Дэен буддизм

Выдающиеся фехтовальщики во все времена не уставали прививать это чувство своим ученикам. В Японии считается, что одних технических знаний в искусстве и ремесле недостаточно, чтобы сделать человека настоящим мастером, - необходимо проникновение в дух предмета. Постичь этот дух возможно только тогда, когда собственный дух-разум находится в полном соответствии с кардинальным принципом самой жизни – иначе говоря, когда достигнуто состояние мусин – «не-дух-разум».[9] В буддийской терминологии «мусин» означает преодоление двойственности восприятия жизни смерти.  В этом аспекте и происходит слияние этого искусства с философией учения Дзэн.

Для самурая, носившего за поясом два меча – один длинный (катана) для нападения и защиты, другой, короткий (кусунгобу) для самоубийства в случае необходимости, - было вполне естественно оттачивать искусство фехтования. Воин был неотделим от своего оружия, которое становилось символом, а также мерилом его чести и достоинства.

Помимо чисто практических нужд, упорные тренировки с мечом способствовали духовно-нравственному совершенствованию личности. Быстроте и гибкости тела должна сопутствовать такая же гибкость ума и духа, или, точнее, пронизывать и тем самым определять состояние тела. Настоящего мастера отличала инстинктивность действий и реакции, подобно тому, как каждый бессознательно поднимает руку, чтобы защититься от удара или летящего предмета.

Обучение воина было нацелено и на доведение его навыков и техники до автоматизма. И именно на этот аспект обучения, оказывал значительное влияние дзэн-буддизм, стремящийся к гармоничному сочетанию технических навыков и духовной дисциплины. Так как, перестав думать о движениях, совершаемых телом, становилось возможным заниматься совершенствованием духа.

Еще одним высоко ценимым в боевых искусствах качеством являлось заранее разгадать намерения и тактику противника и, как следствие, успешно им противостоять. Все великие мастера и учителя боевых искусств обладали этим качеством. Умелый воин мог распознать мысли противника по дрогнувшему мускулу, по блеску глаз, по выражению лица или вообще по чему-то невыразимому словами и становящемуся понятным лишь в сам момент действа. Фехтовальщик, достигший совершенства, не обращает внимания на личность противника так же, как на свою собственную, ибо он является безразличным свидетелем поединка, в котором он принимает самое активное участие.[10]

Внутренняя связь между Дзэн-буддизмом и искусством меча очень ярко раскрывается в классических дзэнских произведениях. Такуан[11] в своем послании к Ягю, правителю Тадзимы, тоже пишет о важности Дзэн в практике фехтования. Это письмо-трактат называется «О непоколебимом духе-разуме». В документе затронуты и важные принципы Дзэн-буддизма, и многие секреты фехтовального мастерства.

Дзэн и Путь Меча сходны уже тем, что преследуют общую цель – преодолеть различие между жизнью и смертью. С древних времен эту истину сознавали настоящие мастера меча, и лучшие из них неизбежно приходили к Вратам Дзэн-буддизма, как свидетельствует, например, опыт Ягю, правителя Тадзимы или Такуана.

Такуан говорит, что в буддизме насчитывается 52 ступени духовного развития, и одна из них, «остановка»  («бонно» или «томэру») характерна тем, что человек, сосредоточив свое внимание на чем-то одном, не способен свободно продвигаться дальше. Это проецируется и на фехтование. Когда противник готовится нанести удар, стоит только задержать внимание на его мече или на собственных действиях, и человек уже подконтролен чужой воле. [12] С другой стороны, если, увидев занесенный меч противника, человек не сосредотачивает внимание только на нем и не пытается измыслить какие-то особые способы ухода, но лишь следует за движениями собственного клинка, до тех пор, пока он не поразит противника, то в таком случае, это и называется «победить врага его собственны оружием».[13] Когда сознание приковано к чему-то одному, утрачивается мастерство.

Кроме идеи отрицания остановки, Такуан говорит о непоколебимом духе-разуме, что есть в каждом человеке, но нуждается в развитии. Быть непоколебимым означает не поддаваться огорчению, разочарованию и страху, не закрепощать внимание на чем-то одном, мешая ему спокойно переходить от объекта к объекту.

Допустив задержку, дух тотчас охватывается колебаниями, проблемой выбора из множества вариантов, каждый из которых будет претендовать на непогрешимость.  Суть в том, что дух-разум не подвластен никаким законам и способен обернуть действие  любым образом, не заботясь об удачности или неудачности действия.  Реакция должна быть быстрой, как молния. В простой мгновенности нет проку, если разум «останавливается» хотя бы на мгновение. Как только это происходит, разум перестает быть свободным, так как тогда он подпадает под влияние постороннего фактора. Когда разум настраивается на быструю реакцию, уже сама мысль об этом превращает его в пленника.

Вместо того чтобы локализовать или порабощать разум, следует предоставить его самому себе, дать ему функционировать свободно и беспрепятственно. Только тогда, когда это сделано, он готов двигаться, как нужно, по всему телу, нигде не сосредотачиваясь. Учение Дзэн говорят о правильном или истинном и частичном разуме. [14] Когда разум наполняет все тело, то говорят, что он правилен; когда он находится в какой-либо конкретной части тела, - что он частичен или однобок. Правильный разум равномерно распределен по всему телу, а не сосредоточен в каком-либо отдельном участке. [15]

Дзэну чуждо отделение или локализация. Когда разум сосредотачивается в одном месте, ему не удается охватить все части тела. Когда он не скован каким-либо заранее намеченным планом, идеей или мыслью, он естественно распределяется по всему телу. Речь идет о том, чтобы позволить своим естественным способностям действовать при абсолютно свободном сознании – свободном от раздумий, сомнений, переживаний и увлечений любого свойства. Такое состояние еще называют «безличностность» (муга) - состояние, в котором нет ни эгоистических помыслов, ни тщеславного сознания собственных доблестей и достоинств.[16]

Такуан говорил: «Занимающегося любым искусством нельзя назвать мастером до тех пор, пока он не отбросил привязанности к своему умению. Этот принцип применим ко всем искусствам. Здесь исчезают все болезни сознания, здесь обретаешь обычное сознание и избавляешься от болезней, даже находясь в их средоточии».[17] Здесь под болезнью понимается привязанность и фиксация внимания, что считается неприемлемым и несоответствующим дзэнскому идеалу, ибо приводит к подавлению спонтанной чуткости и утрате свободы действия. Дзэнская пословица гласит: «Если зафиксируешь сознание на чем-либо, оно тут же исчезнет». Это означает, что непосредственная реальность сама по себе есть пробуждение, о чем неустанно напоминает дзэн.

В средневековой Японии была очень известна школа фехтования Синкагэ-рю. До наших дней сохранилось немало документов-«сертификатов», выданных мастером наиболее способным и достойным ученикам. Среди подобных документов встречаются всевозможные изречения, афоризмы, посвящение, пронизанные духом Дзэн, и, на первый взгляд, не имеющие никакой связи с фехтованием. 

К примеру, аттестат зрелости, выданный как удостоверение одному из ведущих фехтовальщиков школы, не содержит ничего, кроме нарисованного кистью круга. Образ должен был символизировать ясное зеркало, не замутненное пеленой, не тронутое пылью, как намек на «мудрость великого совершенного зеркала», которая соответствует непоколебимому знанию Такуана. Образ зеркала, как объекта мгновенно отражающего вещи и не удерживающего их, часто используется в качестве символа основания дзэнского сознания.

Дух-разум фехтовальщика должен быть абсолютно свободен от корыстных влечений и интеллектуальных выкладок, чтобы с максимальной эффективностью могла проявить себя «исконная интуиция», то есть «мусин», «отсутствие духа-разума». [18]

Секретные свитки школы Синкагэ-рю также содержат немало пятистиший – вака, отнесенных именно к искусству фехтования, большинство из которых несут на себе отпечаток духа Дзэн. Приведем один из них:

Если сердце твое

свободно от суетных мыслей,

от соблазнов земных, -

Не найти даже тигру места,

чтоб вонзить в твое тело когти!

Значительная роль духовности в обучении позволяет мастеру фехтования считать фехтование поистине видом творчества, подлинным искусством.    Кроме того, можно назвать еще несколько традиций, заимствованных мастерами меча у дзэнских монахов.

В средние века в Японии мастера, виртуозно владевшие мечом, часто именовались осё, что обычно служит обозначением сана буддийского монаха или священника.

Этот обычай, вероятно, по словам Дайсэцу Судзуки, восходит к истории одного выдающегося монаха храма Кофуку-дзи в Наре. Сам монах принадлежал к общине маленького храма Дзидзо-ин, дочернего филиала Кофуку-дзи. Он прославился по стране как непобедимый мастер фехтования и приобщил монастырскую братию к этому искусству. По сану все ученики должны были называть его не иначе как осё, и в дальнейшем такое обращение стали адресовать ко всем серьезным мастерам воинских искусств, независимо от их положения в буддийской церковной иерархии или от светской должности.

Во времена средневековья самураи часто путешествовали из провинции в провинцию, совершенствуясь в воинских искусствах, проходя своего рода стажировку под  руководством признанных мастеров. Тут они брали пример с дзэнских монахов, которые также отправлялись в странствия с целью обрести заветное Прозрение. Среди монахов такой род странствий получил название ангъя («пешее путешествие»), а среди самураев – муся-сюгё («учеба воина»). Так и само понятие «Мастер меча» часто используется в дзэнской практике для обозначения зрелого, умудренного опытом монаха, перешедшего грань между жизнью и смертью.[19]

Зал же, в котором обычно происходили тренировки фехтовальщиков, назывался додзё. Это помещение, специально отведенное в буддийском храме для религиозной практики. Санскритское его название – бодхимандала, то есть «место просветления» или «место постижения Пути».

Дзэн говорит о существовании меча жизни и меча смерти. Лишь великий мастер, постигший суть учения, знает, который из них и когда пускать в ход. Меч смерти призван уничтожить все, что стоит на пути его обладателя, а меч жизни – подавлять непроизвольные эмоции, порожденные инстинктом самосохранения.

Если в первом случае функция меча соотносится с духом патриотизма и воинственностью, то во втором с совестью, трезвым разумом, идеалами гуманности и справедливости.

Это различие хорошо передает легенда о двух прославленных оружейниках средневековья. Мастер Масамунэ был знаменит в конце эпохи Камакура.

3. Влияние дзэн-буддизма на японскую культуру

Искусство, выражающее дзэн, является для нас прямым и непосредственным способом его восприятия. Это особенно верно еще и потому, что искусство, порожденное Дзэн, не столь символично, как другие произведения буддизма и «религиозного» искусства в целом.

Излюбленные объекты дзэнских мастеров-художников и поэтов - это то, что мы бы назвали природа, «конкретное» или «земное». Даже рисуя Будду или патриархов и наставников Дзэн, они изображают их на редкость приземленно и по-человечески. [20]

Направленность дзэна внутрь подразумевает то, что он непосредственно взывает к духу человека. Когда посредничество формы исключается, один дух общается непосредственно с другим. Бедность и простота сочетаются в дзэне, но просто быть бедным и скромным еще не есть дзэн. Он не проповедует бедность только во имя бедности.

Факты и опыт ценятся в дзэне больше, чем обряды, символы и понятия, – другими словами, сущность в дзэне – все, а форма – ничто. Поэтому дзэн – это радикальный эмпиризм. В связи с этим пространство не есть нечто, простирающееся объективно; время не следует считать линией, тянущейся из прошлого через настоящее в будущее.

Дзэну неведомо такое время, и поэтому такие идеи, как вечность, бесконечность и т.п. являются фантазией с точки зрения дзэна, так как дзэн живет в фактах. Когда дзэн сравнивают с молнией, которая исчезает прежде, чем человек успевает вскрикнуть, то не следует полагать, что простая быстрота есть жизнь дзэна.

Однако дзэн избегает медлительности и сложности. Когда потекла крыша, учитель вызвал своих помощников и попросил принести что-нибудь, чтобы уберечь от дождя татами. Один без промедления принес бамбуковую корзину, в то время как другой пошел искать кадку, которую он потом принес учителю.

Говорят, учитель остался очень доволен первым монахом, принесшим корзину. Не кто иной, как первый монах понял дух дзэна лучше, чем монах, проявивший осмотрительность, хотя мудрость последнего оказалась практичнее и полезнее. Этот аспект дзэна носит специальное название «отсутствие разграничения».[21]

Когда дзэн выражает себя в искусстве, он составляет то, что может быть названо духом дзэн-буддийской эстетики. Он проявляется в простоте, непосредственности, смелости, возвышенности, отрешенности от внешнего мира, углубленности внутрь, равнодушии к форме, свободных движениях духа и мистическом дыхании творческого гения во всем мире – как в живописи, так и в каллиграфии, садоводстве, чайной церемонии, фехтовании, танцах и поэзии. Из всех школ махаяна-буддизма дзэн возымел самое сильное влияние на развитие искусств, являющихся специфической чертой японской культуры.[22]