Культурный текст города Ю. М. Лотмана и И. Д. Воронина

 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Контрольная работа

Культурный  текст города Ю. М. Лотмана и И. Д. Воронина. 
 
 
 
 

Выполнил: студентка

Проверила:

 

Содержание

Введение

1 Семиотика культуры и понятие текста.

2 Культура текста города Петербурга в восприятии Ю. М. Лотмана

3 Воронин  И. Д.: культурные тексты города Саранска.

Заключение

Список  использованной литературы 

 

Введение

     Ю.М. Лотман, не нуждается в представлении, он действительно широко известен на всем постсоветском пространстве и  вряд ли можно найти образованного  человека, который бы никогда не слышал или не читал о нем.

     Ю.М. Лотман вырос в семье потомственных  петербургских интеллигентов. В 1939 г. он поступил на филологический факультет  Ленинградского университета, но вскоре был призван в армию и с  начала войны оказался на фронте; простым солдатом и сержантом прошел пути отступления и наступления, вплоть до Берлина. В 1946 г. он демобилизовался и успешно продолжал учебу в университете, который закончил в 1950 г. Однако, несмотря на фронтовые ордена и диплом с отличием, ему по причине еврейского происхождения не удалось поступить в аспирантуру, и он уехал работать в Эстонию, которая до конца жизни стала его второй родиной. Там, вдали от официальной советской науки и как бы в тени от нее, он быстро вырос в незаурядного ученого; в 1963 г. получил звание профессора и много лет заведовал кафедрой русской литературы (1960—1977). Рано заинтересовавшись семиотикой и структурализмом, применив эти новые науки к изучению русской культуры, Лотман, несмотря на замалчивание его трудов, сумел объединить вокруг себя многих независимо мыслящих ученых и стал общепризнанным основателем Тартусско-московской семиотической школы, получившей широкое международное признание.

     Как культурологу Россия обязана Лотману  глубокими исследованиями отечественных традиций, духовной жизни и быта, преимущественно XIII—XIX вв., в частности таких фигур, как Радищев, Карамзин, декабристы, Пушкин, Лермонтов, и многих других. Однако основным вкладом ученого в культурологию стали его труды по русской культуре во всех ее проявлениях под углом зрения семиотики, равно как и разработка собственной общей теории культуры. Лотман рассматривает ее как открытую знаковую систему и структуру, включающую помимо основного «штампующего» компонента — естественного языка — множество других знаковых систем, которыми являются, в частности, все виды искусства.

     Одновременно  культура для Лотмана — это  и «текст», всегда существующий в  определенном «контексте», и механизм, создающий бесконечное многообразие культурных «текстов», и долгосрочная коллективная память, избирательно передающая во времени и пространстве интеллектуальную и эмоциональную информацию.

    Как пишет Н.И.Воронина: «Провинция как феномен культуры, трудно обозримая в своих проявлениях. Она способна транслировать как глубинные пласты нашей ментальности, так и стихийно сложившиеся на волне времени эрзацы, оставляя в памяти истоки и корни этнического и национального, переносить через границы эпох деяния духовидцев, увековечивая их имена. Она, с одной стороны, живет вместе со столичными городами, развивается в их русле, с другой же, - вполне самостоятельна. Поэтому особой духовной аурой провинции всегда остается самобытное видение мира, своя, непосредственная связь и причастность к родной земле, к поэзии природы родных мест, к обычаям и традициям, частицей которых становится провинциал».

    Каждое  поколение, каждый человек, каждое время  вновь и вновь переживает завещанное и заветное в своей памяти и  на волне этого интереса старается  сохранить и передать будущему поколению, естественно в определенных границах, крупицы пережитого и созданного. Именно этим провинция уникальна, она менее подвержена массовизации, толппости. В ней всегда есть место единичному, неповторимому.

    Мордовский  край богат не только яркими историческими  событиями. В нем жили и творили умные, тонкие по своей натуре, с высокой энергетикой, люди. Они создавали и создают сегодня интеллектуальные  ценности,   восстанавливают  в  памяти  непосредственные впечатления о своем родном крае, городе.

    Одним из представителей этой плеяды является наш известный мордовский краевед Иван Дмитриевич Воронин, который всю свою жизнь занимался проблемой культурного текста города.

    И.Д. Воронин, родился 16 сентября 1905 года в Саранске в семье русского городского крестьянина. Окончил Мордовский педагогический институт (1938). Участник Великой Отечественной войны. В 1942 году защитил диссертацию и получил ученую степень кандидата филологических наук. С 1940 года - член Союза писателей СССР. В 1960 году присвоено почетное звание «Заслуженный работник культуры Мордовской АССР», а в 1975 - «Заслуженный работник культуры РСФСР». Почетный гражданин города Саранска. Еще до войны И. Воронин начинает увлеченно заниматься краеведением. В 1938 году с его комментариями выходит сборник произведений А.И.Полежаева, а в 1940 году - «Новые данные о Полежаеве». В 1941 году выпускает монографию «А.И. Полежаев. Жизнь и творчество» (в последующем книга в дополненном и переработанном виде была выпущена в Саранске - 1954 г., 1979 г.). Дважды была издана его книга «Литературные деятели и литературные места в Мордовии» (1951, 1976), посвященная видным русским писателям, творчество и жизнь которых во многом связаны с мордовским краем: А.С. Пушкину, Н.П. Огареву, А.И. Полежаеву, Л.Н. Толстому и др. Огромной популярностью пользуются книги «Саранск. Историко-документальные очерки» (1961), «Саранская живописная школа» (1972). С интересом встречены его «Очерки и статьи», выпущенные Мордовским книжным издательством в 1957 году. В книгу включены произведения документальной прозы и исследования, написанные им в различные годы и печатавшиеся в периодических изданиях и коллективных сборниках в Москве и Саранске. Значительное место здесь занимает раздел «Фронтовые записи», куда вошли художественные очерки, написанные в годы Великой Отечественной войны: «Подвиг сержанта» (1943), «Победившие смерть» (1943), «Шестидесятилетний боец и его семья» (1943), «Карикатуры» (1944), «Знакомая походка» (1945) и др. Высокая художественная достоверность очерков достигнута в первую очередь тем, что писатель сумел мастерски выхватить из всей совокупности военного быта самые общие детали, характеризующие обстановку в целом и поведение персонажей в отдельности.

    Все вышесказанное позволяет говорить нам о том, что данная тема весьма актуальна сегодня. 
1. Семиотика культуры и понятие текста. 

    В динамике развития семиотики за последние  пятнадцать лет можно уловить  две тенденции. Одна направлена на уточнение  исходных понятий и определение  процедур порождения. Стремление к  точному моделированию приводит к созданию метасемиотики: объектом исследования становятся не тексты как таковые, а модели текстов, модели моделей и т. д. Вторая тенденция сосредоточивает внимание на семиотическом функционировании реального текста. Если, с первой позиции, противоречие, структурная непоследовательность, совмещение разноустроенных текстов в пределах единого текстового образования, смысловая неопределенность - случайные и "неработающие" признаки, снимаемые на метауровне моделирования текста, то, со второй, они являются предметом особого внимания. Используя соссюрианскую терминологию, можно было бы сказать, что в первом случае речь интересует исследователя как материализация структурных законов языка, а во втором предметом внимания делаются именно те ее семиотические аспекты, которые расходятся с языковой структурой [6,11].

    Как первая тенденция получает реализацию в метасемиотике, так вторая закономерно  порождает семиотику культуры.

    Оформление  семиотики культуры – дисциплины, рассматривающей взаимодействие разноустроенных семиотических систем, внутреннюю неравномерность семиотического пространства, необходимость культурного и семиотического полиглотизма, – в значительной мере сдвинуло традиционные семиотические представления. Существенной трансформации подверглось понятие текста. Первоначальные определения текста, подчеркивавшие его единую сигнальную природу, или нерасчленимое единство его функций в некоем культурном контексте, или какие-либо иные качества, имплицитно или эксплицитно подразумевали, что текст есть высказывание на каком-либо одном языке [6,12].

    Ход развития научной мысли в данном случае, как и во многих других, повторял логику исторического развития самого объекта. Как можно предположить, исторически высказывание на естественном языке было первичным, затем следовало  его превращение в ритуализованную формулу, закодированную и каким-либо вторичным языком, т. е. в текст. Следующим этапом явилось соединение каких-либо формул в текст второго порядка. Особый структурный смысл получали такие случаи, когда соединялись тексты на принципиально различных языках, например, словесная формула и ритуальный жест. Получающийся в результате текст второго порядка включал в себя расположенные на одном иерархическом уровне подтексты на разных и взаимно не выводимых друг из друга языках. Возникновение текстов типа "ритуал", "обряд", "действо" приводило к совмещению принципиально различных типов семиозиса и – в результате – к возникновению сложных проблем перекодировки, эквивалентности, сдвигов в точках зрения, совмещения различных "голосов" в едином текстовом целом. Следующий в эвристическом отношении шаг – появление художественных текстов. Многоголосый материал получает дополнительное единство, пересказываясь на языке данного искусства [6,13].

    Дальнейшая  динамика художественных текстов, с  одной стороны, направлена на повышение их целостности и имманентной замкнутости, а с другой, на увеличение внутренней семиотической неоднородности, противоречивости произведения, развития в нем структурно-контрастных подтекстов, имеющих тенденцию к все большей автономии. Колебание в поле "семиотическая однородность <–> семиотическая неоднородность" составляет одну из образующих историко-литературной эволюции. Из других важных ее моментов следует подчеркнуть напряжение между тенденцией к интеграции - превращению контекста в текст (складываются такие тексты, как "лирический цикл", "творчество всей жизни как одно произведение" и т. п.) и дезинтеграции – превращению текста в контекст (роман распадается на новеллы, части становятся самостоятельными эстетическими единицами). В этом процессе позиции читателя и автора могут не совпадать: там, где автор видит целостный единый текст, читатель может усматривать собрание новелл и романов (ср. творчество Фолкнера), и наоборот (так, Надеждин в значительной мере истолковал "Графа Нулина" как ультраромантическое произведение потому, что поэма появилась в одной книжке с "Балом" Баратынского и обе поэмы были восприняты критиком как один текст). Известны в истории литературы случаи, когда читательское восприятие того или иного произведения определялось репутацией издания, в котором оно было опубликовано, и случаи, когда это обстоятельство никакого значения для читателя не имело [6,14].

    Сложные историко-культурные коллизии активизируют ту или иную тенденцию. Однако потенциально в каждом художественном тексте присутствуют обе они в их сложном взаимном напряжении.

    Создание  художественного произведения знаменует  качественно новый этап в усложнении структуры текста. Многослойный и  семиотически неоднородный текст, способный  вступать в сложные отношения, как с окружающим культурным контекстом, так и с читательской аудиторией, перестает быть элементарным сообщением, направленным от адресанта к адресату. Обнаруживая способность конденсировать информацию, он приобретает память. Одновременно он обнаруживает качество, которое Гераклит определил как "самовозрастающий логос". На такой стадии структурного усложнения текст обнаруживает свойства интеллектуального устройства: он не только передает вложенную в него извне информацию, но и трансформирует сообщения и вырабатывает новые.

    В этих условиях социально-коммуникативная  функция текста значительно усложняется. Ее можно свести к следующим процессам.

    1. Общение между адресантом и  адресатом. Текст выполняет функцию  сообщения, направленного от носителя информации к аудитории.

    2. Общение между аудиторией и  культурной традицией. Текст выполняет  функцию коллективной культурной  памяти. В качестве таковой он, с одной стороны, обнаруживает  способность к непрерывному пополнению, а с другой, к актуализации  одних аспектов вложенной в него информации и временному или полному забыванию других.

    3. Общение читателя с самим собою.  Текст - это особенно характерно  для традиционных, древних, отличающихся  высокой степенью каноничности  текстов - актуализирует определенные стороны личности самого адресата. В ходе такого общения получателя информации с самим собою текст выступает в роли медиатора, помогающего перестройке личности читателя, изменению ее структурной самоориентации и степени ее связи с метакультурными конструкциями.

    4. Общение читателя с текстом.  Проявляя интеллектуальные свойства, высокоорганизованный текст перестает  быть лишь посредником в акте  коммуникации. Он становится равноправным  собеседником, обладающим высокой  степенью автономности. И для  автора (адресанта), и для читателя (адресата) он может выступать как самостоятельное интеллектуальное образование, играющее активную и независимую роль в диалоге. В этом отношении древняя метафора "беседовать с книгой" оказывается исполненной глубокого смысла.

    5. Общение между текстом и культурным контекстом. В данном случае текст выступает в коммуникативном акте не как сообщение, а в качестве его полноправного участника, субъекта - источника или получателя информации. Отношения текста к культурному контексту могут иметь метафорический характер, когда текст воспринимается как заменитель всего контекста, которому он в определенном отношении эквивалентен, или же метонимический, когда текст представляет контекст как некоторая часть - целое [5,23]. Причем, поскольку культурный контекст - явление сложное и гетерогенное, один и тот же текст может вступать в разные отношения с его разными уровневыми структурами. Наконец, тексты, как более стабильные и отграниченные образования, имеют тенденцию переходить из одного контекста в другой, как это обычно случается с относительно долговечными произведениями искусства: перемещаясь в другой культурный контекст, они ведут себя как информант, перемещенный в новую коммуникативную ситуацию, - актуализируют прежде скрытые аспекты своей кодирующей системы. Такое "перекодирование самого себя" в соответствии с ситуацией обнажает аналогию между знаковым поведением личности и текста. Таким образом, текст, с одной стороны, уподобляясь культурному макрокосму, становится значительнее самого себя и приобретает черты модели культуры, а с другой, он имеет тенденцию осуществлять самостоятельное поведение, уподобляясь автономной личности [5,24].