Гражданская культура

Pye 1962: 52—53,

287ff.    ственное строительство»⁶.

 
Политические Чтобы проверить адекватность теории политической культуры, 
системы, вклю- необходимо посмотреть, способна ли она объяснить функционирова- 
ченные в наше ние различных типов политических систем и их свойства. До сих пор

исследование мы оперировали простой трехчленной схемой политической культуры и

"ПОЛПТ1ТСГ   № 3-4 (58-59)   2010 

215

JlflYttlOf tlflCAfint

тремя видами культурных сплавов. Сейчас наша модель уже пригодна для проведения более тонкого анализа. Введение концептов субкультуры и ролевой культуры усложнило ее и вывело за рамки этих простых матриц. Но поскольку, помимо всего прочего, эти матрицы были составлены скорее из «систем», чем из «элементов», чтобы провести четкий анализ, нам понадобится расчленить каждую из категорий, касающихся ориентации на политические объекты. В этом случае категория «когнитивная ориентация» будет включать в себя не только объем, но и специфику и достоверность информации, равно как и способность ее организовывать и обрабатывать. Категория «эмоциональная ориентация», наряду со степенью интенсивности, будет охватывать различные типы эмоций: гнев, удовольствие, презрение и т.п. Самой сложной из всех окажется категория «оценочная ориентация», ибо она вберет в себя совокупность ценностных норм, используемых при формулировании мнений и суждений.

   Аналогичным образом можно расчленить на составные  элементы и типы политических объектов. Так, политическая система в целом может как минимум быть подразделена на «нацию» и собственно «политическую систему». Объекты на «входе» будут включать в себя средства коммуникации, группы интересов, политические партии, законодательные органы, а также исполнительные органы в их политической ипостаси. Объекты на «выходе» можно классифицировать по нескольким основаниям. Наиболее очевидными их подвидами будут армия, полиция и множество функциональных гражданских ролей: налоговые власти, органы, занимающиеся вопросами быта, образования и т.п.

   В своем исследовании мы по преимуществу имеем дело с этими подвидами  ориентаций и объектов, а разработанная  в этой главе классификация лишь обеспечивает логику сведения воедино отдельных культурных аспектов политических систем. При решении вопроса о том, к какой категории отнести ту или иную эмпирически выявленную политическую культуру, следует исходить из частотности обнаруженных типов ориентации на различные подгруппы политических объектов. Используемая в отдельных главах этой книги дробная схема позволяет нам рассматривать подклассы политической культуры и действительно прослеживать мельчайшие различия между конкретными политическими культурами, относящимися к одному подклассу.

   В наше сравнительное исследование политических культур вошли пять демократий — Соединенные Штаты, Великобритания, Германия, Италия и Мексика, — выбранных потому, что они представляют широкий спектр политико-исторического опыта. На одном полюсе мы имеем Соединенные Штаты и Великобританию — страны, каждая из которых дает пример относительно успешного эксперимента в области демократического правления. Анализ этих двух случаев покажет нам, какого рода установки сопутствуют стабильно функционирующим демократиям, [позволит определить] частотность таких установок и их распределение среди различных групп населения.

216 

"ПОЛПШ"   № 3-4 (58-59)   2010

JlflYltlOf ИПСАЕЖ

   В то же самое время сравнение Британии и Соединенных Штатов может оказаться полезным для тестирования некоторых гипотез, касающихся различий между этими часто сопоставляемыми странами. Недавно двое исследователей британской политики предложили свои объяснения устойчивости традиционных установок по отношению к власти в этой стране. Д.У.Броган подчеркивает, что в ходе исторического развития Британии культура демократического гражданства с ее упором на инициативе и участии слилась с более древней политической Brogan 1960: 9ff. культурой, которая делала упор на обязанностях и правах подданных⁷. Гарри Экстайн обращает внимание на то, что британская культура соединяет в себе уважение к власти и четкое осознание прав гражданской ⁸ Eckstein 1958:     инициативы⁸.

^59ff. В свою очередь, в Соединенных Штатах независимое правитель-

ство  появилось с созданием республиканских  институтов, в атмосфере, отвергавшей  величие и священность институтов традиционных. Отсутствовал там и привилегированный класс аристократии. Функции правительства были относительно невелики, а бюрократические полномочия являлись объектом подозрения. Американская популистская идеология отвергала концепцию профессиональной, влиятельной правительственной службы и релевантную ей роль послушного подданного. Практика предоставления постов и привилегий сторонникам победившей партии за услуги во время выборов и политическая коррупция еще больше подрывали престиж правительственной власти. Да и в более широком плане — по причинам, на которых мы не можем здесь останавливаться, — доминирующая в американских общественных подсистемах, включая семью, модель власти обычно ставила во главу угла скорее политическую компетентность и участие, чем повиновение легитимной власти.

   Итак, сравнивая британскую и американскую политические культуры, можем ли мы доказать, что англичане в большей степени, нежели американцы, склонны к инкорпорации, наряду с ориентациями участника, «преданных» (allegiant) подданнических ориентаций? И лучше ли американцев они справляются с диссонансом между демократическим активизмом и «подданническим послушанием»?

   Включая в свое сравнительное исследование Германию, мы руководствовались несколькими соображениями. До внедрения демократических институтов в Пруссии, как и в Британии, на протяжении довольно продолжительного времени существовало эффективное легитимное правительство. В период объединения Германии в XIX в. прусская бюрократическо-авторитарная модель более или менее успешно была навязана другим германским государствам, вошедшим в состав страны. Как уже отмечалось, хотя в Германии сложились и правовое государство, и подданническая культура, опыт демократического участия в конце XIX столетия и в годы Веймарской республики так и не привел

"ПОЛПТ1ТСГ   № 3-4 (58-59)   2010 

217

JlflYttlOf tlflCAfint

 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
⁹ Brogan 1960: 14ff.

 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
¹⁰ Krieger 1957: 458ff. 

к развитию участнической политической культуры, необходимой для того, чтобы поддержать эти демократические институты, придать им силу и легитимность. Бóльшая часть рассуждений по поводу стабильности современных демократических институтов в Германии вращается вокруг вопроса о том, в какой мере в немецком народе укоренилось чувство гражданской ответственности и гражданских возможностей и взаимное доверие между политическими группировками.

   Тщательно изучив историю Великобритании и  Германии, можно прийти к заключению, что для обеих стран характерны установки, предполагающие почтительное отношение к власти, которые выросли на основе длительного опыта додемократического авторитарного управления. Но обращение к истории выявляет и существеннейшее различие между этими странами. Британский правительственный контроль в додемократический период никогда не был настолько всеобъемлющим и до такой степени уничтожающим инициативу, как в Германии. Броган подчеркивает, что даже в те столетия, когда англичане были «подданными», в Британии имелось широкое пространство автономии и [сохранялась] свобода объединения и участия в ограниченном самоуправлении⁹. Иными словами, даже в долгие столетия авторитарного управления в британской политической культуре присутствовал определенный участнический компонент. Таким образом, процесс слияния гражданских и подданнических установок уходит там в глубину веков. Он намного старше парламентских и избирательных реформ XVII, XVIII и XIX столетий. Эти реформы не разбивались о жесткую и неподатливую подданническую культуру, но могли опереться на давно уже существующую культуру плюрализма и инициативы.

   Как указывает Леонард Кригер в своем глубоком исследовании развития германских политических идей и движений, со времен борьбы принцев против имперской власти за достижение национальной независимости германская концепция свободы была связана скорее с освобождением государства от ограничений извне, чем с инициативой и участием индивидов¹⁰. Тем не менее демократические политико-культурные тенденции имелись и имеются в германском обществе. Они присутствовали и в XIX столетии, и в веймарский период, должны они прослеживаться и сегодня. Наше исследование позволит установить, какие элементы культуры участия представлены среди населения Германии, а какие отсутствуют.

 
   Италия  и Мексика были включены в наше исследование в качестве образцов относительно менее развитых обществ с переходными политическими системами. Социальная и политическая структура Италии, по крайней мере в южной части страны и на островах, носит досовременный характер. Если мы на минуту обратимся к итальянской политической истории, станет очевидно, что на самом деле в Италии Нового времени так никогда и не было «преданной» (allegiant)

218 

"ПОЛПШ"   № 3-4 (58-59)   2010

JlflYltlOf ИПСАЕЖ

национальной  политической культуры. В период, предшествовавший первой мировой войне, легитимность итальянской монархии отрицалась Церковью. В соответствии с правилом non expedit верующие не должны были наделять легитимностью новое государство и участвовать Binchy 1941. в его делах¹¹ . Во время фашистской интерлюдии эффективная государственная машина была создана, однако она основывалась скорее на внешнем контроле над обществом с помощью аппарата принуждения, чем на относительно свободном признании легитимности существующей политической системы. В этом плане Италия не похожа ни на Британию, ни на Германию, которые уже до внедрения демократических институтов имели интегрированные и легитимные системы власти.

Banfield 1958: 7ff.

   В своем исследовании одной из деревень южноитальянской провинции Лукания Эдвард С. Бэнфилд охарактеризовал политическую культуру этого региона как «аморальную семейственность», не наделяющую легитимностью ни бюрократические властные органы государства, ни гражданско-политические органы партии, группы интересов или местной общины¹². Было бы некорректно переносить эту оценку на всю Италию, однако наши данные во многом подтверждают справедливость заключения Бэнфилда о том, что в итальянской политической культуре необычайно сильны парохиальные, отчужденно-подданнические и отчужденно-участнические компоненты. Тенденции, связанные со стремлением к демократии, тоже присутствуют, прежде всего среди левых, но они относительно слабы по сравнению с широко распространенным духом отрицания, который воздействует на установки огромного большинства итальянцев по отношению к их политической системе во всех ее аспектах.

   Нашей пятой страной мы избрали Мексику, чтобы иметь хотя бы одну демократию, не входящую в Атлантическое сообщество. Мексика едва ли может рассматриваться в качестве образца зарождающейся нации, но страны, в которой было бы представлено все разнообразие социально-политических структур и исторического опыта недавно освободившихся народов Азии и Африки, возможно, не существует вообще. Со многими из этих народов Мексику сближает высокий уровень индустриализации, урбанизация и возросшая грамотность и образованность [населения]. До революции мексиканское правительство и мексиканская политика по большей части носили характер чужеродных фискальных и эксплуататорских структур, ненадежно надстроенных над обществом, состоявшим по преимуществу из родственных, сельских, этнических и статусных групп. Однако за последние 30—40 лет мексиканская революция оказала глубокое воздействие на социальную и политическую структуру [страны] и стимулировала развитие современных Scott 1959: 56ff.    демократических устремлений и ожиданий¹³.