Культурный текст города Ю. М. Лотмана и И. Д. Воронина

    В свете сказанного текст предстает  перед нами не как реализация сообщения  на каком-либо одном языке, а как  сложное устройство, хранящее многообразные коды, способное трансформировать получаемые сообщения и порождать новые, как информационный генератор, обладающий чертами интеллектуальной личности. В связи с этим меняется представление об отношении потребителя и текста. Вместо формулы "потребитель дешифрует текст" возможна более точная – "потребитель общается с текстом". Он вступает с ним в контакты. Процесс дешифровки текста чрезвычайно усложняется, теряет свой однократный и конечный характер, приближаясь к знакомым нам актам семиотического общения человека с другой автономной личностью.

2. Культура текста  города Петербурга в восприятии Ю.М.Лотмана.

      Исходя из концепции Ю.М. Лотмана, во  многом развитие  той или иной культуры определяется  множеством факторов – географических, политических, типологических. «Географический фактор в этой связи особенно интересен, ибо таит в себе некое исходное противоречие. С одной стороны, географическое положение той или иной культуры изначально дано и до некоторой степени определяет своеобразие ее судьбы, которая неизменна на всех этапах  развития.

    С другой стороны, именно этот фактор не только делается важнейшим элементом  самосознания, но оказывается наиболее чувствительным к динамике доминирующих процессов данной культуры. Таким образом, соотношение  реальной географии и географии мифологической (политической, религиозной и т.д.) неизменно является важнейшим фактором в динамике культуры»[7,84].

    В соответствии с этой концепцией, Лотман определил модель организации культурного  пространства России до XVIII века как центристскую, в которой центром «религиозной и культурной ойкумены» являлась Москва. Данная культурная модель строится по концентрическому принципу и в целом тяготеет к замкнутости и изоляции.

    Петровская  эпоха  в нашем сознании связана с реформами, во многом изменившими уклад жизни в России. В Русской культуре этот период протекал болезненно и во многом ознаменовывал собой разрыв со средневековой традицией и создание новой культуры, полностью секуляризированной. Говоря о петровской эпохе, Ю.М. Лотман отмечает, что «создание секуляризированной культуры отмечалось самими ее создателями как новое крещение Руси» [7,85].

    На  этапе преобразований, совершаемых  Петром Великим  во всех сферах жизни  России,  которые некоторыми историками и культурологами [] определяются во многом как попытка ее европеизации, необходима была совершенно иная  организация пространства, во многом понимающаясяя как  его частичная  переорганизация, связанная с дислокацией центра страны и перенесением его  на окраину, что должно было символизировать своеобразную антиномию: открытость миру при наличии крепких оборонительных позиций. Как противоположность концентрической модели эта модель  может рассматриваться как «эксцентрическая» модель организации пространства.

    Таким образом, мифология Петербурга возникла раньше его истории и автором  мифа, по мнению Лотмана, является сам  Петр, а классики русской литературы впоследствии этот миф популяризировали.

    Во  многом в функцию города должно было входить  соединение востока и запада., как «насыщенных символов» в географическом пространстве России.  Однако, некоторые современники сразу же отметили  полемическое  противопоставление «западного» Петербурга «восточной» Москве. Из  Петербургской поэмы Пушкина «Медный всадник» Николай I, осуществлявший цензуру лично, вычеркнул следующие строки:

                И перед младшею столицей

                Померкла старая Москва,

                Как перед новою столицей

                Порфироносная вдова.

    В этих словах, по мнению Лотмана, содержалась целая культурно- историческая концепция, во многом обьясняющая развитие  петербургского мифа и связанная с петербургским пространством [7,88].

    На  примере Санкт-Петербурга можно  исследовать трансформацию и  семантическую динамику символики  европейских городов в русский контекст.

    В своих работах, посвященных семиотике  Петербурга, Ю.М. Лотман выделяет несколько  критериев, необходимых для того, чтобы рассматривать город, как  семиотическую систему. Он предлагает рассматривать город с различных  позиций:

    – Город как имя;

    – Город как пространство;

    – Город как время.

    Опираясь  на учение Блаженного Августина, который, в свою очередь, рассматривает  время  в   трех ипостасях: настоящее  прошедшего, настоящее настоящего и  настоящее будущего, Лотман предлагает несколько моделей Петербурга.

      – Петербург как город, существующий  в реальном историческом времени.  «Новая Голландия», перенесенная  в русский контекст.

    – Петербург, как «вечный город», включенный в сакральное время.

    – Петербург –  эфемерный, несуществующий город.

    Подразумевается, что эти модели не могут быть мыслимы изолированно, без определенного взаимовлияния [5,67].

    Любой построенный город можно рассматривать  как «живой организм» и наше повседневное понимание и осмысление его во многом неадекватно реальности. С  одной стороны, судьба города во многом зависит от проживающих в нем  и окружающих его людей. С другой стороны – он функционирует как независимая саморазвивающаяся система.

    Семиотических моделей Петербурга, может быть, несколько и во многом они будут зависеть от точек обзора. (Например, вид города с воздушного пространства, «Петербург Пушкина», «Петербург Достоевского» и т.д.). Любая созданная семиотическая модель города – «это остановленная временная точка» и она просто не может быть адекватной реальности и тождественной нашему представлению о ней. Однако,  любая искусственно созданная модель очень удобна для исследований.  Отсюда следует вывод, что любая семиотическая модель города ограничена либо в пространстве, либо во времени. Более того, она динамична и развивается по своим собственным законам. Но жить в модели нельзя, жить можно только в том, «что само себе не равно, что говорить о себе одновременно на разных языках»[5,68].

    Лотман  отмечает, что в городоведении  важное внимание уделяется изначальному месторасположению города. Например, города, расположенные на материковой почве тяготеют к замкнутости и концентричности. Города же расположенные на воде, напротив, имеют «эгоцентричный, агрессивный, нацеленный на поиск пространства характер». Они «борются» за право быть центром.

    Лотман  подчеркивает, что «Петербург- не Европа, но он и не Россия. Он – будущая  Россия.  Город, который должен ангажировать будущее». И вследствие этого, его  характеристикой является нормативность  с одной стороны и иррациональность с другой.  «Он был задуман как образец для всей России. Это не город, для того, чтобы в нем жить, а город для представительства.  Говорят, что Петербург- европейский город, но в Европе в то время не было таких городов. Не было городов, когда стоит дом к дому. Это северогерманская деревня, которую Петр принял за город. В Германии, особенно в северо-восточных областях, есть такие деревни: стоят каменные дома, дом к дому. И они образуют каменные улицы. В Петербурге всегда устранялось пространство каких – то мелких застроек, полукрестьянских домов- то, что должно быть вокруг города. Это город, который стоит прямо, вдруг возникает. Это как бы квинтэссенция завтрашнего дня».

    Лотман  утверждает, что при искусственном создании городов символы предшествуют самому городу. По его мнению, у Петербурга их два:

    – Это европейский город.

    –  Это Венеция.

    Изначально  Петербург был задуман как  оборонительный пункт – «как военная  столица», как каменный идол, но впоследствии он начал «оживать» как город, символизирующий одновременно морскую крепость, характерной чертой которого будет является  внешняя неподвижность, заключенная в камне при ощутимой внутренней динамике. Лотман говорит: «Он как волновой камень, он бросает в культуру, он принимает из культуры, он вторгается извне».  Петербург в некотором смысле представляет собой «антитезу воды и камня». Лотман отмечает, что «петербургский камень – артефакт, а не феномен природы», поэтому искусственная, вторая природа в Петербурге становится естественной, первой природой [7,90].

    Архитектурный ансамбль Петербурга воздвигался  при  участии европейцев, приглашенный Петром I, чтобы служить России. В задачи императора входило придать новой столице представительный вид. Это должно было быть выполнено с учетом технических возможностей того времени. Как правило, деревянные сооружения (преимущественно мосты) обрамлялись внешними  «каменными» формами. В середине XVIII века город начинает развиваться в южном направлении и распространяется по территории пригородов, вследствии чего возникает необходимость в строительстве мостов через Фонтанку. Мосты впоследствии будут одной из важных архитектурных особенностей, формирующих облик города. (Аничков мост с изображением укрощаемого коня – одной из скульптурных групп П.К.Клодта, стал одним из символов Петербурга).

    Однако, Юрий Лотман рассматривая семиотическое  пространство города, имел ввиду не только архитектурный ансамбль, но и остальные факторы, составляющие семиотический фон данного  пространства (язык, костюмы, интерьеры, предметы быта, названия улиц и т.д.). Он довольно много уделяет внимания исследованию семиотизации поведения, и приходит к выводу, что в ее основе лежит система взглядов, которая связывает воедино все параметры.

    Рассматривая, к примеру, быт и нравы петербургских дворян, основанные во многом на  правилах сословно- аристократической этики, Лотман отмечает, что аристократ типичен, процесс индивидуализации совершается в нем согласно штампам и клише, принятых в данном сословии.

    Однако, рассматривая и анализируя все это, в итоге он приходит к выводу, что  «Петербург- тайна. Все его  символы оказались нереализованы, да они и не могли реализоваться. Он не стал Европейским городом. Он не стал Венецией. Не стал вторым Римом – он стал собственной тайной» [4,43].

    Лотман  утверждает, что для того, чтобы  читать «город как текст, нужно  ощутить  семиотическую фактуру культуры, уловить возникающие знаковые смыслы и стоящие за ними денотаты. Денотат  является неприменной предпосылкой существования знака, он его во многом детерминирует, облегчает, в какой – то степени, чтение семиотических кодов культуры и истории»[4,45].

    Подводя итоги, следует отметить, что архитектурный  ансамбль Петербурга, спроектированный и построенный преимущественно западными архитекторами и скульпторами  в соответствии с лучшими образцами европейской культуры, в эпоху каждого из правящих императоров обогатился постройками, носящими  значительный отпечаток личности царствующих особ, в результате этого было создано  уникальное  архитектурное семиотическое пространство, которое впоследствии стало  символом именно русской культуры.  

    3. И. Д Воронин : культурные тексты города Саранска.  

      Неоценимый вклад в изучении своего родного города внес видный деятель культуры, известный краевед, писатель И. Д. Воронин. Как размышляет Н.И.Воронина: «Города появляются на свет, растут, живут своей неповторимой жизнью и даже умирают. Они похожи на людей, что не удивительно, поскольку город и есть плод замыслов и деяний человеческих. Каждый город, как и человек, имеет свое неповторимое обличье, свой возраст и характер, хранит свою историю, помнит свои трагедии и триумфы. Если люди, населяющие город, утрачивают, пусть даже частично, историческую память, хранимую самим городом, то это в конечном итоге ведет к его разрушению. Когда дома, улицы, дворцы, памятники и храмы перестают говорить понятным для горожан языком, превращаясь в немые камни, в загадочный след, неведомо кем оставленный, то это обрекает их на небытие, на смерть. Посему нужно помнить и хранить как можно больше всего и обо всем, ибо без прошлого нет будущего [2, 155].

    Именно  поэтому И. Д. Воронин занимался всю свою жизнь изучением своего родного города. Уделял он большое внимание и вопросу культурного текста города.

    Город - это особый феномен культуры, в  «жизпесмыслах» которого суммарный итог непрерывной творческой деятельности каждого из живущих в нем. Это материализованный творческий порыв, проявляющийся в его наиболее полном, присущем каждому человеку содержании. Город является в то же время, неисчерпаемым резервуаром творческой энергии, оказывая незаметное, но определяющее воздействие, через которое происходит формирование личности. Человеку свойственна потребность в своем Городе, возможно, и влечение к нему - во всяком случае, допущение о диалоге подразумевает движение навстречу. Выросший в Городе несет на себе печать его неповторимого своеобразия. Мне бы хотелось поразмышлять о Саранске, выявить какие-то его особые черты в диалогах «Саранск и время»[2, 155].