровням» [2, 158].

    Различные и разнородные части города и  явления саранской жизни в их синхронном бытии и в историческом времени обладают ценностным значением. Аксиологическая оценка не может быть только непосредственной, субъективно-эмоциональной. Она должна быть беспристрастной. рационально-теоретической, раскрывающей осмысление ценностного отношения к Городу в объективной и субъективной сторонах его жизни.

    Старинные здания, улицы, вещи хранят память о  своих создателях, владельцах, обо всех, с кем соприкасались; они, словно вбирают в себя частички человеческих душ, одушевляются. Есть магия музейных вещей: они притягивают к себе, просят, а порой требуют понять их, разрешить их загадку, силятся говорить, поведать. Каждый феномен культуры - это загадка; загадка, разгадать которую до конца невозможно, но разгадывать которую мы обязаны, чтобы постичь смысл своего существования. Город включает в себя и сияющие звезды, и разного рода туманности, смысл его существования определяется в равной степени и теми, и другими.

    Живя  в Саранске, нельзя не почувствовать  его загадку, а значит не попытаться ее разгадать. Попытки каждого отдельного человека постичь таинственную суть города обречены, быть односторонними и ограниченными, однако сумма усилий, если они однонаправлены, всегда приведут к постижению определенных истин. И чем больше истин будет жить в умах и сердцах человеческих, тем более совершенным станет наше бытие.

    «Маленькие  русские города имеют поразительно одинаковый вид. Они устроены по одинаковым законам. Так сказать, по фатальной необходимости, против которых индивидуальная фантазия даже не пытается бороться. Отсутствие или недостаток строительного камня объясняют здесь преобладание построек из дерева или кирпича, а архитектурные строения из этих материалов не могут дать желаемой художнику четкости», - писал французский писатель Теофиль Готье, путешествующий по России в середине XIX века [2,159].

    Не  могу полностью согласиться с оценочным наблюдением Готье, но есть в его замечании и верно схваченные черты многочисленных «малых» городов России: единство пространства природы - лесов, полей, рек и преобладание деревянных построек. В подобном облике города действительно нет четкости, но в этом-то и особенность пространства российского города: доминирование не вертикалей, как в западноевропейских городах (русские мастера никогда не строили «готических соборов» с длинными шпилями, устремленными ввысь, ибо иным было мышление российского человека и иным был окружающий его мир), а горизонталей, горизонта.

    В различных книгах и журналах уже  не раз предпринимались попытки рассмотреть Саранск в русле разных проблем: город как память, город как пространство, город как имя и т.д. Современная ситуация Саранска актуальна контексту постмодернизма. С одной стороны, это идеи возврата к классике, с другой,- дух авангарда, с третьей,- все это подчиняется социальному установлению мира повседневности, миру каждодневного бытия провинциального человека. Разнотекстовый Саранск! Живой, развивающийся организм! Он меняется в зависимости от того, с какой точки зрения мы смотрим на него. Это разнообразие точек зрения (с высоты птичьего полета, или, например, глазами градоначальника или жителя Пензы, либо исследователя-историка, искусствоведа или культуролога и т.д.) дает разнообразие реальных потенций того, что означает слово «Саранск», что входит в образ Города. Мы создаем некую модель, которая сама себе равна, и она очень удобна для стилизаций, для исследовательских построений.

    В провинциальных российских городах XIX века редко можно было встретить  архитектурные шедевры, которыми блистали Москва и Петербург, но при этом сами они в совокупности образовывали целостный градостроительный шедевр, вернее, особый градостроительный мир, ибо шедевр - слово слишком помпезное для обозначения этого удивительного, тихого и спокойного единения города и окружающего ландшафта. «Ландшафтное зрение» иначе расставляло акценты в восприятии архитектуры; открывающиеся из города далекие виды на живописные окрестности были его художественной доминантой и даже первопричиной.

    Говоря  о прошлом, хочется отметить, что  и в настоящее время  многие ученые вносят большой вклад в изучение текстов культуры города Саранска.. Неоценима заслуга В.А. Юрченкова с его расшифровкой хронографа Саранска и созданием социальных портретов горожан. Интересна биография улиц города, сотканная из реальных фактов, легенд и мифов В.Н. Куклиным. Особую знаковость придает Саранску прошлая и современная художественная жизнь. И. Д. Воронин создал летопись живописной школы Саранска, истоки рисовального дела семьи Макаровых, продолжающуюся в исследованиях сегодняшних искусствоведов – Т.В. Елисеевой, Н.Ю. Лысовой, О.Г. Беломоевой и др. Большую роль в освоении этнокультурных процессов играет изучение национального (мокша, эрзя) костюма

(Т.П.  Прокина, М.И. Сурина), танцев (А.Г.  Бурнаев), песенного искусства (Н.И.  и Л.Б. Бояркины, Г.И. Сураев-Королев,  А.Д. Щуляев), мифологии мордвы (Т.П. Девяткина, М.И. Каргина, Н.Г. Юрченкова), фольклора (А.И. Маскаев, К.Т. Самородов). Особо хочется сказать о большом вкладе в изучении родного города Н.И. Ворониной, которая посвятила много своих работ культурному тексту современного города. На наш взгляд, ее мысли о городе очень интересны. Она пишет: «Сегодня происходит масса процессов, меняющих, иногда в корне, лицо города, но сама сущность города остается неизменным. Она в том, что отличает город от не-города и наполняет его соединением современной культуры и старой среды. Особая наука городоведение предлагает несколько разных точек зрения на понимание проблемы, но считает важнейшей точку зрения самого города на себя.

    Саранск о себе. Первое: Саранск это Россия, но он не транслирует представления россиянина об идеальном городе.

    Второе: Саранск является одновременно столичным городом по отношению к районным городам своей республики, но в то же время провинциальным, а это значит, что в нем живет дух столичного и провинциального, даже деревенского.

    Третье: Саранск стоит на материковой  почве, в центре европейской части  России, а потому тяготеет к «замкнутости и концентричности» (Ю.М. Лотман), в отличие от городов, расположенных на большой воде, как пишет Лотман, выходящих из себя, чтобы найти пространство, «в котором он будет центром».

    Четвертое: Саранск представляет типическое явление  малых городов России в плане застройки; это создание центра с площадью и храмом, а вокруг пространство мелких построек, полукрестьянских домов. Сегодня - это официальный центр и несколько неофициальных в микрорайонах плюс масса пригородов с так называемыми дачными поселками.

    Пятое: Саранск - типичный город с нерегламентированными фасадами частных домов и их окраской, поэтому представляет и по сей день пеструю картину. В XX веке он приобрел вид стандартных провинциальных городов, названных весьма образно «кентавры». Рядом с похожими как две капли воды многоэтажками, словно изо всех сил пьпаясь уйти в землю, покосившиеся деревянные домишки и растасканные по кирпичику частично или полностью, купеческие особняки.

    Шестое: дома в Саранске стоят отдельно, не прислоняясь друг к другу, т.к. пространство позволяет размещать их на большой территории, что создает своеобразие в коммуникативных отношениях горожан.

    Седьмое: Саранск в пятидесятые годы оброс экономикой, построив на своих окраинах вредные (в соответствии с современными экологическими представлениями) заводы, которые сегодня оказались практически в центре города и никак не способствуют здоровью горожан, да и совсем не украшают город.

    Восьмое: Саранск как мера самого себя изначально дискретен, распадается на части, мельчайшие «атомы», каждый из которых есть «весь  во всем» Саранск: русский и нерусский  во всевозможных азиатско-свропсйских  коннотациях; саранский стиль, саранская речь, вообще всякое саранское  качество, одновременно соединяющее и разъединяющее культурный текст города.

    Девятое: Саранск имеет свои собственные  классификации существенных признаков, связанные с личными именами. Это «Саранск Эрьзи и Сычкова», «Саранск стратонавтов», «Саранск М.М. Бахтина», описание которых в сумме дает совмещение двух взглядов на город: если первый воссоздает панорамный обзор, то второй - частный, зависимый от мгновения времени и точки, с которой производится обзор, не только не поглощает и не упраздняет значимость города, а наоборот, увеличивает ценность духовного потенциала Саранска.

    Десятое: названия саранских улиц и площадей, районов, каких-либо значимых мест – своеобразная городская «книга» жизни. Это целый мир культурных кодов, которые дают представление об истории и психологии людей, здесь живущих. И, что очень важно, эти знаки не просто фиксируют смену идей, но и, в свою очередь, оказывают влияние на внутренний мир «читателей», подспудно формируя его. До 1917 года на их выбор, в первую очередь, влияла та самая храмовая культура Саранска, богатая Первой, Второй или Третьей Богословской, либо Рождественской или Успенской. Новое время скоропалительно сменило названия, они и сегодня «украшают» город, делая его культурный контекст серым и унылым. Городу и его жителям не хватает звенящих своими именами: Бахтинской, Яушевекой, Эрьзинской, Ушаковской, Университетской и др. улиц, которые не только хранили бы память о выдающихся людях, но создавали бы аромат особого духовного строя Саранска, его истории.

    Одиннадцатое: это зеленый наряд города. Холмистая  местность с многочисленными зелеными массивами (естественными и искусственными) создают своеобразный образ Саранска. Лес как бы обступил город, взял его в кольцо, благоухая разнообразием крон: весной распускающейся листвой, летом - пушистой зеленью, осенью -багрянцем и золотом красок, ну, а зимой - пушистым белым нарядом. Природа хотя бы в этом плане оказалась щедра к нашему городу, обделив его большой рекой. Человек, хозяин Саранска, сегодня как и во все времена, чтит эту драгоценную красоту, обогащая ее красками городского модерна.

    Двеннадцатое; и последнее (хотя эти конструкции  можно еще умножать): современный  город все больше превращается в  «парк домов», а из окон квартир открывается не вид, а все чаще - клочок неба между домами, тесно прижатыми друг к другу. И, тем не менее, Саранск вполне выдерживает диалог провинциального города со временем, остается хранилищем пространственного ландшафта российской культуры, неповторимость своеобразного мира малых городов России. 
 
 

Заключение

    Итак, из всего вышеизложенного следуют  выводы. Текст предстает перед нами не как реализация сообщения на каком-либо одном языке, а как сложное устройство, хранящее многообразные коды, способное трансформировать получаемые сообщения и порождать новые, как информационный генератор, обладающий чертами интеллектуальной личности. В связи с этим меняется представление об отношении потребителя и текста. Вместо формулы "потребитель дешифрует текст" возможна более точная - "потребитель общается с текстом". Он вступает с ним в контакты. Процесс дешифровки текста чрезвычайно усложняется, теряет свой однократный и конечный характер, приближаясь к знакомым нам актам семиотического общения человека с другой автономной личностью.