Генезис культуры

Генезис культуры 

В прошлом веке многие исследователи были убеждены в том, что культура возникла благодаря  способности человека к труду  и его умению создавать технические  приспособления. В ХХ веке генезис  культуры трактуется по-разному. К орудийно-трудовой концепции добавились многие другие – психологические, антропологические, социокультурные. Как в природном  мире возник радикально новый феномен  – культура? Что явилось истоком  культуры? Рассмотрим основные версии происхождения культуры. 

«Труд создал культуру». Наиболее обстоятельно деятельностный подход к культуре разработан в марксистской традиции. Отличие человека от животных усматривается исследователями  этой ориентации в труде. Предполагается, что генезис социального и  культурного непосредственно связан со становлением человеческого труда, который и превращает человеческую жизнедеятельность в общественную. Человек же оказывается агентом  культуры, общественным человеком.  

Согласно орудийно-трудовой концепции, внутри которой осмысливается  генезис культуры, человек выделился  из животного мира. Теория происхождения  человека изложена Ф. Энгельсом в 1873—1876 гг. Она представлена в статье «Роль  труда в процессе превращения  обезьяны в человека», которая являлась одной из глав его работы «Диалектика  природы». Энгельсу принадлежит классическая формула- «Труд создал человека». Под  трудом Энгельс понимал целесообразную деятельность, которая началась с  изготовления орудий из камня, кости  и дерева. По мнению К. Маркса и Ф. Энгельса, сознание возникло в результате труда. В процессе труда у людей  возникла потребность что-то сказать  друг другу. Так появилась речь как  средство общения в совместной трудовой деятельности. Последствия этих предпосылок  – возникновения процесса речи и  труда – огромны. Дело не только в том, что обезьяна превратилась в человека. В свою очередь, деятельность человека оказалась огромным импульсом, приведшим к культурогенезу.  

Сщциальный механизм воспроизводства человеческой деятельности значительно расширяет пространство культуры. В этом отношении человек  с самого начала выступает как  «общественное животное», т. е. такое  животное, стереотипы поведения которого заложены не в нем (т. е. генетически), а вне его, в социальной форме  общения. Сущность человека – не в  его генотипе, а в совокупности всех общественных отношений. Поэтому  животным рождаются, человеком лишь становятся». (С. В. Чернышев).  

Согласно трудовой концепции антропо- и культурогенеза, обезьяны сообразили, что искусственные  орудия гораздо эффективнее естественных. Тогда они стали создавать  эти орудия и сообща трудиться. Появилась  речь. Труд сотворил человека и культуру как способ его жизнедеятельности. Но для того, чтобы трудиться, важно  обладать сознанием. Неплохо также  для этой цели жить в группе и  общаться в процессе приобретения трудовых навыков.  

Однако эти рассуждения  образуют замкнутый круг. Сознание рождается только как результат  труда, но, чтобы заняться деятельностью, нужно иметь нечто подобное интеллекту. Речь обретается внутри общности. Но какая  сила побуждает жить сообща и искать общения? Все эти компоненты культурогенеза сцеплены, связаны, но непонятно, как  они порождают друг друга.  

Авторы трудовой концепции культурогенеза, к сожалению, не могут объяснить эти противоречия. Критикуя сложившиеся взгляды на трудовую деятельность как основу антропогенеза, В. М. Вильчек отмечает: «Они пишут: первобытный  охотник догадался, понял, открыл, изобрел, и т. д. Но этот «первобытный охотник» — обезьяна. Действительно, существо очень догадливое, умное, но, чтобы  обладать хотя бы частью тех свойств, которые ей были необходимы, чтобы  произойти в человека в соответствии с «трудовой» гипотезой, она, обезьяна, предварительно должна уже быть человеком, находящимся на относительно высокой  ступени развития. Чтобы снять  внутреннее противоречие в «трудовой» гипотезе, надо объяснить, каким образом  прачеловек мог нечто выдумать, изобрести, открыть, не умея придумывать, изобретать, открывать открывать и решительно ничего не выдумывая, не изобретая и  не открывая….».  

Воспроизведем основные положения этой критической концепции  В. М. Вильчека. Прежде всего, исследователь  пытается уточнить: что такое труд? Обычно мы даем ответ: «труд – это  целесообразная деятельность». Но целесообразной деятельностью, строго говоря, занимаются все животные. Разве бобер, который  перекрывает воду, создавая запруду, не видит в это целесообразности для себя? Некоторые животные преобразуют  среду обитания, координируют совместные действия. Но это еще не труд.  

В противном случае, как показывает ученый, надо признать трудом всякое добывание, а также  поедание пищи, устройство гнезда и  логова, акты, связанные с продолжением рода. В этом случае придется признать искусством брачные игры и ритуалы  зверей и птиц, а политикой –  защиту территории и потомства, соблюдение иерархии в стае и т. д.  

Если же признать трудом нечто, что отделяет человека от природного царства, подразумевая под  ним специфически человеческий способ жизнедеятельности, приведший к  культуре, то как он появился раньше человека? В силу чего человек мог  обрести то, что не заложено в  его генетической программе? Что  заставило его искать внеприродные пути самовыражения? Именно эти вопросы  не затронуты в трудовой концепции  культурогенеза, которая озабочена  только тем, чтобы выстроить последовательность чудодейственных благоприобретенных свойств, делающих человека человеком.  

Укоренившееся в  философии натуралистическое объяснение челдовека наталкивается на поразительные  противоречия. Так, придерживаясь дарвиновских воззрений на природу человека или  марксистских взглядов на роль труда  в процессе превращения обезьяны в человека, следовало бы ожидать, что первые шаги человеческой мысли будут связаны с познанием физического окружения. В той же мере само поведение человека может быть направлено только на достижение прямой пользы для себя. Лишь так можно обеспечить стратегию человеческое выживания. Живое существо призвано приспособиться к природному окружению, овладеть практическими навыками. Тогда его поведение окажется максимально эффективным.  

Однако новейшие этнографические исследования, накопленный  эмпирический материал опровергает  такое предположение. Человек, как  выясняется, менее всего озабочен тем, чтобы приблизиться к природе. В известном смысле он издревле старался как бы отделиться от нее. Проще говоря, первобытный охотник, если глядеть  на него современными глазами, не понимал  собственной выгоды. Что проку, скажем, от наскальных рисунков? Вместо того чтобы  успешно адаптироваться к внешнему миру, он, напротив, демонстрировал собственную  неприспособляемость к природе, к ее велениям и законам.  

Древний человек  скорее проявил себя как искатель смысла, творец видений, нежели как homo faber. Американский культуролог Теодор Роззак утверждает: до наступления  палеолитической эры господствовала другая – палеотаумическая (от двух греческих слов – «древний» и  «достойный удивления»). Еще не было никаких орудий труда, но уже была магия. Мистические песнопения и  танцы составляли сущность человеческой природы и определяли его предназначение еще до того, как первый булыжник был обтесан для топора.  

Вот контуры этой древней жизни: сначала мистические  видения, потом орудия, мандала вместо колеса, священный огонь для приготовления  пищи, поклонение звездам еще до того, как появился календарь, золотая  ветвь вместо посоха пастуха и  царского скипетра. Одним словом, молитвенно-восторженное восприятие жизни в противовес одностороннему практицизму палеотической эры.  

Обратимся теперь к  концепции видного американского  культуролога Льюиса Мэмфорда, который  считает, что К. Маркс ошибался, придавая орудиям труда направляющую функцию  и центральное место в развитии человека и культуры. Вот уже больше века человека обычно определяют как  животное, использующее орудия труда. «Платону подобное определение показалось бы странным, поскольку он приписал восхождение человека из первобытного состояния в равной мере как Марсу  и Орфею, так и Прометею и Гефесту, богу-кузнецу». Между тем, как подчеркивает Л. Мэмфорд, описание человека как главным  образом использующего и изготавливающего орудия труда стало общепринятым.  

Многие антропологи, ссылаясь на сохранившиеся каменные артефакты, связывают развитие высшего  человеческого интеллекта с созданием  и использованием орудий труда. На самом  деле, как показывают новейшие исследования, моторно-сенсорные координации, вовлеченные  в подобное элементарное производство, не требуют и не вызывают какой-либо значительной остроты мысли.  

По мнению Л. Мэмфорда, вторая ошибка в интерпретации природы  человека менее простительна: это  существующая тенденция датировать доисторическими временами непреодолимый  интерес современного человека к  орудиям, машинам, техническому мастерству. Орудия и оружие древнего человека были такими же, как и у других приматов, — его зубы, когти, кулаки. Так было в течение долгого  времени до тех пор, пока он не научился создавать каменные орудия, более  функционально эффективные, нежели эти органы. «Я полагаю, что возможность  выжить без инородных орудий дала древнему человеку достаточное время  для развития тех нематериальных элементов его культуры, которые  в значительной мере обогатили его  технологию».  

Многие другие биологические  виды создали массу устройств, искусных и оригинальных. В этом отношении  они оказались более изобретательными, нежели человек. Если техническое умение было бы достаточным для определения  активного человеческого интеллекта, то человек долгое время рассматривался бы как безнадежный неудачник  по сравнению с другими видами. И только позже производство символов резко обогнало производство орудий и, в свою очередь, способствовало развитию более ярко выраженной технической  способности.  
 

«Рассматривать человека как главным образом изготавливающее  орудия животное – это значит пропустить основные главы человеческой предыстории, которые фактически были решающими  этапами развития. В противовес стереотипу, в котором доминировало орудие труда, данная точка зрения утверждает, что  человек является главным образом  использующим ум, производящим символы, самосовершенствующимся животным; и  основной акцент его деятельности –  его собственный организм. Пока человек  не сделал нечто из себя самого, он мало что мог сделать в окружающем мире.»  

Итак, труд в марксистски  ориентированной культурологии  рассматривается как процесс  взаимодействия человека и природы. Человек не только преобразует форму  того, что дано природой, но и ставит сознательную цель, определяющую способ и характер его действий. Орудия труда действительно сыграли  немалую роль в жизни человека. Однако они не могут объяснить  тайну превращения обезьяны в  человека, чуда сознания, дара, совести, секретов социальной жизни. Обычная  эволюционная теория, которая исходит  из поступательного развития живой  материи, здесь оказывается бессильной. Появление самого эксцентричного создания на Земле – человека – связано  с качественными прорывами в  приключениях живой материи, которая  стала вдруг одухотворенной, мыслящей. Феномен культуры в той же мере может оценивться как радикальный  сдвиг в развитии универсального мира.  

Основатель психоанализа З. Фрейд в книге «Тотем и табу»  пытался раскрыть культурогенез  через феномен первобытной культуры. Он отмечал, что возможность обнажить первоначальные слои человеческого  творчества позволяют подойти к  выяснению специфики культуры в  целом. Фрейд пытается разгадать  первоначальный смысл тотемизма. Вместе с тем он показывает, что для  истолкования феномена культуры огромное значение имеет система запретов, то есть табу.  

По мнению Фрейда, всякий, кто подходит к проблеме табу со стороны психоанализа, то есть исследования бессознательной части  индивидуальной душевной жизни, тот  после недолгого размышления  скажет себе, что эти феномены ему  не чужды. Всем известны люди, которые  создали для себя табу, и крайне строго их соблюдают. Точно так же чтят свои запреты дикари. Часть  запрещений сама собой понятна по своим целям, другая, напротив, кажется  бессмысленной.  

Фрейд рассматривает  табу как результат амбивалентности  чувств. Человек, как он разъясняет, обладает свойством, которого нет в  животном мире. Но это качество не прирождено человеку, не соприродно ему. Оно возникает  неожиданно, случайно, хотя и не бессмысленно, потому что в самой природе  человека заложена возможность такого благоприобретения. Речь идет о совести  как даре, выделившем человека из царства  животных и создавшем феномен  культуры.  

Фрейд выводил феномен  совести из первородного греха, совершенного пралюдьми, — убийства первобытного «отца». Сексуальное соперничество  детей с отцом привело к  тому, что они у истоков истории  решили избавиться от него. Вот почему дети убили главу рода, а затем  закопали его. Однако этот поступок не прошел для них бесследно. Страшное преступление пробудило раскаяние. Дети поклялись больше не совершать  таких деяний. Так произошло, по Фрейду, рождение человека из животного. Раскаяние  породило и феномен культуры как  средства преодоления навязчивых видений.