Генезис культуры

Трактуя игру как  основной феномен человеческого  бытия, Финк выделяет ее значительные черты. Игра в его трактовке –  это импульсивное, спонтанно протекающее  вершение, окрыленное действование, подобное движению человеческого бытия в  себе самом. Чем меньше мы сплетаем игру с прочими жизненными устремлениями, чем бесцельней игра, тем раньше мы находим в ней малое, но полное в себе счастье. По мнению Финка, дионисийский дифирамб Ф. Ницше «Среди дочерей  пустыни», зачастую недооцениваемый  и неправильно толкуемый, воспевает  как раз чары и оазисное счастье  игры в пустыне и бессмысленности  современного бытия.  

Финк считает, что  человек как человек играет, один среди всех существ. Игра есть фундаментальная  особенность нашего существования, которую не может обойти вниманием  никакая антропология. Следовало  бы, утверждает автор, когда-нибудь собрать  и сравнить игровые обычаи всех времен и народов, зарегистрировать и классифицировать огромное наследие объективированной  фантазии, запечатленное в человеческих играх. Это была бы история «изобретений», совсем иных, нежели традиционные артефакты  культуры, орудий труда, машин и оружия. Они (эти «изобретения») могут оказаться  менее полезными, но в то же время  они чрезвычайно необходимы.  

С игрой у Финка  связано происхождение культуры, ибо без игры человеческое бытие  погрузилось бы в растительное существование. По мнению Финка, человеческую игру сложно разграничить с тем, что в биолого-зоологическом  исследовании поведения зовется  игрой животных. Человек – природное  создание, которое неустанно проводит границы, отделяет самого себя от природы. «Животное не знает игры фантазии как общения с возможностями, оно не играет, относя себя к воображаемой видимости». Поскольку для человека игра объемлет все, она и возвышает  его над природным царством. Здесь  возникает феномен культуры.  

В истории философии  человека пытались понять с помощью  психологической интроспекции. Э. Кассирер предложил в «Философии символических  форм» альтернативный метод. Он исходит  из предпосылки, что если существует какое-то определение природы или  «сущности» человека, то это определение  может быть понято как функциональное, а не как субстанциональное.  

Отличительный признак  человека – его деятельность. «Философия человека», следовательно, такая философия, которая должна прояснить для  нас фундаментальные структуры  каждого из видов человеческой деятельности и в то же время дать возможность  понять ее как органическое целое. Язык, искусство, миф, религия – это  не случайные, изолированные творения, они связаны общими узами. Что  касается философии культуры, то она  у Кассирера начинается с утверждения, что мир человеческой культуры не просто скопление расплывчатых и  разрозненных фактов.  

С эмпирической или  исторической точки зрения кажется, будто достаточно собрать факты  человеческой культуры, чтобы разгадать  и сам феномен. Кассирер отдает предпочтение тезису о разорванности человеческой культуры, ее исходной разнородности. Человеческую культуру в ее целостности  можно, по Кассиреру, описать как  процесс последовательного самоосвобождения человека. Язык, искусство, религия, наука  – это различные стадии этого  процесса.  

Если Финк полагает, что культ, миф, религия, поскольку  они человеческого происхождения, равно как и искусство, уходят своими корнями в бытийный феномен  игры, то Кассирер выводит феномен  культуры из факта несовершенства биологической  природы человека. Человек утратил  свою первоначальную природу. Мы не можем  сказать, почему это произошло. Ученые говорят о влиянии космических  излучений или радиоактивности  месторождений радиоактивных руд, которые вызвали мутации в  механизме наследственности. Сходный  регресс – угасание, ослабление или утрата некоторых инстинктов – не является, вообще говоря, абсолютно  неизвестным природному миру.  

«Частичная утрата (ослабленность, недостаточность, поврежденность) коммуникации со средой обитания (дефект плана деятельности) и себе подобными (дефект плана отношений) и есть первоначальное отчуждение, исключавшее прачеловека  из природной тотальности. Данная коллизия глубоко трагична. Как трагедия она  и осмыслена в мифе о изгнании перволюдей из рая, причем в мифе метафорически  воплощено представление об утрате как плана деятельности («съедение  запретного плода»), так и плана  отношений в сообществе («первородный грех»). «Изгнанный» из природной  тотальности, ставший «вольноотпущенником  природы», как назвал человека Гердер, прачеловек оказывается существом  свободным: не имеющим позитивной программы  существования».  

Социальность, культурные стандарты диктуют человеку иные, нежели биологическая программа, образы поведения. Инстинкты в человеке ослаблены, вытеснены чисто человеческими  потребностями и мотивами, иначе говоря, «окультурены». Действительно ли притупление инстинктов – продукт исторического развития? Новейшие исследования опровергают такой вывод. Оказывается, слабая выраженность инстинктов вызвана вовсе не развертыванием социальности. Прямая связь здесь отсутствует.  

Человек всегда и  независимо от культуры обладал «приглушенными», «неразвитыми инстинктами». Виду в  целом были присущи лишь задатки  бессознательной природной ориентации, помогающей слушать голос земли. Идея о том, что человек плохо  оснащен инстинктами, что формы  его поведения мучительно произвольны, оказала огромное влияние на теоретическую  мысль. Философские антропологи  ХХ века обратили внимание на известную  «недостаточность» человеческого  существа, на некоторые особенности  его биологической природы.  

Например, А. Гелен  полагал, что животно-биологическая  организация человека содержит в  себе определенную «невосполненность». Однако тот же Гелен был далек  от представления, будто человек  на этом основании обречен, вынужден стать жертвой эволюции. Напротив, он утверждал, что человек не способен жить по готовым стандартам природы, что обязывает его искать иные способы существования.  

Что касается человека как родового существа, то он был  природно инстинктуально глух и слеп…Человек как биологическое существо оказался обреченным на вымирание, ибо инстинкты  в нем были слабо развиты еще  до появления социальной истории. Не только как представитель общества он был приговорен к поискам экстремальных  способов выживания, но и как животное.  

Однако природа  способна предложить каждому живому виду множество шансов. Оказался такой  шанс и у человека. Не имея четкой инстинктуальной программы, не ведая, как вести себя в конкретных природных  условиях с пользой для себя, человек  бессознательно стал присматриваться  к другим животным, более прочно укорененным в природе. Он как  бы вышел за рамки видовой программы. В этом проявилась присущая ему «особость»; ведь многие другие существа не сумели преодолеть собственную природную  ограниченность и вымерли.  

Но чтобы подражать  животным, нужны какие-то проблески  сознания? Нет, вовсе не нужны. Способность  к подражанию не исключительна. Этот дар есть у обезьяны, у попугая… Однако в сочетании с ослабленной  инстинктивной программой склонность к подражанию имела далеко идущие последствия. Она изменила сам способ человеческого существования. Стало  быть, для обнаружения специфичности  человека как живого существа важна  не человеческая природа сама по себе, а формы его бытия.  

Итак, человек неосознанно  подражал животным. Это было заложено в инстинкте, но оказалось спасительным свойством. Превращаясь как бы то в одно, то в другое существо, он в  результате не только устоял, но постепенно выработал определенную систему  ориентиров, которые надстраивались над инстинктами, по-своему дополняя их. Дефект постепенно превращался  в известное достоинство, в самостоятельное  и оригинальное средство приспособления к окружающей среде.  

«Человек обречен  на то, чтобы все время, — пишет  Ю. Н. Давыдов, — восстанавливать  нарушенную связь с универсумом…». Восстановление этого нарушения  есть замена инстинкта принципом  культуры, то есть ориентацией на культурно-значимые предметы. Концепция символического, игрового приспособления к природному миру разработана в трудах Э. Кассирера. Отметим также, что социокультурная  ориентация философии обострила  интерес к категории символа, символического. Символическое стало  фундаментальным понятием современной  философии наряду с такими, как  наука, миф, телос, субъект и т. п.  

Поле исследований символического велико: философская  герменевтика (Г. Гадамер), философия  культуры (Й. Хейзинга), философия символических  форм (Э. Кассирер), архетипы коллективного  бессознательного (К. Юнг), философия  языка (Л. Витгенштейн, Ж. Лакан и  др.). Исследования символического представлены в концепции символического интеракционизма (Дж. Мид. Г. Блумер, И. Боффман), где символическое  рассматривается как «обобщенный» другой».  

Кассирер намечает подступы к целостному воззрению  на человеческое бытие как протекающее  в символических формах. Он обращается к трудам биолога И. Юкскюля, последовательного  сторонника витализма. Ученый рассматривает  жизнь как автономную сущность. Каждый биологический вид, развивал Юкскюль  свою концепцию, живет в особом мире, недоступном для всех иных видов. Вот и человек постигал мир  по собственным меркам.  

Юкскюль начинает с  изучения низших организмов и последовательно  распространяет модели их на другие формы  органической жизни. По его убеждению, жизнь одинаково совершенна всюду: и в малом и в великом. Каждый организм, отмечает биолог, обладает системой рецепторов и системой эффекторов. Эти две системы находятся  в состоянии известного уравновешивания.  

Можно ли, спрашивает Кассирер, применить эти принципы к человеческому виду? Вероятно, можно и в той мере, в какой  он остается биологическим организмом. Однако человеческий мир есть нечто  качественно иное, поскольку между  рецепторной и эффекторной системами  развивается еще третья система, особое соединяющее их звено, которое  может быть названо символической  вселенной. В силу этого человек  не только в более богатом, но и  качественно ином мире, в новом  измерении реальности.  

Кассирер отмечает символический способ общения с  миром у человека, отличный от знаковых сигнальных систем, присущих животным. Сигналы есть часть физического  мира, символы же, будучи лишенными, по мысли автора, естественного, или  субстанциального, бытия, обладают прежде всего функциональной ценностью. Животные ограничены миром своих чувственных  восприятий, что сводит их действия к прямым реакциям на внешние стимулы. Поэтому животные не способны сформировать идею возможного. С другой стороны, для сверхчеловеческого интеллекта или для божественного духа, как  подмечает Кассирер, нет различия между реальностью и возможностью: все мысленное становится для  него реальностью. И только в человеческом интеллекте наличествует как реальность, так и возможность.  

Для первобытного мышления, считает Кассирер, весьма трудно проводить  различие между сферами бытия  и значения, они постоянно смешиваются, в результате чего символ наделяется магической либо физической силой. Однако в ходе дальнейшего развития культуры отношения между вещами и символами  проясняются, как проясняются и  отношения между возможностью и  реальностью. С другой стороны, во всех тех случаях, когда на пути символического мышления выявляются какие-либо препятствия, различие между реальностью и  возможностью также перестает ясно восприниматься.  

Вот откуда, оказывается, родилась социальная программа! Первоначально  она возникла из самой природы, из попытки уцелеть, подражая животным, более укорененным в естественной среде. Потом у человека стала  складываться особая система. Он стал творцом и создателем символов. В  них отразилась попытка закрепить  различные стандарты поведения, подсказанные другими живыми существами.  

Таким образом, у  нас есть все основания считать  человека «незавершенным животным». Вовсе  не через наследование благоприобретенных признаков он оторвался от животного  царства. Для антропологии ум и все, что его занимает, относится к  области культуры. Культура же не наследуется  генетически. Из приведенных рассуждений  вытекает логический вывод: тайна культурогенеза коренится в формировании человека как символического животного.  

Из всех версий культурогенеза: орудийно-трудовой, психоаналитической, игровой и символической –  наиболее разработанной и убедительной выглядит, по нашему мнению, символическая. Она дает представление о тайне  антропогенеза, разъясняет происхождение  культуры в понятиях современной  науки, не прибегая к сложным и  умозрительным допущениям. В теоретическом  смысле концепция Кассирера выглядит вполне логичной. В ней, правда, не содержится попытка раскрыть трансцендентальную, сакральную природу культуры. Если из сферы науки выйти в мир  религии, философии, то могут, как это  очевидно, возникать и иные версии генезиса культуры 
 

Генезис культуры, специфика  культурных знаний 
 

Понятие "культура" сложное и многогранное. Чимало философов  и других исследователей давних и  новейших времен интересовались этим вопросам. Именно выражение "культура" латинского начало и означает "возделывание", "досмотр". 

Впервые это мнение употребил замечательный римский  мыслитель, краснобай и официальный  деятель Цицерон (106—43рр. перед н.э.). В культуре он видел, с одной стороны, беспокойный сообразно перетво­ренню  природы для благо человека, а  из другого, — способ удос­коналення духовных сил человека, его ума.